class="p1">Паровозов тогда тоже пулю получил. В то самое, многострадальное плечо…
— Приезжает сюда на огромной, черной машине.
Нетрудно догадаться, о ком идет речь.
— Поговаривают, бизнес у него теперь большой. Высоко, говорят, в Москве поднялся. В этих своих бандосовских кругах…
Так и есть. Наслышана.
— Убьют его, Сань, однажды… — добавляет баба Маша тихо. — Там, где большие деньги, там всегда смерть тенью ходит.
— Я говорила ему об этом, — возвращаюсь к столу. Присаживаюсь.
— Как сама-то ты, Санечка? — теплая, испещренная морщинками ладонь, касается моих пальцев.
— Да как… Последний курс университета, папа готовит мне место в отделе, замуж еще вот позвали… — без особо энтузиазма показываю кольцо. В спешке забыла снять.
— Счастливой не выглядишь, — проницательно подмечает женщина.
— Счастливой я себя точно не чувствую, — сознаюсь, не пытаясь юлить.
— Это плохо. Молодая, красивая девочка, а огонька во взгляде нет.
— Отец давит на меня, а я… больше не могу.
— Совсем тяжко стало?
— Совсем… Можно я у вас немножко побуду? Мне бы в себе разобраться. Идти, честно говоря, больше некуда.
— Оставайся, миленькая. Сколько хочешь. Мне в радость, — ласково гладит по волосам.
Ее доброта — в самое сердце.
— Спасибо, баб Маш, — смотрю на нее с благодарностью. — Чужая я вам, а принимаете как свою.
— И ничего ты не чужая, дочка. Не грусти. Все обязательно наладится.
— Да, наладится, — киваю, соглашаясь.
— Пирожки печь будем? — подмигивает мне она.
— Конечно будем.
— Ты пойди-ка сперва переоденься, да рюкзак разложи.
— Вот я дура-то! — хлопаю себя по лбу. — Гостинцы вам привезла, а достать не достала!
Бегу в прихожую, ругая себя на чем свет стоит.
* * *
Вскоре Мария Семеновна провожает меня в гостиную.
— А можно… я буду спать в той маленькой комнате, что слева по коридору, — прошу, отчаянно стараясь при этом не покраснеть.
— Ой, Санечка, так в той комнате ремонта не было. Мы давай тебя в зале разместим? Там все новенькое!
— Мне и там нормально будет. Правда, — заявляю уверенно. — Можно, баб Маш?
Прочитав невысказанную мольбу в моих глазах, пожимает плечом.
— Чудные вы, — подозрительно прищуривается, улыбаясь.
И мои щеки моментально огнем вспыхивают.
«Чудные вы»
— Проходи. Только вещи его не трогай, Христа ради! — вздыхает, отворяя мне дверь.
— Не буду, — обещаю со всей серьезностью.
— Илья этого не любит. Жутко злится.
— Поняла.
— Всегда здесь спит, если на ночь у меня остается, — произносит как бы невзначай.
— Мм, — ставлю рюкзак на стул и осматриваюсь, ощущая некую неловкость, повисшую в воздухе.
— Ну, размещайся, Санечка. Через полчасика приходи на кухню, помогать мне будешь. А хочешь — отдохни, я сама справлюсь…
— Не, баб Маш, я приду однозначно.
— Добро!
Она выходит, прикрывает дверь с той стороны и оставляет меня наедине с моим прошлым.
Привалившись спиной к стене, слушаю немую тишину.
Окидываю комнатку внимательным взглядом. Отмечаю про себя, что здесь действительно совсем ничего не изменилось с тех самых пор. Все те же обои, мебель, ковер, занавески, кровать…
Я снова тут, надо же…
Не верится.
Это место очень много для меня значит. Здесь все началось и здесь же все закончилось. Ведь именно тут я стала женщиной. А еще, именно тут мы с Ильей приняли решение о том, что нам нужно расстаться…
Помню, как ругались после похорон.
