Читать интересную книгу Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 3 - Макар Троичанин

Владимира как осенило. Он хлопнул себя по лбу и уверенно сообщил:

- Знаю: кто!

- Говори, - подался к нему Марлен в ожидании.

- Та школьница, что жену выжила. В последнее время совсем обнаглела, стала командовать: кружок разгони, в баню не ходи. Сашка тоже взъерепенился, опомнился, начал осознавать, что с женой и дочкой поступил подло, и наотрез отказался подчиняться, надеясь избавиться от диктатора в юбке и помириться с семьёй. Нашла коса на камень. В пику девка стала приваживать школьного учителя Воньковского, который заинтересовался кружком…

- Воньковского? – перебил Марлен, запоминая или вспоминая вонючую фамилию.

- Да. Сашка его сразу невзлюбил. Ещё больше со школьницей стали цапаться. Хорошо, что тот через день или два пропал…

- Нашёлся в речке с дыркой во лбу.

Владимир тоже сплюнул за окно, как будто услышал о загадочной смерти пана впервые.

- Собаке – собачья смерть, - не пожалел он хорошего знакомого. – Кто был в оккупации, все знают, что он рьяно прислуживал и немцам, и полицаям. Непонятно, почему остался ненаказанным?

- Ты так и не куришь?

- Нет.

- А я засмолю, а то чегой-то нутро застыло.

Он добыл твёрдую пачку «Казбека» из кармана галифе, картинно смял мундштук папиросы, ловко кинул в рот, вынул из нагрудного кармана блестящую наборную зажигалку, дал полюбоваться соседу, чиркнул колёсиком и осторожно поднёс пламя к кончику «казбечины». С удовольствием глубоко вдохнул и медленно, выпуская изящные дымные кольца, выдохнул, наслаждаясь табачным наркотиком и заполняя кабину отвратным пьянящим запахом. Владимир, поморщившись, полностью открыл окно со своей стороны.

- Всему своё время, - глубокомысленно изрёк недоделанный следователь. – Я думаю, жизнь ему подарили временно, чтобы, бродя по городу, выискивал прежних знакомых. А он, сволочуга, зарабатывая долгую отсрочку, выискивал заодно и тех, кто нечаянно или с отчаянья оговорился, не то и не так сказал о власти. Вот и нарвался на хорошего знакомого.

Марлен выбросил окурок за окно.

- Я как-то застал его у Вайнштейна, видать, спелись два гадёныша. Это была грубая ошибка москвича – ну, кто берёт в осведомители хорошо знакомого городу предателя? Наверное, торопился, не знал о популярности поляка. О Сашке донесений от него нет, наверное, принюхивался и не успел продать. Идея! – воскликнул оживившийся Марлен.

- Поделись, - попросил Владимир, которому ничего, кроме как исчезнуть, в голову не приходило.

- Мудрая мысля!

- Не тяни, - умоляла жертва в надежде на спасение от паршивого зверя из обложившей волчьей стаи.

- Чистая бумага есть?

Владимир достал из бардачка большой блокнот, купленный для записи маршрутов.

- Годится. А чем писать?

Появился «Паркер».

- Ого! Жирно живёшь.

- Считай, что твоя.

- Повременим. Пока пиши: В следственный отдел БелУГБ от шофёра центральной автобазы г.Минска Васильева Владимира… как тебя по батюшке?... Ивановича. Так, теперь заголовок: Заявление. А теперь текст: Настоящим выражаю добровольное согласие на работу…

- Никак ты вздумал сделать меня стукачом? – гневно спросил Владимир, перестав писать.

Вербовщик заулыбался, довольный мудрой мыслёй.

- Ну и догадлив! – похвалил потенциального филёра. – Пойми: став сотрудником организации, ты будешь под её защитой даже от её работников. Ты – мой агент и пас по моему заданию Сашкин кружок…

Владимира всего передёрнуло от выдуманной мерзкой роли: мало того, что американский шпион, так станет ещё и смершевской ищейкой. А как же с Покаянием?

- … Погоди, не морщись почём зря. Удар, направленный Вайнштейном на тебя, станет тогда холостым, ты уйдёшь от следствия, останешься простым свидетелем и, что самое главное – на свободе.

«Заманчиво», - подумал обложенный зверь, - «но гадко!».

- Кроме того, о бумаге никто не будет знать, кроме меня и следователя, - сметливый стажёр лукавил, поскольку душезакладные обязательно поступали в отдел регистрации и учёта осведомителей. – Как только нужда в ней отпадёт, я её уничтожу.

- А Сашка? Что будет с ним?

- Сашке так и так крышка, - обрадовал помощник следователя и вероятного подследственного. – Арестованных никогда не освобождают, даже если не виновны. Во-первых, чтобы каждый знал, что сопротивление после ареста бесполезно, а во-вторых, чтобы народ верил, что госбезопасность не ошибается. Если следствие у Вайнштейна развалится, а мы должны помочь в этом, то другу твоему влепят для острастки лет пять лагерей и поражение в правах на столько же. Но разговор не о нём. Вам со стариком помогать надо не ему, а себе, как ты не понимаешь? Хочешь оказаться рядом с другом?

