Между тем отправленные с Вагиным из Якутска казаки, помня претерпенный голод и опасаясь при вторичном отправлении прийти еще в большую нужду, его и с сыном, и усть-янского вождя Якова Пермякова, да промышленного человека, казацкую службу исправляющего, убили. А сие дело открылось через одного из убийц, которые по тому приведены в Якутск под караулом.
При следствии упоминается в допросах, что вождь Яков Пермяков того большого острова, который якобы от первого был виден, не признавал за землю, но за пар морской. Авось-либо и первый остров обратился в пар. По крайней мере, находятся при оном такие сомнительства, которые довольно важны. Когда убийцы возвратились в Устъ-Янское зимовье, тогда никто не объявил, что они были на острове.
По взятой с них в оном зимовье в месяце октябре 1712 года сказке явствует, что они от Святого Носа по морю более не ехали как до полудня и в то время, за учинившеюся бурею и метелицею, не увидев друг друга, разъехались, и оставшиеся семь человек, то есть убийцы, лежали между стоячим льдом сутки. После чего ходили они по морю, не зная дороги, двенадцатые сутки и вышли напоследок на землю к Катаеву Кресту.
Об острове объявили они уже в Якутске при допросе, надеясь, может быть, за такое объявление получить себе прощение или, по крайней мере, освобождение от смертной казни. Еще и при сем объявлении говорили не все согласно. Иные не показали ничего о том острове, а другие хотя и объявили, но разно.
Некоторые сказали, что обошли тот остров вкруг в девять, а иные — в двенадцать дней; одни — что находятся там только олени, а другие — что есть и волки, и песцы. О расстоянии же острова от берега, также и в которое время дошли до оного, никто ничего не показал. И коль невероятно: будто они в такой нужде весь остров обошли вкруг и величину оного проведали?
Столь же безуспешно было и другое отправление, производившееся с реки Колымы. Хотя в оное назначено было 50 человек да 2 судна, однако пошли в путь только 22 человека на одном судне, под ведением казака Василия Стадухина. В отписке его от 28 июля 1712 года из Нижнего Колымского зимовья объявлено, что только видел он по восточную сторону реки Колымы протянувшийся с матерой земли в море нос и вкруг оного лед непроходимый, а вдали не значилось никакого острова.
Жестокою морскою погодою отнесло их назад, причем они едва спасли живот свой, потому что судно у них по тамошнему обыкновению построено худо, а снастями снабжено было еще хуже. В то время уже не ходили по морю кочами, но вместо оных в употребление вошли такие суда, у которых доски ремнями сшиваются, и потому прозваны шитиками; они делаются с палубою, плоскодонные, длиною по пяти, шириною по две сажени[62].
Вместо конопати употребляется мох, а ходят ими обыкновенно по рекам, и от реки до реки морем подле берега. Паруса на них ровдужные[63], вместо канатов ремни лосиные, якоря деревянные с навязанным каменьем. Посему не должно дивиться, что Стадухин с таковым судном не мог исправить ничего в силу данной ему инструкции.
После сего в 1714 году учинены были из Якутска в те же страны еще два отправления, под командою Алексея Маркова да Григория Кузякова. Первому приказано было идти из устья Яны-реки, а другому — из Колымского устья. Ежели шитики к морскому ходу будут неудобны, то велено им построить в показанных местах такие суда, на которых бы по морю идти было безопасно.
Каждому из них придано по матросу из тех, которые в то время присланы были от губернатора князя Гагарина в Якутск для сыскания из Охотска морем путем на Камчатку. В сем состояло содержание наказных памятей, с коими Марков и Кузяков в августе месяце упомянутого года из Якутска отправились.
Марков вскоре по приезде своем в Усть-Янское зимовье послал февраля 2 дня 1715 года в Якутскую воеводскую канцелярию отписку, предъявляя, что по Святому морю ходить невозможно, потому что как летом, так и зимою всегда стоит лед, и в назначенный путь отправиться ему нельзя, кроме на нартах и собаках, чего ради марта 15 дня сим образом в оный и вступил с 9 человеками.
А возвратился он с моря апреля 3 числа в Усть-Янское зимовье и объявил следующее: ехал-де он по морю прямо на север семеро суток самой скорой ездой, как на собаках бежать можно (а способной дорогой при хорошей погоде можно переехать на собаках в сутки около ста верст), только ни земли, ни островов не видал, а далее пройти не мог.
Льдины стояли, как высокие холмы. Он входил на вверх их, только и вдали не присмотрел никакой земли. Напоследок не стало для собак корма, многие собаки на возвратном пути с голоду померли, а остальных собак пропащими кормили.
О пути Григория Кузякова не находится письменных известий. Но я уведомился через якутских жителей, что он ездил подобным образом, как Марков, и, равно как и сей, ничего не проведал.
После сего времени не происходило никаких проведываний, пока в 1723 году якутскый сын боярский Федот Амосов не возобновил старого об острове на Ледовитом море слуха к восприятию пути на оный и для приведения в подданство живущих там, по его мнению, народов. Сей остров, как он объявил, будто простирается от устья Яны до устья Индигирки-реки и далее.
Будучи отправлен с партиею казаков на реку Колыму, чтоб из устья ее проведать оный остров, и, приехав на устье помянутой реки апреля 18 дня 1724 года, хотел было он выйти в море, но увидел столько наносного великого льда, что никоим образом нельзя было надеяться свободного прохода. Тамошний промышленный человек Иван Вилегин подтвердил, между тем, общий об острове слух следующим известием.
Он, Вилегин, отправился с другим промышленным человеком, Григорием Санкиным, от устья впадающей по западную сторону Колымы в Ледовитое море реки Чукочьей, ездил в море по льду и нашел землю, только не мог знать, остров ли или матерая земля и есть ли на ней люди и лес.
За беспрестанными сильными ветрами и туманом невозможно было ему ездить вдаль по той земле, только приметил он на ней старые юрты и признаки, где прежде юрты стояли, а какие люди там жили, о том он не ведает. Та земля с устья Чукочьей реки в ясный день будто видна, а Чукочья река находится от Колымы расстоянием трех дней езды.
По его мнению, протянулась земля оная мимо реки Индигирки и Святого Носа до устья реки Яны, а с другой стороны простирается мимо Колымского устья до жилищ шелагов, которые суть род чукчей. Сие ему сказал шелагинский мужик Копай, к которому он ездил в 1723 году и взял с него ясак.
И на помянутую-де землю из Колымского, Чукочьего и из Индигирского устья для многих льдов на судах переправляться нельзя никакими мерами. Разве можно свободный проход иметь туда от жилищ шелагинских, потому что в бытность его там на море льда было немного.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});