у тебя семья есть, дети, обязанности перед ними. Что ты за мать, если по первому свистку готова пристроить их куда угодно, лишь бы пойти хвостом повертеть перед старыми приятелями?
— Да ты… — Она замолчала, хватая ртом воздух.
— Что я? — рявкнул он. — Ты хоть один раз можешь припомнить, когда я сказал тебе с детьми дома сидеть, пока я буду с друзьями развлекаться?
— А твои неофициальные встречи не в счет? — вновь вернулся к ней голос. — А твои постоянные исчезновения на выходные? А твои возвращения с работы Бог знает когда?
— Это — работа, — отрезал он. — И не удовольствия ради я там засиживаюсь. Я нужные связи завожу, опыт перенимаю, руководству показываю, что на меня всегда можно положиться — ради чего? Ради того, чтобы меня на повышение выдвинули? Или ради того, чтобы вам лучше жилось?
Тихий внутренний голос невнятно буркнул, что, справедливости ради нужно отметить, что в словах мужа есть… изрядная доля правды.
— За все это время, — взяв себя в руки, негромко проговорила она, — я никогда никуда сама не… сбегала, как ты выразился. Я никогда не отказывалась от своих обязанностей, даже в ущерб своей работе и родной матери. Могу я один раз — всего несколько часов — самой себе посвятить?
— Вот я и спрашиваю, — также сбавил тон муж, — что тебя в этой компании так привлекает? Молодость вспомнить? Так десять лет не только у тебя прошли — и каждый из вас своим путем пошел. Ты сейчас совсем в другом кругу вращаешься — о чем тебе с ними говорить? Чего тебе не хватает в твоей жизни?
— Да общения мне не хватает! — воскликнула она, впервые по-настоящему осознав, почему ей так захотелось попасть на эту встречу выпускников. — Простого, обычного, человеческого общения!
— А с детьми и со мной у тебя, значит, общение нечеловеческое, — вновь прищурился муж.
— Да какое у нас с тобой общение? — крикнула она, чтобы заглушить монотонное бормотание тихого внутреннего голоса. — Когда мы с тобой в последний раз где-то были? Когда мы в последний раз разговаривали — кроме того, что на ужин приготовлено и какую одежду нужно детям на зиму купить?
— А о чем с тобой можно говорить? — У мужа презрительно дернулся уголок рта. — Ты как была на том уровне, на котором институт закончила, так ни на шаг с него и не сдвинулась — разве что назад.
— Да я же четыре года… с детьми… — От обиды у нее опять все слова растерялись.
— А ты за эти четыре года — да и потом, кстати — хоть раз книгу открыла? — пренебрежительно бросил ей муж. — Хоть по специальности, чтобы не забыть все, что выучила? Или общеобразовательную, чтобы кругозор расширить? Ты хоть раз газету прочитала, чтобы знать, что в мире творится? По телевизору одни мелодрамы идиотские смотришь, а как программа «Время» — так тебя к дивану привязывать нужно. Я уже давно бросил мысль брать тебя с собой на официальные мероприятия — стыда не оберешься: сидишь, как кукла надутая, двух слов связать не можешь, чтобы разговор поддержать.
— Я пойду на эту встречу, — тихо и раздельно проговорила она.
— А я сказал — не пойдешь, — также тихо и угрожающе ответил он.
— Ты, по-моему, в командировку едешь? — язвительно напомнила ему она. — У тебя неотложное мероприятие, которое важнее дел твоей семьи — жены, в частности? И жена твоя должна в твое отсутствие управляться с домом и детьми, как знает? Вот и оставь ей самой решать, как это делать. — Она быстро добавила, когда он открыл рот для ответа. — И детям давно уже пора навестить бабушку. Если они твоих родителей видят раз в три года, это не значит, что они мою маму забыть должны.
— Я не вожу детей к своим родителям, — процедил сквозь зубы муж, — потому что знаю, в каких условиях они там окажутся. Дети должны жить лучше родителей и смотреть, идя по жизни, вперед, а не на прошлое постоянно оглядываться.
— А я считаю, — решительно возразила она, — что детям очень полезно знать свои истоки, и они не должны от своих бабушек и дедушек отворачиваться только потому, что те не в тех условиях живут. И вообще, — добавила она, вставая, — прости, но мне нужно на кухне убрать.
Дождавшись, пока муж заснет, она позвонила матери.
— Мам, привет, — негромко проговорила она, прикрыв трубку ладонью. — Я тебя еще не разбудила?
— Да нет, что ты, — ответила мать, — я эту неделю на второй смене.
— Мам, можно я к тебе завтра детей привезу, — спросила она, — и… на субботу оставлю? Вечером я их заберу, — торопливо добавила она, не получив немедленного ответа.
— Конечно, можно, — медленно согласилась мать, словно раздумывая. — А что случилось-то?
— Да ничего не случилось, — весело затараторила та, которую позже назвали Мариной. — Просто у нас в субботу встреча выпускников — десять лет после окончания института — и мне бы очень хотелось всех своих повидать.
— А твой-то что? — В голосе матери появилась настороженная нотка. — Не хочет с детьми полдня посидеть?
— Нет-нет, — уверила ее та, которую позже назвали Мариной, — он просто не может — в командировку уезжает.
— А что же ты раньше не позвонила? — спросила мать с уже явным подозрением.
— Да командировка неожиданная, только сегодня выяснилось, — замялась та, которую позже назвали Мариной. — Он должен был с ними остаться, мы уже обо всем договорились, а тут — как снег на голову…
— Как снег, говоришь, на голову? — задумчиво протянула мать. — Ну ладно, завтра поговорим.
— Спасибо, мама, — вздохнула с облегчением та, которую позже назвали Мариной. — Ты когда завтра дома будешь?
— К восьми, пожалуй, уже буду, — ответила мать.
— Значит, мы к восьми и подъедем, — весело подытожила та, которую позже назвали Мариной. Затем, подумав, она добавила: — Дети сразу спать лягут, а утром ты их не буди — пусть отсыпаются, сколько хотят. А вечером я их заберу.
— Уж разберусь как-нибудь, — проворчала мать и повесила трубку.
На следующий день на работе та, которую позже назвали Мариной, долго размышляла, о чем рассказывать матери и о чем нет.
Особо близких отношений с той у нее не было никогда. Сколько она себя помнила, мать всегда вела упорную, ежедневную, непрестанную борьбу за выживание — и сначала ей просто некогда было вести с дочерью задушевные беседы, а потом уже и сама мысль об этом странной казалась — с непривычки.
Всю свою жизнь ее мать проработала медсестрой в районной поликлинике, на зарплату которой даже одному человеку прожить нелегко, не говоря уже о