Солдат стоял прямо, покачиваясь на поднятой руке.
Слева от меня Ариадна издала приглушенное ворчание, когда другой охранник отбросил ее в сторону.
Четыре секунды. У меня было четыре секунды, возможно.
Со злобной силой я провел кинжалом по связанным запястьям Нуры.
Этого должно было быть достаточно. Я успел сделать только один взмах, прежде чем прыгнул на человека, загнавшего Саммерина в угол, дернул его назад и провел кинжалом по его горлу.
И как раз вовремя, чтобы отвести взгляд от полощущейся раны мужчины, я увидел, как Нура отпустила второго мужчину, из-под рукава которой торчал второй окровавленный кинжал.
— В Альбрайте все было гораздо мягче, — пыхтела она, пока я освобождал руки Ариадны и Саммерина.
Я едва слышал ее. Саммерин с видимым трудом держался на ногах. Кровь капала с его куртки, образуя на полу грязную лужу. Вознесенный, он не должен был участвовать в этой драке…
— Сэм…
— Послушай. — Ариадна наклонила голову, подняв палец.
Мы замолчали.
И через мгновение по воздуху разнеслись звуки далеких криков. Тихие, но безошибочные.
Мое сердце превратилось в свинец и провалилось в желудок. Я подскочил к двери. Когда я распахнул ее и шагнул внутрь, с моих губ слетело проклятие.
Потому что это здание было в гребаном огне.
И это был не тот огонь, который я видел раньше. Один конец коридора, тот, который в конечном итоге должен был привести обратно в бальный зал, был усеян светящимися голубыми язычками пламени. Они двигались слишком медленно, проскакивая, как свет, отражающийся от качающегося стекла.
Образ, который я лелеял в затылке — образ Азина, забивающего Тисану до смерти посреди той отвратительной вечеринки, — сменился чем-то еще более ужасающим.
Далекие крики превратились в безошибочные отголоски тех, из Сарлазая. Те самые, от которых у меня заложило уши.
Я почти не слышал вздоха Нуры рядом со мной.
— Даже с Хриксалисом? Это… замечательно.
Замечательно? Замечательно? Это было ужасающе.
Ужас накатывал на меня, когда я вспоминал выражение лица Тисаны, когда она была в лапах Решайе, холодное, жестокое и отстраненное. И я подумал о том, насколько оно отличалось от лица, которое смотрело на меня в палатке, требуя от меня обещаний в лунном свете.
— В чем дело? — разочарованно спросила Ариадна, поворачивая свое безглазое лицо то в одну, то в другую сторону. — Что ты видишь?
— Это не огонь, — прохрипел Саммерин. Он привалился к дверной раме, сжимая туловище. Я посмотрел на своего друга, и безмолвный страх прошел между нами.
Только на секунду, прежде чем он начал терять сознание. Я поймал одну руку, а Ариадна поймала другую.
Он терял так много крови.
А Тисана теряла себя.
И я мог потерять их обоих.
Все катилось к чертям, и я никогда — никогда — не боялся так сильно за всю свою жалкую жизнь. На мгновение я вдохнул этот ужас так глубоко, как только мог.
А затем я выдохнул его в дикую решимость.
— Найди выход. Бери всех, кто пойдет с тобой, и уходи отсюда.
Нура вскинула брови.
— А как же ты?
— Я догоню.
Она посмотрела на пламя, потом на меня, потом на пламя.
— Не будь идиотом, — прошипела она. — Я сказала тебе, что в следующий раз, когда ты попытаешься покончить с собой, я тебя не остановлю.
Я чуть не рассмеялся. Если бы все было так просто.
Легко умереть за кого-то, — шептала Тисана, — но гораздо ценнее жить.
— Тогда не надо, — сказал я и повернулся к пламени.
Рука Саммерина поймала мою руку, его пальцы впились в мою кожу.
Он молчал, но это и не требовалось. Его серьезный взгляд сказал мне, что он знает, что я собираюсь сделать, и почему, и что он не может меня остановить.
Мне потребовалось ощутимое усилие, чтобы не сорвать голос, когда я сказал:
— Я знаю, что ты хочешь побыть с ним, романтичный ублюдок, но сейчас для этого нет времени. Когда все закончится. Закат и все такое.
