Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, везде оно одинаково народу, — задумчиво проговорил он. — Много надо переделать на земле, чтоб народ отошел и отдохнул от жизни такой. Правда, Леон?
Ряшин бросил косой взгляд на Леона, спросил Ермолаича:
— Например, чего бы вы хотели?
— А вон Левка пущай скажет. Его уж с двух мест выжили, он знает, что нужно народу.
Все посмотрели на Леона.
Леон сел на корточки, взял бутылку с пивом.
— Можно? Чье это?
— Пей, потом рассчитаемся, — ответил Вихряй.
Леон, медленно наливая пиво, сказал:
— Мне, к примеру, надо немного. Надо, чтоб меня не брали за горло атаманы да власти разные, а чтоб я сам распоряжался своей судьбой. А что вам, старым рабочим, надо — не знаю.
Он медленно выпил пиво, поставил стакан на траву и закончил:
— Не о том Иван Павлович говорит. Жизнь надо переменить и на всяких кровососов узду накинуть — вот наша задача. Как сказали Маркс и Энгельс: рабочим нечего терять, кроме своих цепей, а завоюют они весь мир.
Никто не ожидал от Леона таких слов. Александров с усмешкой посмотрел на Ряшина и многозначительно переглянулся с Ткаченко и Вихряем.
— Ну, правильно Левка сказал? — спросил Ермолаич у Ряшина.
Ряшин выпил пиво, не сразу ответил:
— Молодец! Немного вперед забежал, ну, да это не большая беда.
Вихряй налил еще стакан пива, подал Леону:
— Пей. За приятные речи угощаю бесплатно.
По поляне шел полицейский Карпов. Заложив руки назад, он неторопливо подходил то к одному, то к другому кружку, негромко покрикивал:
— А ну, расходись! Сейчас же очистить поляну!
Покрикивал, видимо, больше по привычке, но Ряшин сказал:
— Господин Карпов, что это вы так шумите? Здесь что, разбоем занимаются?
— Знаю я, чем вы тут занимаетесь… В моем околотке никаких сборищ чтоб не было. Не разрешаю!
— А много земли в твоем околотке? — съязвил Ермолаич.
Неподалеку показались еще два полицейских.
— Расходись, приказано! — вдруг заорал Карпов и тихо сказал: — Да пойте же что-нибудь, дьявол вас… Надзиратель идет, не видите?
Ткаченко высоким голосом громко запел:
Вот мчится тройка почтова-аяПо Волге-матушке зимой…
2
Вечером к Горбовым громко постучали. Леон читал с Ольгой взятую в городской библиотеке новую книгу — сборник рассказов Максима Горького, и никого не ждал. Он вышел во двор, окликнул:
— Кто там?
— Наконец-то! — послышался голос Оксаны.
Леон заторопился к воротам, открыл калитку и увидел Оксану и Луку Матвеича.
— Ну и далеко же ты, хлопче, забрался. Два часа блуждаем, еле нашли, — здороваясь, негромко проговорил Лука Матвеич.
— А я думал еще дальше забраться, да тут понравилось, — усмехнувшись, ответил Леон.
— Понравилось? Это хорошо.
Войдя в комнату, Лука Матвеич с удивлением посмотрел на иконостас Ивана Гордеича, качнул головой. Взяв книжку из рук Ольги, он спросил:
— Про жития святых читаете? А Илье о другом писали.
Ольга посмотрела в сторону передней, где были Горбовы, тихо ответила:
— Это — они, а мы про любовь, Макара Чудру читаем.
Лука Матвеич улыбнулся и легко похлопал ее по плечу.
Леон попросил Дементьевну приготовить какое-нибудь угощение:
— Ну, по рюмочке. Барышням вина бы надо достать сладенького, да не знаю где, — ночь на дворе. Одним словом, похлопочите, мамаша, а я потом заплачу. Это мои самые дорогие гости — сестра и учитель гимназии, — сказал Леон о Луке Матвеиче первое, что пришло на ум.
— Похлопочем, похлопочем, — ответила Дементьевна, довольная тем, что в их дом пожаловали такие богато одетые городские люди.
Пока Леон ходил за вином, Оксана рассматривала иконы, семейные фотографии на стенах и то и дело повторяла:
— Честное слово, он тут монахом станет.
— Да, хоть службу служи, как в церкви, — усмехнулся Лука Матвеич и стал расспрашивать Ольгу, как они с Леоном устроились на заводе. Заметив, что Ольга бросает настороженные взгляды на Оксану, он мягко сказал:
— Оксана — сестра Леона, учится на женских курсах в Петербурге.
От Леона не могла ускользнуть резкая перемена в сестре: это была уже не прежняя наивная, беспечная гимназистка в скромном форменном платье, а богатая девушка, умеющая держать себя гордо, с достоинством. В дорогом сером платье, в белых перчатках с надрезанными пальцами и в большой шляпе со страусовым пером, она показалась ему неожиданно важной и непонятной.
Дементьевна накрыла стол в горнице, выпила с гостями рюмку вина и удалилась в переднюю.
