Стефания Данилова
Неудержимолость
Я бы хотела посвятить эту книгу:
Маме
Саше Кит
Ми Минор
Лукомке
Светотьме
Веронике
Вале
за неудержимолость в них самих
Поэтический шизофреник
А они дискутируют, снова меня ругая:«Почему ты вчера была громче, сегодня тише?Почему ты сегодня – одна, а вчера другая?Это кто-то вместо тебя говорит и пишет?»
Мой диагноз – поэтический шизофреник.Я не знаю, какое из альтер-эго завтравдруг откроет глаза.И первым из озаренийдля него станет то,что оно– это тоже автор,
говорить из меня – это все, что оно умеет.Ваше дело считать его правым или неправым.
И оно говорит, пока всё во мне немеет.И оно как никто имеет на это право.
Пусть одна будет грубой, другая поёт помягче.Третий влюбит в себя обеих случайных встречных.В этом хоре нет голоса, который бы был обманчив.Об актёрстве и лжи не может здесь быть и речи.
Каждой твари по паре; я – Ной своего ковчега:каждой твари по голосу собственному и стилю.Звукореж негодует на сорванном саундчеке,но уже и его сомнения отпустили,
что мои альтер-эго не так уж огнеопасны.Как сказать обо всем и сразу в одной личине?Как их всех отпустить, когда это так прекрасно —я мужчину могу понять, обретясь в мужчине?
Я могу быть вдовой, преступником и ребёнком,не закончив ни театралки, ни МХАТа, к счастью.Эквалайзер не подстрижёшь под одну гребенку.Плюс на минус дает звезду путеводной масти.
Право голоса, как известно, давно в кавычках.Но кто нам запрещает право многоголосья?
Мы идем на чистейший свет по дурной привычке.И за нами смыкается прошлое,как колосья.
Синий цвет
Я – синий цвет.Я – небо. Я – вода.Восток, платочек, птица Метерлинка,упавшая на платьице былинка.Я – то, чего Ты ждал.Иди сюда.
Я – иконопись,уайльдовский чулок,авантюрин,забвение и память!Я – тень, что опадает на чело,я – поцелуйбескровнымигубами!
Я– блюз, циан,берлинская лазурь,осенние есенинские строки!Я– сон.Я – ни в одном Твоём глазу.Я – взглядв Тебя,недремлющий и строгий.
Я – алкоголь,во мне процентов – сто,испей Меняи окажись со Мною!Я в наэлектризованном пальтоисполненанемойголубизною!
Я– море,я взволнована, заметь!Я – холст слепого импрессиониста!Я– лёд в бокале,пламеньи синистер!Еще не жизнь, но и уже не смерть.
Я– бирюза,сапфир,аквамарин,я – медный купорос, кобальт, индиго!Височной жилкой бьющаяся дико!Смотри в Меня!
Смотри в Меня!
Смотри!
Я самым синим пламенем горю —на мне горятТвои прикосновенья.
Прошу Тебя,остановимгновенье! —
– …Я из ТебяБессмертьесотворю.
Снег
московской квартире на Измайловской
и страху, который там
перебираю ворох бумаг, вещей,на коих лежит печать прошлогодней пылиэто – мои мертвецы, и они – священныкак минимум тем, что азбучно жили-были
эта открытка – аж из Владивостокаэтот конверт летел из Калининграда
в чем смысл письма, если оно жестокотем, что спустя полгодауже – неправда?в чем суть флакона, если духи в нем – духи,в чем соль еды,если она без соли?
что восстает под пальцами из разрухина пепелище сломанной антресоли?
я,из вещейвещая самой себе жестрашные сказки о прошлогоднем нектовоздух заходит в комнату стыл и бежев,напоминаяо возвращеньи снега
снег подрисован рядом из ниоткудаи засыпает кладбище шесть на девятья ничего не хочу,ничего не будуя ничего не могу с этим снегом сделать
найдены силы запаковать обратнописьма, тетрадки, старенькую мобилупусть они – ложь,но для меня-то – правда!запаковать обратно, зарыть в могилы
снег отступил на трех хромоватых лапахстукнул сентябрь на циферблате неба
у крови, былого и снега – единый запах
я больше не сплю.я жду возвращенья снега.
Первое осеннее письмо для
Прожить двадцать лет – и не видеть родимого города.Бродить в одиночку. С собой разговаривать матерно.За воздух держась как за ручку. Ведь мы же не гордые.Мы можем прожить до полтинника дома и с матерью,где пёс громко лает в прихожей, и кушать нам подано.Но всё же есть смысл обратиться к другой хрестоматии.
