— Да, к слову о котле, я тут кое-что слышал, посмотреть вас кое-кто собирается?
Я почти забываю о том, что нужно дышать, и бросаю быстрый взгляд на Ваню. Вряд ли кто-то мог бы ему сейчас позавидовать. Па не хотел конфликта, но он как будто все время забывает о Вадиме Антоновиче, не делает же он это специально. Или все же делает?.
— Ну, придут, — нехотя подтверждает Ваня.
— Придут дать ложные надежды, — усмехается его отец.
— Пап, давай не будем.
— Да не будем, конечно, Вань. Скоро это все закончится.
— Пап!
Ваня с громким стуком впечатывает вилку в стол, хотя, я уверена, готов швырнуть ее в кого-нибудь.
— Парни, — торопливо и примиряюще бормочет наш папа, — парни, давайте-ка стоп. Тань, как там твой магазин, расскажешь?
Она тут же с готовностью включается:
— Ой, вообще все прекрасно. Сегодня была съемка новой коллекции, мы первый раз с новым фотографом работали, ой, ты бы его видел!
Татьяна Николаевна воодушевленно рассказывает детали, а я отключаюсь, только смотрю на Ваню. Наблюдаю, как его аккуратные темно-русые брови стремятся друг к другу, образуя сердитую складку. Он смотрит себе в тарелку, и я безнаказанно могу сползти взглядом на его прямой нос, минуя едва-едва заметную горбинку. И смотрю на свою любимую родинку над его верхней губой, которая чуть тоньше нижней, но зато так красиво изогнута. Господи, как бы мне хотелось просто прикоснуться, просто немного потрогать все, что я изучала украдкой все эти годы. Ощутив, как тоскливо сжимается вся моя грудная клетка, я вдруг пугаюсь, что смотрю на Ваню слишком долго.
Торопливо опускаю взгляд и пытаюсь уловить, о чем говорят за столом. Хватаю за хвост последнюю фразу и включаюсь со свойственным мне азартом. Я это умею, я в этом профи. Но кто бы знал, как мне в этот момент больно.
Глава 5
— Проснулась, принцесса? — насмешливо интересуется Бо, остановившись в дверях нашей спальни.
На нем только домашние шорты, волосы влажные после душа, а я смотрю на него и пытаюсь понять, каким образом он поднялся раньше меня, еще и успел помыться.
— Сегодня какое-то краснокнижное животное померло? — выдаю хрипло, натягивая одеяло на лицо.
— Чего?
— Того. Ты чего подорвался так рано?
— Так это не я. Это ты проспала.
Я резко сажусь в постели и шарю вокруг руками в поисках телефона. Проспала?! А собраться? А накраситься? У нас с Громовым сегодня два урока в соседних кабинетах, как я буду выглядеть?
Ору:
— Бо, ты издеваешься?! Ты не мог меня разбудить?
А когда наконец нахожу смартфон, вижу, что мой будильник еще даже не успел прозвонить. Впиваюсь ненавидящим взглядом в брата.
Он приподнимает брови:
— А, ты не проспала? Значит, я что-то перепутал.
— Ты идиот.
— Не рычи, Энж. Бессонница мучала, встал в шесть, пошел купаться.
Я поднимаюсь с постели и злобно ворчу:
— Бессонница его мучала. Ты что, блин, поэт?
— Ага. Дети, в школу собирайтесь, петушок пропел давно. Устраивают такие стихи?
— Иди ты, — бросаю через плечо, направляясь в ванную.
Хлопаю дверью и смотрю на себя в зеркало. Поправляю взлохмаченные светлые волосы, выпячиваю вперед губы. Верхняя тоньше нижней, почти как у Громова. Но в его случае об этом знаю только я, потому что слишком пристально его разглядываю, а у меня это сильно заметно. Когда будет можно, я обязательно ее накачаю у косметолога, а пока приходится просто подкрашивать чуть выше контура. Трогаю пальцем свой нос. Он кажется достаточно аккуратным. Да и вообще я симпатичная, разве нет? Почему я тогда ему не нравлюсь?
По привычке торможу эти мысли. Ни к чему хорошему я обычно в финале не прихожу. По утрам тем более.
Я принимаю душ, сушу волосы, вытягивая их круглой расческой, а сверху прохожусь утюжком. Вот бы купить крутой фен, который сразу укладывает, и чтобы можно было делать локоны. Но он, конечно, слишком дорого стоит для нас.