— Господи, никогда не видала такой красивой барышни. Что личико, что ручки — как ангел! — умилялась она, бросая на Оксану через раскрытую дверь любопытные взгляды.
3
Лука Матвеич читал письмо Леона и приехал в Югоринск с намерением ознакомиться с кружком Ряшина.
Утром после завтрака он посидел за столом, ведя шутливый разговор с девушками, и, поднявшись, сказал Леону:
— Пойдем пройдемся немного.
Ольга и Оксана поняли его и не стали удерживать.
Когда они остались одни, Оксана начала расспрашивать Ольгу о событиях на шахте, о жизни Леона на заводе. Ольга рассказала, как они с Леоном искали работу, как смотрели «потехи» на площади, о случае на базаре упомянула. Оксана воскликнула:
— Пил? Лева пил водку? Невероятно!
— Такое уж наше положение было, — ответила Ольга. — впереди ничего, кроме голода.
— Это не причина, — заметила Оксана.
— Вы просто не можете этого понять.
Оксана усмехнулась.
— Очень хорошо все понимаю, а вот вы с Леоном, очевидно, еще не все понимаете, — возразила она. — Вы хотели одной стачкой изменить свою жизнь и ничего не достигли. Наивные люди! Вам надо учиться и учиться.
Ольга с сожалением подумала: «Вот тебе и сестра Леона! Откуда она такая взялась?» И спросила, наливая чай в цветной стакан:
— Вы родная сестра Леону?
— Родная, — ответила Оксана, сощурив глаза. — А вам хотелось бы, чтобы я..: работала на заводе и устраивала стачки?
Ольга придвинула Оксане сахарницу, пышки-слойки. Достав из рукава блузки маленький платочек, она вытерла им пальцы. Оксана мельком взглянула на платочек ее и на крупные руки, на обветренное лицо и подумала: «Настоящая пролетарка. Только зря ты, милая, так ревниво говоришь о Леоне и на что-то рассчитываешь».
— Ваш брат — рабочий, ваши родители — бедные крестьяне, зять — шахтер, — заметила Ольга. — Я не говорю, что вы должны работать на заводе, но вы совсем другая, не похожая на ваших родных.
Оксана позвенела ложечкой о стакан, отпила глоток чаю. Смешно и досадно ей было слушать эти слова, и она недовольно заговорила:
— Да, родные мои — бедные люди. Но неужели я, курсистка Бестужевских курсов, не имею права избрать себе в жизни лучшую долю? Поймите: не могу я быть такой, как вы, как Леон, как все мои родственники.
— Вы не поняли меня, я говорю про другое. Вы из простых людей и должны бы сочувствовать Леону, а вы его осуждаете. За что? — спросила Ольга и прямо взглянула в насмешливые, — зеленоватые глаза Оксаны.
Оксана смутилась, немного помолчала и более сочувственно продолжала:
— Я не осуждаю, нет. Но я не вижу смысла пока что, разумеется, рисковать жизнью ради далекого нового социального общества. Известно, что все, кто до сих пор это делал, оказывался в конце концов на каторге или в ссылке. Значит, не настало еще время и нет еще такой силы, которая могла бы изменить существующий порядок вещей.
— Вы очень громко говорите, Оксана, могут подслушать, — заметила Ольга.
— Пусть слушают. Я племянница помощника наказного атамана, и вы зря беспокоитесь обо мне.
Оксана произнесла это высокомерно, громко, и Ольга подумала: «Племянница… Если ты такая сильная, лучше бы помогла нашим шахтерским», но не сказала этого, а лишь мягко возразила:
— Здесь живет ваш брат… И про такие дела не говорят…
— А что делают?
— То, что надо, — с досадой ответила Ольга. — Так жить, как мы живем, нет терпенья. Переделать надо такую жизнь!
— Нет такой силы.
— Неправда, есть.
— Уж не вы ли с Леоном?
— Брат ваш, зять, — пролетариат, одним словом, — отчеканила Ольга. — Конечно, если бы нам больше помогали такие, как вы, образованные, ученые люди, мы скорее добились бы своего, скорее… Но, видать, не всякий поможет нам. Опасно это, — можно угодить в тюрьму.
В словах Ольги, простой шахтерской девушки, была какая-то своя, хорошо осознанная правда. И тем не менее Оксана наставительно сказала:
— Слушайте, Оля, вам много, очень много надо… учиться, прежде чем поучать других. Извините меня за резкость, но я вам прямо скажу: вы с Леоном ничего не понимаете в окружающей вас действительности.
- Лазоревая степь (рассказы) - Михаил Шолохов - Советская классическая проза
- Мариупольская комедия - Владимир Кораблинов - Советская классическая проза
- Горячий снег - Юрий Васильевич Бондарев - Советская классическая проза
- Собрание сочинений. Том 7. Перед восходом солнца - Михаил Михайлович Зощенко - Советская классическая проза
- Резидент - Аскольд Шейкин - Советская классическая проза