Что же все-таки сделать в первую очередь? Ехать во Францию, стараясь не напороться на отряды австрийцев и банды дезертиров, или проскользнуть мимо каперских судов англичан, двигаться напрямик в Барселону, а оттуда в Мадрид, на встречу с государем Испании? Не стоит забывать и о возможном письме государя с отзывом обратно. Все-таки Петр Андреевич Толстой погиб, а я не имею тех сведений и указаний, которые давал ему царь-батюшка, следовательно, пока я не наворотил дел, меня необходимо вернуть обратно. Ведь, по сути, я могу и войну объявить, если мне заблагорассудится совершить столь опрометчивый поступок. Полномочный посол только я один, а следовательно, правом оспорить мое решение больше никто не обладает…
Хм, решено! Начинаем с Испании, и, если время останется, то и на Францию переключиться можно. Хотя нет, с Францией договариваться надо обязательно, иначе ни один караван, будь то транспортный или торговый, через Царьград не пройдет. И тогда все договоренности летят псу под хвост, а этого нам ни в коем случае не нужно.
Руси суждено быть первой, и только от внимания к мелочам, вкупе с нашими общими стараниями, будет зависеть, как скоро она сможет этого добиться.
За всеми этими рассуждениями я совершенно забыл о времени, час пролетел незаметно, словно я только-только опустился в теплую ванну. Что ж, думаю, пора вылезать, а то и заболеть недолго. Болеть в этих странах себе дороже, они о народной медицине-то, наверное, ничего не знают, если только прусаки, да и те от своих корней отошли давным-давно, всех травниц на костры послали. Стоп! Болезни, болезни… Мысль, где ты?! Едва-едва начало что-то проклевываться – и вот исчезает! Куда?! Стоять!
Словно очумевший, начинаю метаться по комнате в одних панталонах, в надежде ухватить ускользающую мысль, появившуюся в столь необычной обстановке. Испанские слуги отреагировали на это неадекватно: вышколенные местными аристократами, они не привыкли к столь безумным, по их мнению, выходкам, поэтому были ошарашены и с глупыми выражениями лиц следили за моими метаниями по комнате. Никифор же с парой наших русских слуг стояли совершенно спокойно, ожидая, пока пройдет мое «озарение». Все это я уловил боковым зрением.
– Вот оно – то, что надо!
Не в силах сдержать эмоции, я засмеялся – легко, свободно, как это может делать только действительно счастливый человек, ведь в эти минуты все заботы и вся печаль оставили меня, отступили, давая мне насладиться столь необычным и ярким моментом моей жизни!
Камердинер, не обращая внимания, держал в руках мои вещи, приготовленные заранее, еще в Азове, где мы по долгу службы пробыли чуть ли не двое суток.
– Бумагу мне и письменные принадлежности! Живо! – кричу слугам. Сам уже не спешу, словно боясь спугнуть появившуюся идею.
Через пару минут передо мной лежало сероватое полотно с какими-то черными вензелями в правом верхнем углу. Что это такое, мне разбираться недосуг, главное – записать идею, а потом детально ее обработать, почистить и пустить в свет.
Спеша записать все и сразу, вывожу первые буквы алфавита XX века, забыв, что так сейчас никто не пишет, кроме витязей, конечно, обучаемых по составленному мной букварю. Пара чернильных капель кляксами растеклась по бумаге, заливая написанные строки. Страстно хочется ругаться, но нельзя, царевич должен уметь сдерживаться в любых ситуациях. Что позволительно обычному смерду, непозволительно мне – такова судьба.
Решив, что во многих словах много неясности, вывожу всего лишь четыре: «пенициллин», «прививка», «народная медицина». Да-да, именно так. Пусть пенициллин нельзя создать в этом времени – неважно! Для меня важны сами свойства гриба. Растущий в теплых сырых подвалах и каморках, считающийся в этом времени обыкновенной плесенью, сей неказистый гриб может помочь столь многим, что от перспектив руки трясутся. Главное, подвести под это производственную базу. Скажу честно: потери армий, причем любых армий, от сражений чуть ли не два раза меньше, чем от болезней. Именно так, вот она, суровая правда XVIII века.
