жертвы, словно предательские нефтяные пятна. Или смоляные чучела. Она вспомнила сказки, которые рассказывал ей отец: «Отпусти меня, братец Кролик, отпусти меня!» Каким-то образом ее жизнь выскользнула из светлого детства, и теперь она бродила по темной стороне Луны.
– …видела тебя по телику, – говорила тем временем Джейн Уэсу. – Твое шоу. Ты был совсем неплох.
– Спасибо.
Он кивнул и ссутулился, отгоняя от себя образ Джимми, кричавшего от боли, пока вампир с ухмылкой вытаскивал его из покореженной машины.
– Ага, совсем неплох. – Она улыбнулась, и глаза ее затуманились. – Но и не слишком хорош, впрочем. Вот Джек Бенни был велик. Но ты тоже станешь. В прошлом месяце Пи-би-эс выпустила программу обо мне и показала фрагменты из моих фильмов. Ты не смотрел?
Уэс покачал головой.
– Очень жаль. Знаешь, как меня там назвали? Любимица всей Америки. Я носила обтягивающий свитер, когда Ланы Тёрнер еще и в проекте не было. У меня тоже были крутые сиськи. О господи!
Джейн оглянулась на Соланж, стоявшую в тусклом сером свете, что пробивался из-за шторы.
– Ах, какое было времечко! Полдень – вот как я его называла. – Она перевела взгляд обратно на Уэса, сгорбившегося и закрывшего лицо руками. – Полдень. Наслаждайся им, пока можешь, крошка. Когда солнце начнет клониться к закату, наступит лютый холод.
– Полицейская машина! – сказала Соланж.
Уэс вскинул голову, поспешил к окну и выглянул в него. Автомобиль сбросил скорость; вероятно, патруль собирался осмотреть разбитые машины на изгибе бульвара. Уэс выскочил из комнаты, открыл переднюю дверь, выбежал на лужайку и замахал руками.
– Эй! Стойте! Эй!
Автомобиль скользнул к обочине. Из машины вышли двое патрульных, один из них опустил руку к кобуре при виде Уэса, который мчался к ним по дорожке и орал как одержимый. Уэс подбежал к машине и вдруг замер. В тусклом свете ему почудился блеск клыков. «О господи! – подумал он. – И это тоже не копы!»
Они обошли вокруг машины, а Уэс сделал несколько шагов назад.
– Да он в штаны наложил от страха! – сказал один патрульный другому и добавил, обращаясь уже к Уэсу: – Что за чертовщина у вас тут происходит, приятель?
Соланж остановилась в дверях, наблюдая за тем, как Уэс, отчаянно жестикулируя, разговаривает с полицейскими. «Каким беззащитным он сейчас выглядит, – подумала она, – каким маленьким…»
Джейн подкатила к ней.
– И что теперь, крошка?
– Не знаю. – Соланж оглянулась через плечо на старушку. – Их больше на самом деле. Гораздо больше. Думаю, скоро они будут орудовать по всему городу.
– Он рассчитывает, что копы ему поверят? Ты серьезно думаешь, что хоть кто-нибудь поверит нам?
– Не знаю.
– Ну что ж, я и сама бы не поверила, если бы не видела тех двоих собственными глазами. Может быть, мне уже и не так далеко до старческого маразма, но я точно не сошла с ума. По крайней мере, пока. Но могу и сойти, если и дальше буду здесь торчать.
Она развернула кресло и покатила к лифту.
– Куда это вы?
– Собирать вещи. Следующая остановка – Эл-Эй-экс[68]. Я же говорю, что, может быть, я и старая, но не сумасшедшая. Ни на грамм.
Она заехала в лифт и закрыла решетку.
– Удачи! – крикнула ей вслед Соланж, но лифт уже начал подниматься.
Соланж вышла из дома и направилась по дорожке к Уэсу и двум полицейским. Внезапно откуда-то сбоку налетел порыв холодного ветра и захлестнул ее, словно огромная невидимая волна. Что-то острое обсыпало щеку. Соланж вытерла ладонью лицо и уставилась на прилипшие к пальцам мелкие крупинки.
Песок.
Она пошла дальше – туда, где стояли Уэс и двое патрульных, с недоверием смотревших на него. Неимоверный страх внезапно навалился на нее и давил все сильней с каждым шагом. Солнце выглянуло из розовой полосы, разрезавшей небосвод, но само небо выглядело зловеще – лоскутное одеяло из облаков, густых, как грифельно-серые кирпичи с пурпурными прожилками. Ветер стремительно уносил их на запад, к морю. Поперечный порыв ветра расколол одно облако пополам, и оно заалело отражением солнечного света, как горячие угли, раздуваемые дыханием дьявола. Подойдя к Уэсу, Соланж крепко сжала его руку, боясь отпустить хоть на мгновение.
VI
Телефон звенел так, что дрожал пол. Гейл Кларк вышла из кухни с чашкой чая «Утренний гром» и уставилась на маленького черного недоумка на телефонном столике. На ней были грязные джинсы, в которых она и спала, и потрепанная рабочая рубашка, которую Гейл носила со второго года обучения в средней школе. Лицо ее опухло от бессонницы, под глазами появились круги, а все тело сделалось вялым от опасной смеси валиума, алкоголя, чая и кофе, которыми она наливалась с той ночи в апарт-отеле «Сандал». Она никак не могла заснуть, а когда наконец сумела, то потом не могла проснуться. С тех самых пор, как Гейл вышла из полицейского участка – точнее говоря, ее выгнал оттуда очень сердитый лейтенант, – она ходила как в тумане и даже начала снова принимать кваалюд. Шторы и жалюзи на окнах были задернуты наглухо, дверь надежно заперта на засов, а рядом стояло еще и кресло, на случай если придется забаррикадироваться. «Вот что такое помешательство», – повторяла она себе, но это ее мало заботило. Если она и не свихнулась сразу при виде жуткого лица Джека, то повторяющиеся кошмары, в которых он гонялся за ней по двору, непременно это сделают. Гейл потеряла счет времени. Кухонные часы показывали десять двадцать пять, но при задернутых окнах она не могла определить, ночь это или день. Зазвонивший телефон сообщил ей, что сейчас утро, а на другом конце провода наверняка окажется Трейс, желающий знать, где она пропадает второй день подряд и почему не работает над статьей о гребаном Гробокопателе.
– Заткнись, – сказала она телефону. – Просто заткнись и оставь меня в покое.
Телефон продолжал завывать – надоедливо, как голоса ее родителей: «Гейл, почему ты не одеваешься нарядней?», «Гейл, почему ты не зарабатываешь больше денег?», «Гейл, тебе стоило бы подумать о замужестве». Гейл, Гейл, Гейл…
– ЗАТКНИСЬ! – сказала она, подняла трубку и тут же бросила.
«Вот так! Это тебя образумит, гадина!» Она подошла к окну, раздвинула шторы и выглянула на улицу. Скрытое за странной фиолетовой бледностью солнце светило неярко, но все равно жалило глаза. «Подходящая погода для землетрясения», – подумала она, снова задергивая шторы, и решила сегодня все-таки выйти из дома; днем она будет в порядке, а эти твари не могут разгуливать при свете солнца. Или могут? «Кваалюд, – сказала себе Гейл. – Вот что мне сейчас нужно».
Она