выпорол твоего отца. Меня беспокоило только то, что мой страх вовсе не был связан с произошедшим в доме Вицера.
Мне открыла дверь девушка, которая была прекрасна и привлекательна. Я сразу же подумал, что вы с ней родня. Это можно было понять по стройности тела, широте ее карих глаз, по форме губ. Единственное, что различало вас, это цвет волос и голос. У тебя он более звонкий и мягкий, а у девушки, похожей на тебя, голос был тихий и нежный, но властный. Таким голосом можно полки за собой повести. Женщина провела меня в дальнюю комнату и велела ждать. Я покорно послушался. Что-то меня в ней очаровало. Я начал волноваться, когда услышал звук спускающихся по лестнице каблуков. С каждым их стуком внутри меня что-то разрывалось. Я развернулся и увидел тебя в белом платье, на котором чего-то не хватало, но на тебе оно смотрелось идеально. Светлое платье, светлые волосы, падающие сквозь окно лучи солнца, изящность походки – все это придавало тебе облик чего-то небесного, чего-то высшего. Внезапно я снова «исчез». Я взялся за голову и рухнул на пол, а затем – в бездну.
– Зачем я живу? Для чего я создан? Кто я такой? Зачем, для чего все это? – повторял я себе все это время. Я думал, думал без конца. Я говорил с пропастью, которую видел во сне. Открыв глаза, я увидел потолок, незнакомый потолок и почувствовал чье-то незнакомое присутствие. Плечо немного болело.
– Григорий, я правильно понимаю? – Вопрошал женский голос.
– Все верно, – ответил я, осматривая свою обмотанную руку.
– Как вы себя чувствуете? – Спросила незнакомка.
– Все в порядке, спасибо вам за помощь. Вам Елизавета обо мне сказала?
– Не стоит благодарить. О вас я услышала вовсе не от нее. Мне пару раз говорили, что вы скандалист и дуэлянт. Вчера мне сказали, что вы защитник крестьян. Вы мне показались интересной фигурой, я хотела узнать вас лично. Не стану скрывать свое удивление, когда встретила вас на пороге своего дома.
– Простите, как я могу вас называть?
– Анна, Анна Федоровна.
– Прекрасное имя – Анна. Рад знакомству.
– Я тоже рада.
– Честно сказать, я всегда знал, что нахожусь в центре событий, но не думал, что настолько популярен.
– Мне кажется, что к вечеру о вас заговорит весь город.
– Вы мне льстите, – сказал я, радуясь легкости разговора.
– Я, пожалуй, пойду. Ведь вы здесь не для того, чтоб со мной беседовать. Я позову Лизу, – сказала она, покраснев.
– Я всегда буду рад разговору с вами! – Крикнул я перед тем, как она выпорхнула из комнаты.
Полежав еще несколько минут, я вспомнил, что мне не стоит задерживаться, ведь в любой момент может вернуться Двинской. Я встал с кровати и хотел уже выйти, как вдруг дверь открылась, и я увидел в проходе тебя.
– Елизавета!
– Григорий, почему ты не в кровати?! – Вскрикнула ты, желая проявить заботу.
– Лиза, я чувствую себя хорошо. Я приношу извинения, за все. Мне хотелось провести время с тобой, познакомиться с твоей семьей, но я долго спал, теперь мне уже пора.
– Хорошо, я не держу зла. Я лишь волнуюсь за тебя. У тебя теперь будет много врагов, и твое здоровье сейчас не в порядке.
– Не важны те, кто против меня, куда важнее те, кто за моей спиной. Мне пора, – сказал я, обняв тебя..»
На этом письмо Григория обрывается, посему далее я буду рассказывать о событиях, про которые узнал со слов очевидцев. Для целостности картины, я оставлю за собой право вести повествование от лица Григория.
Рассказ о дальнейшей судьбе Григория Думова
Мы простояли так какое-то время. Я понимал, что все, чего я хотел – это обнимать Лизу всю оставшуюся жизнь. В голове чувствовалась безмятежность, как в море после шторма.
Нас остановил громкий звук, будто кто-то разбил стекло. Мы спустились с небес на первый этаж. Анна стояла и злобно смотрела в сторону. Я подошел к ней и увидел лежащего на полу Петра Двинского, вокруг которого валялись осколки графина. Анна позвала слуг. Двое крестьян пришли и стали поднимать своего господина, который, в свою очередь, вовсе не хотел, чтобы ему помогали. В какой-то момент он замер.
– И ты, Иуда, уже здесь. Неужели я где-то так перед Богом провинился, что мне теперь вечно черти покою не дают, – сказал Петр, стоя спиной ко мне.
Я стал думать об убийстве.
– Совсем допился, – проговорила сквозь зубы Анна Федоровна. – Уведите, сейчас же, пока я не придушила его собственными руками! Григорий Павлович, Лиза, за мной.
Мы пошли за Анной. Было около пяти часов вечера, я никуда не спешил, мне нужно было уйти от Петра. Но увидев, что на его слова никто не реагирует, я решил задержаться. Анна отвела нас в гостиную, где нас уже ждал чай.
– Присаживайтесь.
Мы молча сели. Все сидели в тишине, будто нарочно слушали тиканье часов. Лиза смотрела в пол. Было видно, что ей стыдно за отца. Анна сидела озлобленная. Складывалось ощущение, что если что-то сказать, то одна сестра заплачет, а вторая разорвет тебя.
– Девушки, – начал я. – Мне очень нравится проводить с вами время. Вы прекрасно друг другу дополняете. Вы абсолютно разные, но при этом так близки.
– Что ты хочешь этим сказать? – Спросила Лиза, подняв голову. Анна тоже отвлеклась от своих мыслей.
– Я хочу сказать, что вы абсолютно разные, но при этом так дружны – настоящие сестры. Мне это нравится!
– Погоди, Григорий, – сказала Анна, начиная улыбаться. Ее перебил смех Лизы.
– Дорогие, я плохо вас знаю, но говорю то, что вижу, – промолвил я с легкой улыбкой.
– Я понимаю, Григорий. Но неужели вы думали, что мы с Лизой сестры?
– К чему это? Разве я ошибался?
– Она падчерица моя, – сказала Анна сквозь смех. Лизу невозможно было успокоить.
– Как? – спросил я удивлением. – Сколько же вам лет?
– Она мне как мама. Через пару годиков ей будет тридцать лет, – ответила Лиза, заливаясь смехом.
– Я никогда бы не догадался. Но для чего такая молодая девушка губит свою жизнь, оставаясь здесь?
Комната наполнилась прекрасным женским смехом. Я сидел в исступлении, не подавая виду.
– Честно говоря, Григорий, вы правы. Я до сих пор нахожусь в этом доме только из-за Елизаветы. Ее отец перестал меня радовать, окончательно, – сказала Анна с серьезным видом, глядя в пол.
– Не стоит здесь это обсуждать, – сказала Лиза.
– А чего нам стыдиться? Сейчас весь город говорит только о дуэлянте Думове, о пьянице Двинском и о сорванном обмане Щетинина. Простите меня, Григорий, я не