— Помню, в тот день Фиона была напугана, настолько сильно, что даже доза не успокоила ее. Думаю, когда она собиралась на встречу со своими поставщиками, то подозревала что-то. Раньше они сами приезжали к нам, а теперь потребовали, чтобы она приехала к ним. Видимо потому и взяла меня с собой, — я горько улыбнулась прежде чем сказать следующее. — Думала, что они не станут трогать ее, если с ней буду я. Как же она ошибалась.
Вспоминая теперь тот вечер, я была благодарна, что Калеб не делает попыток обнять меня или пожалеть. Мельком глянув на Калеба, я увидела, что он задумался и вовсе не шевелится, но я понимала, как ему должно быть тяжело. Его глаза были закрыты, и поза свидетельствовала о расслабленности, но желваки на скулах совершенно не говорили о его спокойствии. Он был так прекрасен и органичен среди этой увядающей осенней красоты. Смотря на него, я все еще тяжело воспринимала, что он пока что не полностью мой. А только какая-то его часть. Потому что пока я не знаю о его прошлом, а он о моем, мы не можем считать, что полностью знаем друг друга.
— От криков и громких голосов, — продолжила я, стараясь не выдать в голосе напряженности, — я испугалась и начала плакать. Кто-то из них, этих людей в темной одежде, ударил меня, не помню, было ли больно, но вдруг я оказалась на полу, вся в крови, испуганная еще больше, и понятное дело голосящая во все горло. Фиона, наконец, поняв свою оплошность, бросилась защищать меня. Сначала раздался чей-то грубый смех, такой неприятный и скрежещущий, а потом несколько выстрелов,… а в следующий миг, вынырнув, будто из темноты, я поняла, что лежу на улице, среди мусора, залитая кровью сильнее, чем раньше, и думаю, что большей частью кровью Фионы. Знаю, что не могла пошевелиться, или встать, а только лежала, и гадала — когда же появятся ангелы. Потому что они должны забрать меня на небо, если со мной что-то случится, так говорила нам одна из монахинь в интернате.
И тут появились они. Двое людей, или точнее ангелов как решила я, двигались слишком быстро и говорили на непонятном языке, что я ничего не могла разобрать. Прекрасное лицо Самюель зависло надо мной, и тогда я полностью уверилась, что ангелы пришли за мной. Она светилась для меня ярким белым пятном в этом темном закоулке. Тогда я уже понимала, что такое смерть, но еще не боялась ее. Я думала лишь о том, что стану скоро такой же красивой. Как теперь помню, о чем они говорили…
— Ты сошла с ума! — в ужасе выкрикнул Терцо, удерживая ее за плечи. — Она ребенок.
— Но ее кровь… — застонала Самюель, — я не могу сопротивляться этому запаху! Она особенная. Мне тяжело просто даже смотреть на нее…
— Самюель нетерпеливо принялась откидывать с меня мусор и, дрожа, опустилась на колени возле меня. Ее руки схватили меня слишком грубо, что я даже на миг испугалась, но она замерла, и ее дыхание стало прерывистым.
Я улыбнулась деревьям, вспоминая это. Не было чему радоваться, тогдашний вечер был ужасен, но все же я нашла их. Мой оплот, мою крепость — своих родителей. Разве кто-нибудь мог, так же как и я, всегда и во всем надеяться на родителей? Для них не было ничего недосягаемого. И я не могла сделать ни одного ужасающего поступка, который бы вверг их в ужас или в исступление. Они могли простить мне все.
— Самюель после рассказывала мне, что в тот момент боль, куда сильнее жажды и желания, проникла в нее, когда она увидела меня, окровавленную, худющую, замученную, одетую в грязную, почти нищенскую одежду и шепчущую ей, что она ангел. Она сказала, что так много перевернулось тогда в ее душе, и именно меня она так давно искала и ждала.
А Терцо сначала так ничего и не понял. Его тоже замучило желание, но страх перед наказанием за убийство Особенной, напугал его. Он подумал, что я видимо уже умираю, потому как ничего больше, по его мнению, не могло остановить Самюель. Он просто не мог поверить, что ей удалось взять под контроль порыв и жажду. А когда Самюель попросила удивленного Терцо взять меня на руки, так как она еще не до конца была уверена в себе, — он понял ее. Как он уже потом доверился мне, для них жизнь, оказывается, была только ожиданием меня.
Они не могли поверить тому, что так негаданно стали родителями. Прат, конечно же, возмущался первое время, ведь я просто человек, и не должна знать о них, но Самюель и Терцо были непреклонны. Потом и он меня полюбил, намного больше, чем сам в этом признается.
Я задумалась, не зная, что именно ему еще рассказать. Но о чем тут думать, мне теперь действительно хотелось, чтобы Калеб знал, почему я именно такая как есть.
— После похорон Фионы, оплаченных, кстати, ими, Терцо сделал все, чтобы меня удочерить. Первый год нам всем было тяжело…
Я задумчиво пожевала губу, думая стоит ли рассказывать Калебу обо всех подробностях. Я хотела, чтобы он знал меня, а не жалел. Все то, что произошло, теперь уже казалось чужим прошлым, которого я не боялась и не сожалела о котором.
— Они привыкали к новому образу жизни. Хотя и до этого им приходилось оседать на одном месте, — отец не мог избавиться от желания учиться, но новый рацион повлиял на всех. Ричард принял его куда охотнее, чем все остальные, сложнее было Прату. И все же они все старались. Я в этот год плохо спала, прятала еду, боялась незнакомых людей. И все же постепенно все забылось, я все-таки была слишком маленькой, чтобы многое принять всерьез. Постепенно, я пошла в школу, наверстав все упущенное дома с Терцо и Ричардом. К тому времени, он решил пойти учится в Университет, и жил с нами постоянно в Чикаго, куда Терцо и Самюель решили переехать. Все постепенно вошло в русло, только последние полгода выпадают из счастливой картинки.
Я развернулась, чтобы посмотреть на Калеба, но его не было на месте. Оглядевшись вокруг, я поняла, что он стоял возле меня. Молчал, и его глаза были грустны. Я улыбнулась, чтобы рассеять его тревогу относительно меня и положила руку на его щеку, а он с наслаждением закрыл глаза. Мы несколько минут стояли так. И я знала, что теперь он может видеть ту мою часть прошлого, о которой я и сама не любила вспоминать. Было просто довериться.
Я поняла, что теперь могу позволить не только ему видеть свои воспоминания, но и сама вспоминать. Вдруг перед моими глазами начали мелькать вспышки из прошлого, и я начала видеть такие подробности, каких раньше не помнила. Например, в чем были одеты Самюель и Терцо, или какими мне казались горячими руки Самюель. Что заказали мне поесть в гостинице, и как я заснула, почти в тарелке, и руки Терцо, ласковые и незнакомые, когда он укладывал меня в кровать. А также грозу, на следующий день.
Калеб неожиданно удивленно отстранился.