Я не был готов.
Но я все равно разжал пальцы и отпустил ее.
***
Макс.
Моя мечта покинула меня медленными, мучительными укусами.
Мааакс.
Дерьмо. Я был мертв.
Мы оба были мертвы. Тисана и я сгорели вместе. Я полагал, что есть и худшие пути.
Мааааксаааантриииуууус…
Сначала появился звук, мое имя в этом мелодичном голосе. Затем пришла боль, слабое жужжание, которое проникло в каждый дюйм моей кожи, в каждый мускул, в каждую кость. И легкое щекотание по моим щекам.
Я открыл свинцовые веки.
Лицо Тисаны нависло над моим, ее волосы рассыпались по моему лицу, подсветка сзади образовывала золотой ореол вокруг ее контуров. Она была так прекрасна, что не могла быть человеком.
Определенно мертв.
Очевидно, я сказал это вслух, потому что Тисана ответила:
— Ты не умер.
По мере того, как я все больше погружался в сознание, боль усиливалась. Что ж, это подтвердило истинность того, что она говорила. Мертвец, вероятно, чувствовал бы себя по-другому. Я застонал.
— Как нам это удалось?
— Я знаю только часть этого ответа. Некоторые тебе придется объяснить мне, таинственный человек-змея.
Я усмехнулся. Вибрация этого причиняла боль.
— Таинственный человек-змея. Теперь ты всегда будешь обращаться ко мне по этому титулу.
Эта часть его все еще казалась сном, а не воспоминанием или страницей, украденной из чьей-то сказки. Я не мог поверить, что сделал это. Я провел последнее десятилетие, избегая того, что Решай создал во мне, когда оно было вырвано из моей души, отказываясь признать, что часть этого навсегда изменила меня. И я не только признал эту силу, но и использовал ее.
Я не знал, было ли это ужасающим, или освобождающим, или и тем, и другим. Может быть, свобода всегда немного пугала.
Тисана позволила себе упасть на бок, рухнув на кровать рядом со мной. Я повернул голову так, что мы смотрели прямо друг другу в лица, наши носы почти соприкасались. С большим усилием я поднял руку и провел костяшками пальцев по ее лицу, прослеживая линию ее челюсти и мягкое тепло ее щеки.
Настоящей. Она была настоящей.
Некоторое время я не думал, что эта реальность снова будет существовать.
— Итак? — сказала она выжидающе.
— Итак что?
— Итак, таинственный человек-змея…
— Вознесенные, дай мне минуту, требовательная богиня гнили.
— Минуту на что?
— Минуту, чтобы порадоваться, что она у нас есть.
Шуточная улыбка исчезла в уголках ее рта, превратившись во что-то более нежное и задумчивое. Мой собственный разум снова собрал смутные, разрозненные фрагменты того, что произошло в поместье. План, ужин, похищение, Нура и Сиризен и…
Я выпрямился.
— Саммерин…
— Он в порядке. — Тисана остановила меня, мягко толкнув обратно на подушку.
Вздох облегчения.
— А другие? Рабы? Серел?
Она кивнула.
— Итак, мы сделали это.
Она снова кивнула.
Я глубоко вздохнул. Это было ошеломляюще. Что шесть человек за пять дней сумели освободить сотни рабов и разрушить один из самых могущественных домов Трелл. Конечно, даже если для этого потребовалось короткое путешествие через ад.
Но тогда, если бы кто-нибудь мог это сделать…
Я подумал о контракте Тисаны с Орденами, о войне в Аре, и у меня перехватило горло. Я видел, как в ее голове начинают крутиться тысячи махинаций. Морщина между ее бровями подсказала мне, что она думала о том же.
Я разгладил ее большим пальцем, отгоняя этим движением собственные тревоги.
— Всего одну минуту, — пробормотал я.
— Только одну.
И наши лица одновременно приблизились друг к другу, мои пальцы обвились вокруг ее щек, ее пальцы скользнули по моим плечам. Наши губы встретились в поцелуе, который сказал все, что мы не могли выразить словами, поцелуй, который начался с нежного шепота и быстро перерос в более страстную песню. Я напомнил себе о том, как двигались ее губы, о вкусе ее языка, о легком прикосновении ее зубов к моей коже.