Нет, этого Владимир очень не хотел. «Чёрт с ним», - решил по-русски, - «была не была, всё равно глубже, чем сейчас, не упасть».

- Диктуй дальше, - согласился с Марленом.

- Так, - сосредоточился тот, - на чём застряли?

- …выражаю добровольное согласие на работу…

- Продолжай: в качестве осведомителя. Точка. Теперь дата… не спеши, поставим на десяток дней раньше, есть? Распишись. Ну и подпись у тебя, детская. Рядом в скобках укажи чётко фамилию и инициалы. Всё, давай сюда, пока не передумал. Понятно? Ты давно на меня работаешь и, значит, не можешь быть участником заговора.

- А Сергей Иванович?

Марлен как будто не расслышал.

- Давай сочиним ещё одну бумаженцию. Карябай: Донесение.

Владимир вопросительно взглянул на мучителя, задержал ручку:

- Уже? – но подчинился.

- Настоящим сообщаю, что кружок, организованный Слободюком из пяти человек, опасности не представляет, поскольку они изучают древнюю историю Беларуси по изданным книгам и учатся говорить на народном языке. Никаких антисоветских действий и высказываний не производят. К ним пытается присоединиться Воньковский, известный в городе немецкий пособник и предатель. Наблюдение продолжаю. Уразумел? Чувствуешь, какая глубокая мысля в твоё спасение?

Владимир повеселел.

- Под этим сто раз подпишусь.

- Хватит и одного, - умерил пыл осведомителя мудрый чекист. – Дату поставь… не спеши опять… вспомни, когда появился поляк, вот ту дату и ставь. Распишись. Давай сюда, и я завизирую: получено… на день позже. Вот и мина под Вайнштейна. А ты говоришь: кранты. Як ту подлую девку кличут?

- Анной.

- Нюркой, значит. Фамилию знаешь?

- Кажется, Лиховец. Учится в девятом классе, семнадцать лет, занимается в парашютном кружке. Небольшого роста, крепкая, грудастая, толстая русая коса до пояса, лицо широкое, гладкое, глаза серые, злые.

Довольный и собой, и соседом Марлен похвалил:

- Цельный портрет. А где живёт?

Владимир задумался, припоминая.

- Точно не знаю, но где-то рядом, кажется, на Матросова.

- Из тебя знатный стукач выйдет, - подбодрил Марлен. – Ладно, - успокоил, - найду. Давай договоримся так: утром и вечером проверяй почтовый ящик. Если будет треугольник на твоё имя, а в нём чистый лист – сматывайся немедля и подальше. Я помню, як ты мяне з падножки вздёрнул, цепер я цябе, здохну, но выцягну ад Вайнштейна.

Он, открыто улыбаясь, протянул маленькую, но верную и обнадёживающую ручонку, сам крепко сжал Владимирову лапу и открыл дверь, намереваясь уйти.

- Слушай, - остановил Владимир, - а почему нас не взяли вместе с Сашкой, раз мы из одной шайки, да ещё атаманы?

- Тактика такая у нас, - охотно объяснил, задержавшись, начинающий следователь, - сначала берём рядовых, обкладывая вожаков и не выпуская из вида, чтобы не сиганули, не дай бог. А когда они изнервничаются, готовые от ожидаемого страха сами прийти и во всём признаться, тогда и им приходит черёд. Если не послезавтра и не запослезавтра вас не сцапают, значит, расследование по какой-то причине затянулось. Я завсегда успею предупредить. Пока.

Осторожно, по-прежнему оберегая раненую ногу, он слез на землю, махнул в последний раз рукой и заковылял к воротам, маленький, щуплый и ненадёжный, а Владимир утомлённо откинулся на спинку сиденья с одной-единственной мыслью, оставшейся реальной после долгого разговора с ангелом в военной форме, спустившимся со смершевских тёмных небес: прямо сейчас сматываться подальше или повременить до раннего утра, когда исчезнут патрули на дорогах и вокзалах?

- 9 –

Выдержав недолгое время, Владимир подался домой, хотя идти туда впервые не хотелось. Не хотелось видеть осунувшегося лица Сергея Ивановича, слышать удручающие вести о Сашке, видеть себя, собравшегося смыться втихаря с тонущего корабля, и ждать с сосущим нытьём под ложечкой появления чёрной «эмки». Ничего не хотелось, но он шёл, потому что так было определено судьбой. Заметно темнело, и каждая тень казалась опасной. Выйдя на свою улицу, он до рези в глазах, замедляя шаг и без того ватных ног, вглядывался вдаль, карауля любое движение и высматривая силуэт авто. Однако, насторожённая улица была пустынной, пропуская лишь редких прохожих, возвращающихся к вечерней домашней тоске. Было душно, похоже, собирался очередной дождь, подготовивший затишье в природе.