«Не давай мне, Господи, рыбу…»
Не давай мне, Господи, рыбу.И удочку не давай.Дай поворочать глыбы,Даже если дышу едва.Дай мне собственный выбор,а лучше два.
Дай по пути мне всяких.По сердцу и по уму.Где-нибудь на десятомодиннадцатого пойму.Дай мне быть непредвзятойи предвзятой кому.
Дай мне бессмертья в близкихи смертности мне самой.Дай мне быть одалискойИ в третьем ряду седьмой.Дай мне идти на выстрелот тех, кто с тюрьмы – с сумой.
Дай мне набрать силу,лёгкость и красоту.Чтобы я казалась красивой,даже если я упаду.Дай всех, кого я любила,встретить в Твоем саду.
Дай мне верить, как раньше,без разницы, сколько лет.Чтобы было смешно и страшно,когда Ты откроешь клеть.Чтобы, падая даже,Ни о чемне жалеть.
Девочке пять
Девочке пять, на горках американских даже привычней, нежели на земле, девочке десять, она еще видит сказкой жизнь, где добро – и то говорит о зле, девочке будет пятнадцать или шестнадцать, можно любые выделывать антраша, можно в любого сладко, светло влюбляться, и целовать, последствия не страшась.Девочке двадцать. В луна– и солнце-парки – к счастью ли, к сожалению – не ходок, есть тезисы, утренняя заварка и где-то в сердце оборванный проводок. Девочка, научившаяся бояться, дует на воду, обжегшись на молоке. Выглядит это смешнее ноги паяца, запутавшейся в змеином своем шнурке. Все, на что ей хватает ума и силы – это писать записки, как в детсаду, а он не заметит, как же она красива. И встретится с ней не ранее, чем в аду.
А я от страха девочку отучаю, я – её внутренний голос, живая стать, долька заморского фрукта в дешевом чае, я покажу ей, кем она сможет стать, стоит ей только вспомнить, что там, в начале.
Девочке пять.
Любить никого
Грустно смотреть даже на алфавит.Каждый из нас состоит из воды и букв.И если речь заходит вдруг о любви —с именем заносится сор в избу,так что не вымести. Вынести все сложней,как буква N будет напоминатьвсе, абсолютно все – о нём, или ней.
Так что пока не сказаны имена,смелей обнимай, отнимай у всего и всех.Целуй, обретая целостность или цель.Имя звучит не так хорошо, как смех,даже если он становится злым в конце.Я влюблена в твой запах. Картинку. Звук.Копейка к копейке, складывается рубль.
А если тебя, как кого-то из них, зовут?Я не люблю ни рефрен, ни повтор, ни дубль.Ни отголосок, ни даже подобье их.А если ты – А, а я бы хотела – Б?От имен слишком больно – после.
Давай без них.Я безымянно все расскажу тебе.
И если мы вдруг расстанемся (несмотряна то, что еще и нету понятья «мы»)мне не придется врать потом, говоряимя твое как имя тюрьмы, чумыи прочих ассоциаций не про добро.Любить Никого – никого не любить совсем.
Я назначу тебе свидание у метронесуществующей станции. Завтра, в семь.
Бродская и Басманов
Вакансия Музы, в принципе, хороша: живи в центресердца, плюй в форточку для души, волосы старойпамяти вороша, на шею садись и приказывай:«нннуу, пиши!». Автор не платит ни ломаного гроша;её гонорар – ни больше, ни меньше – Жизнь.
Муза имеет право, мозги и вид на жительство междусамых красивых строк. Правда, она бесправна в своейлюбви к Автору. Автор должен быть одинок, капелькуинвалид и тем – индивид. Как балерина, что не имеет ног.
Муза должна собой воплощать огонь, вечно цитируя«Не для тебя зажглась». Если она и хочет подать ладонь,надобно сжать в кулак и ударить в глаз, покапридуманный Автором белый конь в голос ржёт за воротамибитый час.
Муза – равновелико добро и зло, прижатый к вискузаряженный пистолет. Сотрудничество плодотворно,когда залог – это оставленный лёгким дыханьем след.Бродскому в этом с Басмановой повезло.Тысячи строк, мучительных надцать лет…
Даже не знаю, чего я больше хочу.Муз или Муж?Звёзды или цветы?
Гамма, палитра, спектр сумасшедших чувств —это свеча в краю любой темноты.
Если я стану Бродской – хотя б чуть-чуть,я обещаю, Басмановым будешь ты.
That's all
Было столько лиц. Не помню ни одного.Было столько света, что, кажется, я ослеп.Было столько всего. Столько было всего:зрелища были яркими, свежим – хлеб.Было столько звука, что, кажется, я оглох.Было столько бумаг, что хватит ли мест в печах?Было столько звонков, и я отвечал:«Алло», а иногда, быть может, не отвечал.
Было столько слёз, как только не стёр щёк.Было столько зла, забыть всё – уже добро.Было столько женщин, что я потерял счёт.Ни одна из них не являлась моим ребром.Надвое сломан меч и расколот щит.Доспех стал платьем, забрало стало чадрой.Было столько всего, что память по швам трещит.Всё, что было, мы сотворили из ничего.
Было столько у нас ничего, и ещё есть.Если хочешь, отдам. Вечером приходи.Это самая что ни на есть никакая весть.Всё еще будет.Всё еще впереди.Всё ищет путь во тьме к одному из нас,и, как правило, этот кто-то стоит спиной.Всё, я устал.Скажи мне, который час.И не спрашивай, что со мной. Ничего со мной.
«Всё или ничего» – ультиматум прост.Я выбираю «или» из двух зол.Как связующее звено или свайный мост.
Было столько, что самое время сказать «That's all».
Те, кто лучше
Так случается – те, кто лучше, обойдены!Их как будто специально не замечают,и не делят с ними трофеи своей войны,подавляя желанье спросить у них:«Может, чаю?Может быть, расскажешь за чашкой мне,как только удается тебе все это:побеждать на войне, не будучи на войне?
Конец ознакомительного фрагмента.
Примечания
1
Nimeni nu ne va desparti – никто не разлучит нас (румынский).
2
Hie tuta perennat – «Здесь в безопасности пребывает».
3
Antiquus amor cancer est – «Старая любовь долго помнится».
4
«Многорукий бог далайна» – фантастический роман Святослава Логинова.