В последний раз, когда я поцеловал ее, я думал, что больше никогда не поцелую. И я был чертовски счастлив ошибиться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Она отстранилась, пощекотала мой нос, глаза улыбнулись. И этим низким эротическим голосом она прошептала:
— Твое дыхание очень, очень плохо пахнет.
Я нахмурился и дунул прямо ей в лицо, заставив ее издать смешок, который, возможно, был самым приятным звуком, который я когда-либо слышал. И, видимо, мое дыхание не могло быть таким неприятным, потому что она подавила этот смех еще одним поцелуем, и еще, и еще.
И все, что я мог думать, несмотря на все это, было одно:
Вознесенные, черт возьми, я был жив.
***
Я был бы рад продолжать в том же духе еще хотя бы несколько часов, но Тисана, к сожалению, не так легко отвлекалась.
У меня не было выбора, кроме как рассказать ей всю историю. И последнее, чего я ей не сказал — никому не сказал. Я знал, что в конце концов мне придется. Но это был секрет, который я похоронил в себе еще глубже, чем правду о Сарлазае или смерти моей семьи — возможно, потому, что он все еще смотрел на меня каждый раз, когда я смотрел в зеркало.
Но теперь я открыл дверь, которую уже не мог закрыть.
— Это случилось, когда Решай удалили, — начал я.
— После моей семьи мне нужно было вытащить это из себя. Это просто не подлежало обсуждению. И Ордены были в серьезном беспорядке в тот момент, так что не было никого, кто мог бы меня слишком сильно беспокоить по этому поводу. Зерит был слишком нетерпелив, так как война все равно закончилась, и, честно говоря, я думаю, что этот ублюдок больше всего боялся, что у меня есть вся эта сила.
— Он думал, что ты воспользуешься этим против него? — спросила Тисана.
— Я не мог, так как я был связан кровью с Орденами. Пока Зерит действовал от имени Орденов, я не мог причинить ему вред, по крайней мере, намеренно. Но за звание Главного Коменданта сражаются и проливают кровь, и ему не понравилось, как присутствие Решай во мне повлияло на него в этом бою. — Так чертовски банально. Зерит Олдрис, всегда озабоченный своим положением, даже когда умирают настоящие люди. — А Нура… она и не собиралась спорить.
Этого я бы никогда полностью не понял. Я знал Нуру с тех пор, как мы оба были детьми, но даже тогда я никогда не видел ее плачущей. Только на похоронах моей семьи, когда я издалека наблюдал, как горят их костры. Она была единственной, кто видел меня, и единственной, кто прятался в тени, ее щеки были блестящими от слез.
Я сделал вид, что не вижу ее, и ушел, прежде чем она успела подойти ко мне. Но на следующий день, когда я снова появился в Тауэрсе на грани истерики, требуя, чтобы из меня вырвали Решай, она и слова не сказала.
— Но, как и все, это было не так просто, — продолжал я. — Ранее они вытаскивали Решай из многих тел, но тел, которые оно отвергало. Оно хотело уйти так же сильно, как они хотели, чтобы оно ушло. В моем случае Решай точно не хотело уходить. Я часами истекал кровью на этой плите, пока они работали над тем, чтобы разлучить нас, пока Решай и я вели эти нелепые битвы в моей голове. Оно не хотело меня отпускать. Но я не собирался позволять ему держать меня.
Я все еще содрогался, когда думал об этом, о том, как Решай цеплялось за меня, как отчаянный любовник.
Тисана подошла ближе, ее тело прижалось ко мне, а руки обхватили мою руку. И на мгновение я был поражен тем, насколько глубоко я ценю это.
— В конце концов все стало настолько плохо, что они сказали мне, что если они пойдут дальше, они, вероятно, убьют меня. Я сказал им, что меня это вполне устраивает.
Я вздохнул, воспользовавшись моментом, чтобы заземлиться во внимательных глазах Тисаны.
— И я действительно умер. Всего на несколько минут. Достаточно быстро, чтобы это не было замечено. И когда Решай оторвали от меня, оно как будто вонзило в меня все свои когти, чтобы оттащить назад.
{Ты так сильно хочешь избавиться от меня?} прошипело оно. {Ты скорее умрешь, чем останешься здесь со мной?}