И так же легко понять, в какую черную бездну я проваливаюсь, когда слышу, как Арина мрачно резюмирует:
— Явились.
Неохотно открываю глаза и, конечно, сразу вижу Алену. Она и две ее лучшие подружки — Алина и Лена. С ума сойти, да? Мало того, что у них имена похожи, они и внешне точные копии друг друга. Высокие брюнетки с гладкими блестящими волосами. Если бы Зайцева не встречалась с Ваней, я бы в жизни не угадала, кто из них кто. Но мое положение обязывает различать этих трех одинаковых с лица.
Морщусь и отворачиваюсь, но все равно чую, как они поднимаются на трибуну и усаживаются чуть левее и на три ряда выше нас.
— Жопы замерзнут, — неодобрительно бормочет Арина, имея ввиду их короткие юбки.
Я хмыкаю и смотрю, как Ваня поворачивается в нашу сторону, скользит взглядом мимо меня, улыбается и поднимает руку в приветственном жесте.
Улавливаю звонкое хихиканье за своей спиной. Класс. Рада, что вам весело, девчонки.
Но мое настроение устремляется к земному ядру, когда Богдан вдруг делает то же самое. Смотрит куда-то выше моей головы, растягивает губы в своей лучшей улыбке и энергично машет. Совсем не в себе?!
— Это что?! — шипит Арина.
— Не знаю, — потерянно отвечаю я.
— Он что, с кем-то из них мутит?
— Да откуда я знаю?
Абрикосова подается вперед и с возмущением поджимает губы, обернувшись ко мне. Я отмахиваюсь:
— Если бы было серьезно, я бы знала. А за такими «минутками» Бо я не слежу.
Арина фыркает и так энергично откидывается на спинку сидения, что следом тут же ойкает от боли.
Я качаю головой, но тем не менее тихо проговариваю, растягивая буквы:
— Неприя-а-а-атно.
— Ну! А я о чем! — Арина нервно указывает рукой на поле. — Он что, не знает?!
Я тут же бью ее по ладони и приглушенно рычу:
— С ума сошла?!
Она скрещивает руки на груди и обиженно замолкает. Нахмурившись, смотрит на поле. Я усаживаюсь точно так же. В этой же гнетущей тишине мы наблюдаем первые пятнадцать минут игры. Но Абрикосова не выдерживает первой. Склоняется ко мне и шепчет:
— Ты это слышишь?
А я слышу. Зайцева со своими подружками беспрестанно хихикает и, хоть мы не слышим фразы полностью, очевидно, что они обсуждают мальчиков на поле. Что в этом плохого? Ровным счетом ничего. Просто мы по разные стороны баррикад.
— Пустоголовый треп, — резюмирую я.
Аринка поворачивается и смачно целует меня в щеку:
— Люблю тебя, Суббота!
Я смеюсь и преувеличенно сильно тру лицо рукавом. Говорю:
— Давай без слюней?
— То есть мои слюни тебя не устраивают?! — орет подруга и наваливается на меня, чтобы влажно зацеловать мое лицо.
Я пищу и отбиваюсь, мы смеемся, а сзади, я отчетливо слышу, наши модельки громко цокают. Ну пусть. От этого еще никто не умирал.
— Гель, — заговорщицки шепчет Арина, — скажи, что мы лучше них?
Я смеюсь и отпихиваю подругу:
— С каких пор тебе нужно подтверждение?
— С таких. Скажи!
Тогда я подбираюсь, серьезно смотрю ей в глаза и говорю:
— Мы лучше.
А потом все происходит как в кино. Я поворачиваюсь и фокусируюсь на игре. Конечно, мой взгляд направлен на Громова, который проводит атаку. А у самых ворот защитник другой команды, играя откровенно грязно, делает подкат и сшибает Громова на газон.
Я моментально вскакиваю на ноги и ору:
— Фол! С каких пор можно играть в ноги?!
Весь стадион свистит, и рефери показывает желтую. Это могло бы меня успокоить, если бы Ваня встал на ноги, но он лежит на газоне, прижав к груди колено. Ему больно? Конечно, он травмирован! Кто-нибудь еще это видит?!
— Ваня! — тихо вскрикиваю я, не сладив с внутренней защитой.
Мне чудится, что голосом я выдаю все свои эмоции, потому надеюсь, что никто меня не слышал.