Ведь я не таков. Я уже говорил это ранее.Мне хочется петь, только без адресата нет голоса.И сердце стучит – на кого-то, по-прежнему крайнего,и вновь ерундовину пишут газетные полосы…Идущая в гости к кому-то не знает заранее,насколько близки скоро станут глаза, губы, волосы
хозяина дома, который, возможно, не ждал её,но вскоре научится ждать. У меня – получается.Вложить двадцать чёртовых лет! – в поезда запоздалые,а после спросить, отчего ж мое сердце печалится?Мы городу смотрим в глаза изумленно-усталые,и чувство крепчает пуэром в фарфоровой чайнице.
В сгоревшем театре опять поднимается занавеснад тайной, что зрителям всем раскрывать я не вынужден.С подачи твоей Петербург открывается заново.Он в цвете, он в самом цвету. Значит – стоило, видишьты? —прожить двадцать лет, чтобы сердце, которое замерло,забыло кого-то семь раз, чтобы вспомнить – единожды.
Война объявлена
Вы не рады мне.Будто я – террористка с бомбойи подброшу ее Вам в сумку, что на плече.Или с ног собьюхитромудрым японским комбо.Потому что я в шапке,как у Команданте Че.
Я гораздо хужевсяких там террористок.Я готовлю Вам лично атомную войну.Мои людипод видом скромненьких интуристокпробираются в Вами созданную страну.
Вот сидите Вы, милый,в какой-то из Чайных Ложек,Идеальной Чашке ли, Кофешопе, – в кафе, короче.Мои люди отрапортуют мне и доложат,с кем Вы ели,о чем беседовалии прочем.
Вот Вы курите у окна,а на Вас направленыпара точных прицелов видеофоторужей.А могло быть иначе.Я знаю, что так неправильно.Я котом Леопольдом Вам предложу жить дружно,
наши руки – для наших рук, а не взвода кольта.И борщи я готовлю вкусно. И суп с грибами.Вы же сами на рее вздернули Леопольда,натянув его шкуруна японские барабаны.
Оттого я ношу в кармане стихов гранатыи на воздух весь мир заставить взлететь готова —так, что нервно закурит крепкую даже НАТО.Я Вам честь отдаю,как корабль отдает швартовы.
Дорогой, у меня есть связи в любом отделеи подкуплены крепковсе городские копы.Все равно я молчуи рою свои туннели,и взрывчаткой любви закладываю подкопы.
Я готовлюсь к войне. И кровью пишу на беломполотне со старославянским ятем:«Господинъ, объявленный парабеллумъпризывает Вас сдатьсяна милость моих объятий».
Я могла бы накрыть Вас пледом, но раз Вы против,я накрою Вас зарифмованным мной цунами.Я устала от этих черте каких пародий.Мы могли бы уже раз тысячузватьсяНами.
Вы не рады мне,мой любимый. Да и с чего бы?Я сегодня стреляла в стены напропалую.Раз выходите в одиночку – глядите в оба.У меня слишком взрывоопасныепоцелуи.
Вот Вы спите, и тьма густая, пододеяльнаяжаждет новыхинициированных сближений.Моя война за взаимность Вашу уже объявлена.Ни один из Львовне создандля поражений.
2013
Не твоя тишина
Я несколько слов для тебя написала,где каждая строчка – смешна и страшна.За аплодисментами полного залавсех громче дышала твоя тишина!Она обволакивала помещенье;устраивалась на свободных местах.Ты каждое слышал мое посвященьетебе и тому, кто тобою не стал.
Я бросила исповедь в бледные лица,и та разменялась на слезы и смех;Как верно ты сделал, решив отдалиться,тем самым ко мне приближая успех!Пусть не был ни разуты мной поцелован.Я к вере склоняюсь, как осень к зиме,что стоило, всё это стоило Слова,чей блеск нестерпимый сияет во тьме.
И каждый, кто слушал, а главное – слышал,меня и дыханье твоей тишины,поймет, что оно с каждым разом все тише,а строки мои почему-то слышны.И люди, свои забывая заботы,полюбят меня – так, как ты не сумел.Так радуйся, как же я стану свободна,сиянье их глаз получая взамен!
Я смело скажу, что я всё доказала,когда, приютившись в углу у окна,за аплодисментами полного залазадышит уже не твоя тишина.
Nimeni nu nevadesparti[1]
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/2/8/9/7/7/4/289774.jpg)