Его глаза едва заметно дрогнули. Слабо, он убрал свою руку с моей руки ровно настолько, чтобы сформировать особенно вульгарный жест.
Я издал смешок, который на самом деле был вздохом облегчения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вот это дух. А теперь убирайтесь к черту, пока не истекли кровью.
Я не дал никому времени ответить, прежде чем отвернулся и начал спускаться по коридорам бодрой походкой, которая быстро перешла в бег. Было легче смотреть на эти странные голубые языки пламени, чем на их лица. К этому времени конец коридора был поглощен им. Я бежал на стену мерцающего голубого света.
Я бежал к Тисане.
Я не даю тебе разрешения на поражение, если я потерплю неудачу.
Все, о чем я мог думать, это то, что я люблю ее.
Я не говорил ей об этом, но по мере того, как этот тревожный голубой свет становился все ближе и ближе, я никогда не чувствовал большей уверенности. Я любил ее за ее силу, за ее прекрасную грубую силу, за то, что она видит то, что не видит никто другой. Я любил ее за все, что мир постоянно использовал против нее. Я любил ее за то, что она все равно продолжала.
Пообещай мне, что ты будешь продолжать сражаться в своих битвах, даже если я проиграю свою.
Я был с ней, только с ней, до конца наших историй. Но я не хотел, чтобы ее история была пересказом моей. Она заслуживала большего, чем целая жизнь с окровавленными руками и история с горьким концом, созданная на основе ужасных деяний Решайе. Она заслуживала эпопеи.
И я любил ее так чертовски сильно, что выполнил бы данное ей обещание, даже если бы это стало самым трудным делом в моей жизни.
Даже если это означало принять часть себя, которую я предпочел бы притвориться несуществующей.
Синее пламя охватило меня. Они были слегка прохладными и жгли кожу медленной, странной болью, которая пронзала меня, как молния.
Я подождал, пока не смог больше терпеть, прежде чем сделать то, что поклялся себе никогда, никогда не делать.
Если Решайе черпал из более глубокой силы, то и я мог. В этот раз я не сдерживался.
Мое второе веко открылось, и мое тело превратилось в огонь.
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ
Тисана.
Я падала так быстро, что мир размазался вокруг меня. Я тянулась к контролю, но не нащупала ничего, кроме тьмы и тени.
Я не контролировала свое тело, пока шла по коридору к бальному залу.
Бальный зал, где меня ждали сотни людей, включая многих моих самых дорогих друзей.
Мне было так страшно.
Все хорошо, — прошептала я Решайе, как можно спокойнее, преодолевая нарастающую панику. Все в порядке.
{Я говорил тебе много раз. Ты не можешь лгать.}
Даже его голос звучал по-другому, искаженный странной, мерцающей силой. Холодный свет, похожий на пламя, окружал меня, скребя когтями по полу и стенам с каждым моим шагом.
{Ты предала меня, — прорычал он. {Все они предали. Они всгеда предают.}
Образ пальцев Макса на моем животе снова промелькнул в моей голове, две секунды повторялись с головокружительной частотой.
Ужас сковал мое горло. Макс. Макс, который так сильно верил в меня. Где он был? Был ли он мертв? Они все были мертвы?
Я подвела их. Боги, они пошли за мной, а я так глубоко, совершенно их подвела.
Пожалуйста, — умоляла я.
{Тишина}.
Я повернула за угол и оказалась в бальном зале. Музыка переполняла мои уши, пульсируя в голове. Зал все еще был полон изысканно одетых гостей, хотя многие из них повернулись, чтобы выйти из зала, шепча друг другу тихими голосами и, несомненно, сплетничая о том, чему они стали свидетелями.
По крайней мере, так было, пока не вошла я.
Углы комнаты потемнели. Пламя и гниль расползлись по полу паучьими пальцами. Гости замерли и повернулись, чтобы посмотреть на меня, глаза их то расширялись от шока, то сужались в смущенном отвращении.
Решайе повернуло голову и пропустило наше видение мимо рабов — охранников, выстроившихся у стены, и служанок, в ужасе забившихся в углы.