Прижав руки к груди, я слежу за тем, как на поле выбегает командный врач. Отвлекаюсь всего на короткое мгновение, оборачиваясь назад. Алена вскочила на ноги так же, как и я. Краем сознания отмечая то, как аккуратно она прикладывает ладошки к лицу, я порываюсь сбежать вниз. Но Арина дергает меня за локоть и говорит:
— Гель, не надо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Простая маленькая фраза может обездвижить, вы знали? Подошвы моих кроссовок сплавляются с бетонной ступенькой стадиона. Не надо. Конечно, она права. У него есть девушка, которая уже несется к кромке поля. А кто я такая? Никто. Вот мне и лучше оставаться никем.
С болью в сердце я смотрю, как он покидает поле вместе с врачом, держа ногу на весу, и скрывается в раздевалках. Алена держится где-то рядом, то и дело взмахивая темными распущенными волосами. Как жаль, что она имеет на это право, а я нет.
— Гель, ты как? — тихо спрашивает Арина.
Я только мотаю головой из стороны в сторону. Я никак. Здесь лишь пустая оболочка, в то время как сердце давно устремилось в подсобные помещения вместе с Ваней.
Кажется удивительным, что игра продолжается. На поле выходит другой нападающий, а я места себе не нахожу. Грудную клетку болезненно стягивает. Как он там? Это серьезно? Ваня ведь не из тех, кто симулирует.
Жизнь допускает странные сценарии. Некоторые бьют так сильно, что ты голову поднять не в состоянии. А другие лишь временно выбивают почку из-под ног. Как относиться к беде — только ты решаешь.
— Геля?
Непослушными губами я медленно проговариваю:
— У него скоро важный матч, Арин. Как он будет?
Подруга кладет мне ладонь на колено и примирительно говорит:
— Мы еще ничего не знаем.
— А мы ничего и не узнаем, — бормочу я и чувствую, как из правого глаза выскальзывает предательская слеза.
Глава 9
Я едва дожидаюсь окончания матча, чтобы можно было подскочить и легально заметаться между пластиковыми сидениями трибуны. Я неловко топчусь на месте, переплетая пальцы на руках.
Арина же выглядит исключительно спокойной. Ее клокочущая энергия, которая обычно просто сшибает с ног, теперь затихла. Она мажет губы гигиенической помадой и поднимает на меня невозмутимый взгляд.
— Гель, надо подождать. Ты ведь понимаешь, что, если сейчас рванешь к раздевалке, это будет слишком уж очевидно?
— Что?
— Твои чувства, что еще.
Я засовываю руки в карманы брюк и смотрю под ноги, упрямо проговаривая:
— Это не будет очевидно.
Подруга отмахивается:
— Ну, для Громова, может, и нет. А для его подружки — более чем. Для нее и еще двух гиен. Просто давай притормозим.
Я подаюсь назад, чтобы пропустить чью-то маму. Закусываю нижнюю губу до боли. Может быть, Арина и права.
— Слушай, я тебя не останавливаю, мы хоть сейчас можем бежать к раздевалкам, чтобы выяснить, что с ним. Мое отношение ты знаешь.
Я угрюмо киваю. Ее отношение я и правда знаю. Арина давно говорит мне, что схема игнора нерабочая. Что мне нужно признаться Громову в своих чувствах. И, даже если он откажет, это будет на пользу, потому что ситуация приобретет ясность. Арина — фанат ясных ситуаций, чего, конечно, не скажешь обо мне.
Абрикосова наконец поднимается с места и не спеша идет по проходу. Следую за ней и нервно поглядываю на поле. Вдруг увижу там Ваню?
Как он там?
Мне нестерпимо хочется выяснить, как он себя чувствует. Если бы это была ерунда, он бы встал сразу же. Играл бы через боль. Я ведь знаю. Или хотя бы вернулся во втором тайне. Но он ушел и больше не возвращался.
Мы с Ариной останавливаемся у входа в раздевалки. Она протягивает мне ярко-розовую упаковку жвачки. Я отрицательно мотаю головой, и тогда она жмет плечами и закидывает в рот сразу две штуки. Активно работает челюстями и поглядывает на меня.
— Что? — не выдерживаю через пару минут.
— Ничего, — бубнит она через вязкий розовый комок во рту.
Я раздраженно выдыхаю и делаю несколько шагов в сторону. Замираю, взмахиваю руками и разворачиваюсь:
— Арин, ну что мне делать?
Она выдувает огромный пузырь из жвачки, лопает его и говорит:
— Напиши Ване.