Читать интересную книгу Искры - Михаил Соколов

— Истинно торговец и есть, — подтвердил Вихряй.

— А в губернии кто хозяйничает? Генерал-губернатор. А в Петербурге кто сидит в правительстве? Дворяне-помещики и крупные капиталисты. А кто стоит во главе всех властей? Царь, самодержец, сам назначающий всех министров и губернаторов. Следовательно, борьба против властей неизбежно должна вылиться в восстание пролетариата против всех властей, во главе которых стоит царь. Это и есть политическая борьба против самодержавного строя России за то, чтобы страной управляли представители народа… Ясно, товарищи?

— Вроде ясно.

— Да-а… Хитрая это штука, политика, — послышались голоса.

Лука Матвеич развернул небольшую гектографированную брошюру и, вернувшись к основной теме своей лекции, заговорил еще более оживленно:

— Товарищ Ленин, руководитель русской социал-демократии, поэтому и говорит в своей брошюре «Задачи русских социал-демократов», что мы должны ставить перед собой и решать экономические задачи вместе с задачами политическими. И экономическая, и политическая борьба, следовательно, равно необходимы. Но без борьбы политической рабочий класс не может освободиться от угнетателей, от класса капиталистов. Всякая борьба классов есть поэтому прежде всего борьба политическая. А что говорят экономисты?

Лука Матвеич достал платок, вытер им влажный лоб и посмотрел на кружковцев, точно проверяя, слушают ли они его, и понимают ли. Все напряженно смотрели на него и ждали его слов. «Ничего, поначалу будет трудновато, зато потом все станет ясным», — удовлетворенно подумал он и заключил:

— Наши экономисты просто-напросто изменники революционному учению Маркса, поклонники той самой бернштейниады, которая так модна за границей и которая забивает головы рабочим нелепыми рассуждениями о том, что они-де могут и мирно жить с хозяевами-капиталистами, добиваясь постепенного улучшения своего положения. Ленин призывает нас следовать великому завету Маркса: «освобождение рабочих должно быть делом самих рабочих». Поэтому мы и говорим: рабочий класс может избавиться от своих угнетателей только насильственным путем, свергнув их и захватив государственную власть. Вот в чем суть наших разногласий, товарищи.

Леон слушал Луку Матвеича и думал: «Сколько же это книг надо прочитать, чтобы знать столько и уметь смотреть в будущее?» Он вспомнил вчерашний свой разговор с Лукой Матвеичем — в степи и таким маленьким показался сам себе, что ему стало досадно: «Шил, жил и ничего не видел, и не знал, только что ругался на кровососов разных. Значит, верные слова Лука Матвеич сказал: „Без книг, без науки про рабочую жизнь ничего ты, Леон, не поймешь и не узнаешь“.»

— Вы ничего не хотите возразить против того, что я говорил? — обратился Лука Матвеич к Ряшину. — Судя по вашим словам, вы разделяете мнение Кусковой?

Ряшин блеснул глазами, недовольно спросил:

— Не понимаю: вы… допрос мне приехали делать или беседу проводить?

— Я приехал создать марксистский кружок, — спокойно ответил Лука Матвеич, — и именно поэтому хочу вас спросить: почему вы принижаете марксизм и русское революционное движение? Ведь ваши слова о «костюме с чужого плеча» — это же слова Кусковой из «Кредо»!..

— Слушайте, товарищ Цыбуля, оставьте свои поучения для начинающих, вроде Дорохова и Ольги. А я как-нибудь сам разберусь, кто прав, кто не прав, — с раздражением проговорил Ряшин и, поднявшись, сделал несколько шагов по комнате.

— Нет, разговора этого оставить нельзя, товарищ Ряшин, — несколько повышенным тоном сказал Лука Матвеич. — Нам надо точно знать, с кем мы имеем дело.

— Кому это — вам?

— Губернскому центру партии.

— Обо мне губернский центр в лице товарища Полякова знает давно. Нечего искать у меня того, чего во мне нет.

Лука Матвеич пожал плечами:

— Хорошо, товарищ Ряшин. Поработаем — увидим, куда вы будете гнуть.

Возвращались домой поздно. Леон шел рядом с Оксаной, в нескольких шагах от Луки Матвеича, и делился с ней своими впечатлениями о сходке. То, что Оксана была на сходке и обнаружила знание марксистской литературы, его уже не удивляло. Он удивлялся лишь тому, что руководителем кружка все-таки остался Ряшин.

— Ты в Петербург скоро поедешь? — спросил он Оксану. — Может, книжек бы прислала мне оттуда? Тут в библиотеке нет таких книг, какие мне теперь нужны.

Оксана рассмеялась.

— А ты надеялся в здешней библиотеке найти марксистскую литературу? Наивный же ты, Леон.