Когда старательно рисую стрелки, в дверь начинает долбиться Богдан:
— Энж, мы опоздаем! Ты еще одеваться сто лет будешь, давай выходи!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Фыркаю, но делаю так, как он говорит, потому что понимаю, что брат прав.
— Сделай бутер, будь лаской, — говорю ему, пока иду в комнату.
— Обалдела?
— Ну быстрее же будет, Бо! Я пока оденусь.
Он тяжело вздыхает, но идет на кухню. Я бегу в спальню, какое-то время роюсь в шкафу. Как обычно, мне ничего не нравится, как будто все недостаточно хорошее для сегодняшнего дня. Для двух уроков в соседних кабинетах. Понимаете, да?
В итоге надеваю темно-серые брюки карго и свободную белую футболку. Далеко от понимания классической школьной формы, но у нас к этому относятся лояльно. Наша директриса за свободу самовыражения.
Останавливаюсь перед зеркалом в полный рост. Выгляжу хорошо. Я знаю девушек Вани, их было три. Каждую из них я изучила досконально. И я совсем на них не похожа, хотя, конечно, могла бы. Наверное, я пока не готова настолько предать себя. Но, если у меня не останется других вариантов, то я изменюсь. Разве это сложно?
— Энж! — кричит из коридора брат. — Ты сегодня бесишь сильнее, чем обычно, выходить пора!
— Прости, — я распахиваю дверь, подбегаю к нему и чмокаю в щеку.
— С тобой собираться, это просто жесть.
— Не закатывай глаза, а то так и останешься.
— Ты останешься.
— Ты.
Бо смеется и легко толкает меня в спину, придавая ускорение. Я залетаю на кухню и хватаю бутерброд, который брат заботливо подогрел в микроволновке, от чего сыр расплавился.
— Ты лучший, Бо, — говорю с набитым ртом.
— Жуй быстрее.
Я делаю несколько больших глотков кофе. Богдан добавил молоко и ванильный сироп, моя заботушка. Быстро прибираю бардак, который он оставил после себя и иду в коридор. Сжимаю бутер левой рукой, а правой помогаю себе влезть в кроссовки.
С порога кричу:
— Сколько можно тебя ждать, Богдан?
— Издеваешься? — он выглядывает из нашей спальни и пытается выглядеть суровым, но срывается на смех.
— Погнали, дурачина.
Когда подходим к школе, я, как обычно, начинаю волноваться. Автоматически выпрямляю спину и улыбаюсь, пока Богдан трындит о своем обучении на видеографа. Футбол всегда для него был на втором, а то и десятом месте. Это папа настаивал, чтобы Бо играл.
Мы оставляем вещи в раздевалке и поднимаемся на второй, к кабинету математики. Я совсем теряю нить повествования своего брата, но упорно улыбаюсь и киваю, надеюсь, что впопад. Сама как бы ненароком оглядываюсь. Скольжу расфокусированным взглядом по людям, и сразу выцепляю глазами знакомую челку, уложенную на бок. Ваня смеется, рассказывает что-то одноклассникам. Два его приятеля и три девчонки. Все — с обожанием в глазах. У парней — теплое дружеское, у девочек — до остроты влюбленное. Игнорирую укол ревности и возвращаюсь взглядом к брату. Он наклоняется ко мне и кладет руку на плечо. Говорит ласково и тихо:
— Поплыла, сестренка?
— Где твоя поддержка, Бо? — все еще улыбаюсь, но уже отстраненно.
— Я всегда рядом.
— Ты и твои саркастичные шуточки?
Брат едва слышно смеется мне в висок:
— Да. Я и мои шуточки. Выглядишь сегодня кайф, покажем?
— Что?
Вместо ответа он берет меня за руку и резко прокручивает вокруг оси. Я включаюсь в игру и, смеясь, танцую с Богданом что-то из детства, когда мы еще ходили на бальные танцы и вечно стояли в паре.
Делаю вид, что не смотрю, но я так натренировала периферийное зрение за эти годы, что все же замечаю, что Громов тоже поворачивается в нашу сторону, как и все. Одобрительное гудение слышится отовсюду. И от наших одноклассников, и от одиннадцатого по соседству.
— Субботины, ну даете!
— Субботы, вы, как всегда, звездочки!
— Богдан, а ты только с сестрой танцуешь?
— Да, уроки даешь?
Мы завершаем все поклоном, как полагается. После реверанса, не удержавшись, я бросаю взгляд на Ваньку. Он щурится, улыбаясь, и смотрит прямо на меня.