Что же до прививок, то в Европе, если мне не изменяет память, додуматься о лечении оспы должны только в середине этого века. В России же сие событие произойдет лишь в четвертой четверти XVIII века; первому добровольцу, испытавшему на себе столь необычный метод лечения и профилактики оспы, даже был присвоен графский титул самой Екатериной Великой, которой, как я надеюсь, не будет в этой истории. Я ведь вообще сторонник держать всех особей женского пола как можно дальше от политики. Их головы не об этом должны думать, а только лишь о семейном очаге или на крайний случай о светских раутах, до которых пока, слава богу, в России не додумались.
А вот народная медицина – случай особый. Под давлением Церкви и моды, да и, что скрывать, европеизации Руси, из обихода знати выходят многие полезные и нужные привычки, традиции, а вместе с этим постепенно вымирает и все лекарское, знахарское знание, веками накопленное нашими предками и пращурами. А такого допускать никоим образом нельзя! Хорошо, что хоть Юлию к этому делу пристроил, думаю, что она сможет придержать парочку-другую знающих людей, а там, глядишь, и семинаристы, присланные епископом Иерофаном, свою роль сыграют.
Эх, как много всего еще предстоит! Это тебе не в мечтах летать, думая, что одним-единственным указом можно всех разом облагодетельствовать. Увы, но такое только в сказках бывает, и нигде больше.
Закончив писать, я посидел еще минут пять, укладывая мысли по полочкам.
– Никифор, позови боярина Долгомирова.
– Сию секунду, господин, – поклонился камердинер и, пятясь, вышел из моей комнаты.
Вслед за ним, словно по мановению руки, вышли все слуги, оставляя меня в одиночестве.
Что ж, до города мы наконец добрались, отдохнули немного, теперь можно трогаться дальше. Вот только корабль бы найти…
– Вы звали меня, ваша светлость?
Приподняв глаза, вижу перед собой вошедшего Бориса Долгомирова, отдохнувшего, успевшего сменить пыльный камзол на легкую рубашку с шитыми серебром рукавами.
– Борис, я хотел бы направить вас в доки, для поиска корабля, – внимательно смотрю я в его лицо.
– Конечно же, ваше высочество, – кланяется он, вот только вспыхнувшие на мгновение глаза сказали о многом.
– Это не все. Как только найдете корабль для нас, постарайтесь найти хотя бы шхуну для отправки к месту нашей высадки. Думаю, вы сможете объяснить, куда следует плыть?
– Конечно.
– Вот и замечательно. Ступайте, с вами отправится пара гвардейцев, на всякий случай, а то на причалах многое случиться может, а мне не хотелось бы, чтобы сыны Руси где-то за границей проливали кровь без пользы для Родины.
Еще раз поклонившись, боярин вышел, я же, вертя в руках серый листок, унесся мыслями далеко-далеко, в Рязань, представляя, какие усилия потребуются для реализации всего того, что я изложил на бумаге. Прививки, конечно, не сразу приживутся, для начала придется действовать насильно – нехорошо, конечно, но куда деваться? Без этого никуда. Правда, с пенициллином проблемы возникнуть могут: для выращивания гриба необходимы огромные кладовые-резервуары, а где их взять? Да и хранить готовую эмульсию, после того как ее выделишь, долго нельзя: пара дней – и она приходит в негодность…
Впрочем, оставим все эти мысли знающим людям, пусть у них голова болит. Единственное, что мне представляется наиболее доступным для ввода в повседневность – это народная медицина. Конечно, не все так безоблачно, но ведь с поддержкой епископа можно вырастить немало священников-лекарей, пускай и травников, но ведь прецедент появится? А раз появится, значит, дальше будет легче.
Да, дел предстоит немало, и их осуществление займет всю жизнь, какой бы долгой она ни была. Несомненно, первоначальная идея создания сильной империи несколько изменилась: кроме военной мощи в моей голове постепенно возникают и вполне миролюбивые идеи. Пускай часть из них и незрелые, но ведь их просто так не вытравишь из головы. Приходится жить с ними, переосмысливать, вертеть, разглядывая с разных сторон, чуть ли не под лупой.