Как я кричала на него.
Как обвиняла в смерти друзей.
Как просила одуматься и покончить с тем, чем занимается.
Сползаю вниз. Утыкаюсь носом в колени. Вспоминаю, как он ушел. И как я осталась в одиночестве.
В Москву возвращались порознь. Собственно, с того момента мы и начали каждый жить своей жизнью.
Жизнью, в которой «нас» больше не было…
Как это было?
Что ж… Первые полгода я умирала. Мне не хотелось ничего. Существовала на автопилоте. Что-то ела, как-то училась, плохо спала… А когда пришла та самая стадия принятия, меня конкретно понесло. Шумные вечеринки, скандалы с родителями, шашни с мальчиками, странные компании, алкоголь и что похуже. Все это не от большого ума конечно, и благо, что нашелся друг, способный привести меня в чувство.
Тот наш последний разговор с Камилем я запомню навсегда. Так хорошенько он меня пристыдил и припозорил. Так по мне бульдозером прошелся… что я неожиданно пришла в себя. Правда уже с осознанием того, что Юнусова потеряла. Ведь даже он со своей бездонной чашей терпения не выдержал.
Не хочу думать о том отрезке своей жизни.
Не могу…
Сбегаю к Марии Семеновне на кухню. Там мы с ней включаем телевизор и принимаемся за приготовление пирожков. С разной начинкой их делаем: мясо, картошка, яйцо, зелень.
Вкуснотища!
Много болтаем. Плачем и смеемся, ведь старушка охотно делится непридуманными историями о своей юности и молодости.
Я по-настоящему отдыхаю душой. Давно мне не было так хорошо и тепло. Разве что с Региной, сейчас отдыхающей в Турции.
Когда стрелка часов переваливает за восемь, выпиваем по чашке горячего чая и расходимся по комнатам.
Баба Маша и раньше всегда говорила, что ложиться надо пораньше, для того, чтобы пораньше встать и переделать много дел. Жители деревень ее поймут, конечно. А вот такие сони, как я, навряд ли.
Подхожу к шкафу, открываю дверцы и все же нарушаю обещание, данное хозяйке дома. Достаю оттуда Илюхину футболку. Раздеваюсь догола и ныряю в нее, расправляя по бедрам.
Глупо, согласна, но мне так хочется.
Скидываю тапочки и забираюсь в кровать, натягивая одеяло до самого подбородка.
Медленно вдыхаю и выдыхаю, но это едва ли помогает справиться с той дикой дрожью, что охватывает все тело.
Сердце стучит как придурочное, а ослепляющая темнота безжалостно душит яркими и откровенными воспоминаниями.
«Ты такая сексуальная»
«Сдохну, Рыжая, если прямо сейчас не окажусь в тебе!»
«Какой у тебя рост, кнопка?»
«Честно назови в сантиметрах»
Каким же он был… чутким и внимательным. Как искренне переживал за меня. Как горячо и страстно целовал! Всю меня. Всю…
«Больно?»
— Больно, — шепчу лишь губами, и по лицу безостановочно катятся невыплаканные слезы.
Думает ли он обо мне? Хотя бы иногда. Хотя бы изредка.
И если бывает тут, значит… не забыл. Не забыл ведь?
Закусываю уголок подушки и закрываю глаза. Чтобы восстановить по крупицам ту первую нашу ночь. Сумасшедшую и совершенно нежданную.
Внезапно раздавшийся звонок стационарного домашнего телефона вынуждает меня вскочить с постели.
Двигаюсь я быстро, однако, очутившись на кухне, понимаю, что баба Маша меня каким-то образом опередила. Она уже там. Прижимает трубку к уху и тихо спрашивает:
— Внученька, это ты?
— Это Аленка? Аленка? — ору как ненормальная и в следующий миг уже стою у тумбочки.
Мария Семеновна,