— Говори по-русски, пожалуйста. Нахваталась там всяких слов… «Наивный». Сама ты наивная, если до сих пор не выбрала своей дороги в жизни.

Оксана усмехнулась, примирительно сказала:

— Хорошо, кое-что я пришлю тебе из Новочеркасска. К Якову вот съезжу только… — Она спохватилась: «Не надо было ему знать об этом», но было поздно.

— Девка сама едет к парню… Умно, нечего сказать, — нахмурился Леон.

— Лева, ну что это за речи? Что я — девка хуторская, что ты подозреваешь… Стыдился бы! — смущенно проговорила Оксана.

— А это уж ты стыдись, — отрезал Леон. — На сходке говорила одно, а теперь будешь с Яковом сладкие речи вести?

— Но у него гостит Алена! — воскликнула Оксана.

— Но ты-то не к Алене едешь! — возмущенно сказал Леон. Оксана умолкла. Да, она ехала не к Алене…

2

Лука Матвеич задержался у Леона. На следующий день, одевшись в рабочую одежду Ивана Гордеича, он ознакомился с заводом, с товарищами Леона говорил, расспрашивал о том, как они живут, бросал как бы мимолетные замечания о жизни, работе. Леон заметил, что рабочие провожали его учителя то задумчивыми, то сдержанно одобрительными взглядами, потом сходились в группы и о чем-то горячо рассуждали.

И Леон начал более внимательно прислушиваться к словам своего учителя.

Вот они пришли в доменный цех. Оглушительный шум и свист стояли в цехе, возле печей. Иван Гордеич знаками подозвал Леона и Луку Матвеича, подвел их к фурменным отверстиям и дал синее стекло. Леон посмотрел в глазок отверстия и увидел внутри домны ослепительно белые, похожие на вату, куски раскаленной руды. Они легко шевелились, как бы спрыгивали все ниже и ниже, а на их место откуда-то сверху опускались все новые куски, и этому движению не было конца.

— Татары наверху там кидают в печь материал: руду, кокс, антрацит, и вот он какой стал. А потом он превратится в жижу чугуна, — кричал мастер над ухом Луки Матвеича.

— Да-а, — задумчиво произнес Лука Матвеич, когда отошли немного от печи, и спросил у подошедших рабочих, каталей, подвозивших руду и кокс к подъемной машине: — И сколько они получают за завалку печи, за день, татары?

— Восемь гривен в день, — ответил Иван Гордеич, — Наши, русские, — рубль.

В это время открыли конус одной из домен, и из нее вырвались тучи темнорыжего дыма и длинные языки пламени и все окутали вокруг. Видневшиеся на загрузочной площадке домны маленькие человеческие фигуры засуетились и исчезли в дыму и огне. Иван Гордеич пояснил:

— Ад. Прошлый год на пасху вот так же открыли конус, чтобы материал засыпать, а вместе с материалом и татарин провалился в печь, — голова от чада закружилась, должно. Русские-то на пасху и рождество не работают.

Лука Матвеич мрачно повторил:

— Значит, восемь гривен за эту работу получают. А хозяин, Суханов, за прошлый год получил восемьсот тысяч рублей прибыли. Вот она какая разница выходит.

— Восемь… сот тысяч! — удивленно воскликнул подошедший друг Ивана Гордеича, каталь Гараська. — Вот куда наши денежки идут.

В мартеновском цехе, разговаривая с молодым завальщиком печей, Лука Матвеич спросил:

— Хватает с жинкой заработка?

— Не женат я! — крикнул парень и, посмотрев на окошко в печи, где гудело и слепило глаза пламя, сказал: — Тысячи пудов кидаю материалу в эту прорву, а жениться все одно не на что…

Лука. Матвеич посмотрел на окошко, на белое пламя в гудевшей печи и тоже крикнул парню:

— А вот молодой Суханов недавно сел играть в карты с офицером одним и выиграл себе жену. Двадцать пять тысяч стоила ему эта жена!

— Двадцать пять тысяч! — воскликнул парень и, глянув по сторонам, сказал: — Нам копейку с пуда материала недавно скинули. Выходит, на жинку сынку хозяин урезку нам сделал. А мы все молчим и работаем.

— Зря молчите. Давно надо бы потребовать увеличения заработков и еще кое-чего побольше, — как бы между прочим проговорил Лука Матвеич и пошел прочь.

Парень подумал немного, потом подошел к товарищам и о чем-то заговорил с ними, таинственно посматривая по сторонам и куда-то кивая головой.

А когда пришли в прокатный цех, дед Струков спросил:

— Ну, все показал, всю нашу жизню, язви ее? У нас только что одному человеку штука ударила в живот и спалила все нутро. В больницу повезли, а на что она теперь ему! Эх, язви вас, погибели на вас нету, проклятых! — отчаянно взмахнул он рукой.