Святослав Купчик
Кровавый рассвет
Письмо Григория Думова к Лизе Двинской
«Как же скучна моя жизнь. Деньги есть, девушек много. Выходит так, что веселья по горло. Только можно ли назвать это весельем? Наличие девушек и денег не говорит о наличии удовлетворения. Представьте себе: в свои двадцать три года я повидал свет. Думаете, что я лгун? Нет, никак нет. Я пытался заинтересоваться наукой, но слишком увлёкшись, потерял интерес к ней. То же самое было и с политикой, и с музыкой, и с любовью к чтению, и на службе, и в учёбе, и во многом другом. Я увлекаюсь с такой силой, что рано или поздно доходит до полного отвращения. Поэтому я потерял интерес ко всему. Уже третий год я не могу ничем себя занять. Моё утро начинается в полдень, а весь день уже расписан. В основном это балы и походы в гости к привилегированным лицам. Кратко говоря: я – типичный представитель светского общества, тратящий деньги своего отца. Но вот чем я отличаюсь от себе подобных: я умный. Общаясь на балах со своими ровесниками, потихоньку схожу с ума. Глупцы! Как можно быть настолько слепыми? С четырнадцати лет я знаком с сущностью подлого и несправедливого мира, а вы? Господи, как же они несчастны! Это всё очень объяснимо: высшее общество» – это бездна, которая закрывает людям глаза деньгами и напыщенностью. Какой будет дочь, когда её шестидесятилетняя мать, вышедшая замуж за человека, моложе её в два раза, элементарно не может писать и читать? Правильно, никакой. За столь короткую жизнь я видел лишь двух умных людей среди всех дворян: своего отца – Павла Аркадьевича Думова и себя – Григория Павловича Думова. Глядя на своё окружение, я не перестаю благодарить отца, за то, что он не осыпал меня деньгами, но открыл глаза. Ох, простите мне мою дерзость! Я забыл представиться. Однако обратись вы к сказанному мною раннее – догадаетесь, кто я такой. Думаю, вы правильно поняли меня.
Сегодня, как обычно, меня разбудила Мария Андреевна – служанка, знающая меня еще с малых лет. Она была невысокой плотной женщиной, лет пятидесяти, которая могла позволить себе немного дерзить мне, так как это близкий нам с отцом человек. Она вошла в комнату и распахнула огромные шторы. Лучи солнца пронзили меня.
– Григорий Павлович, пора просыпаться.
– Естественно пора, иначе ты б не пришла в такую рань, – возмущался я, потирая глаза.
– Батюшки! В такую рань? Три часа, Григорий Павлович.
– Ладно, Мария Андреевна, доброе утро.
– Добрый вечер.
– Хватит уже так говорить со мной.
– Не сердитесь. Сегодня вам предстоит посетить бал в честь открытия…
– Ну, началось! Можешь не продолжать. В какое время я должен явиться туда?
– За час до полуночи.
– Что? Как? У нас мало времени!
Я вскочил с кровати и побежал вниз по лестнице собираться, не имея никакого желания снова находиться там, но это входит в обязанности, поэтому я должен преподнести себя в лучшем виде. Позавтракав, я начал готовиться к ночи. Отца не было дома, уехал утром куда-то, заверив, что на бал прибудет вовремя.
После пятичасовых сборов я вышел в сад прогуляться перед отъездом. Я ушел вглубь. В какой-то момент меня настигла тишина. С одной стороны, я наблюдал рождение звезд на небе, с другой – догорание заката на горизонте. Это зрелище сопровождалось песнями сверчков. Всё было настолько прекрасно, что на секунду я почувствовал умиротворение, которого не испытывал уже очень давно. Я встал посреди аллеи и закрыл глаза.
– Григорий Павлович, пора ехать! – Крикнул ямщик. Его звали Сергей.
– Да, иду, – сказал я будто бы самому себе.
– Где же вы? Скорее! – тал торопить тот.
– Времени полно – успеем! – Ответил я.
Путь неблизкий. Ехать нужно было часа два не меньше. По дороге я смотрел на звезды. Знаете, глядя на небо, не важно солнечное, сумеречное или ночное, я успокаиваюсь и погружаюсь в раздумья, отрываясь от этого мира. Могу целыми днями мечтать и представлять себе прекрасное будущее. Эта привычка, по словам отца, появилась у меня еще в детстве. Всю дорогу я или спал, или мечтал о светлом будущем. Жаль, что о таком можно только мечтать.
Повозка остановилась возле поместья из белого камня:
– Григорий Павлович, господин прибудет позже. Он задерживается.
– Да, хорошо, Сергей.
У двери я закрыл глаза и тяжело вздохнул. За дверью слышалась музыка, заглушаемая людским шумом, подавляющим меня. Я вошел и стал оглядывать толпу в поисках девушки, которая сможет разбавить мою скуку этой ночью. И вдруг мой взор упал на тебя. Ты стояла в белом платье рядом с каким-то усатым военным и держала в руках бокал. Я рванул к Вицеру.
– Здравствуй, Григорий.
– Здравствуй, Вицер! Скажи-ка мне, Вицер: кто тот офицер?
– Это Двинской, а что?
– Понравился он мне, не глупи. Зовут как?
– Петр? Да, Петр.
– Спасибо тебе Вицер. Ввек тебя не забуду.
– Всегда пожалуйста. Где же ваш отец?
– Прибудет позже!
Ах, господа, простите. Вицер – это старый друг нашей семьи, на двадцать семь лет меня старше. Он словно брат для отца. Академик наук, судя по всему, всех наук мира. Со звездами работает. Я часто с ним говорю о небе, о медицине, о военном деле. Внешностью слегка не удался: тощий (чего не скажешь о его жене), низкорослый, с седой, как у козла, бородкой. Однако ж он умен, поэтому я с ним дружу.
Схватив бокал, я рванул к тебе и стал приветствовать:
– Здравствуйте.
– Добрый вечер!
– Вы, простите, Петр Двинской?
– Верно, откуда знаешь?
– Да как же не знать? Мой отец рассказывал о ваших подвигах, еще когда я был мал.
– Хорошо-хорошо. А кто ваш отец?
– Павел Думов, а меня зовут Григорий.
– Неужели? Думов? Думовы – хорошие люди. Думовы – это сила!
– Откуда же у вас такие поспешные выводы? – Удивился я.
– Гришенька, я с твоим отцом на Кавказе служил. Много хорошего он мне сделал. Павел Аркадьевич. Он здесь?
– Да, скорее всего на балконе. – Я был крайне рад тому, что моя ложь сошлась с его убеждениями.
– Здесь полно балконов. На каком из них?
– Этого, к сожалению, я не знаю.
– Ничего, я найду его. Столько лет не виделись. А ты, Елизавета, побеседуй пока с Григорием Павловичем.
Он ушел. Странный он. Я не знал, что он с моим отцом служил. Какое прекрасное совпадение.
– Григорий значит?
– Как видите, Елизавета Петровна.
– Давайте без отчества. Будем знакомы.
– Я