свою куртку и прижали к себе крепко-крепко.
– Ну всё-всё, детка, всё…
Диана развернулась, прижалась лицом к шее Глеба, он накрыл её своей курткой, обнимал и нежно перебирал волосы, и ей становилось так тепло и спокойно, и так хорошо, хоть бы он не отпускал её никогда. Они долго сидели так, пока не начал накрапывать дождь. Тогда он приподнял её лицо, оттёр слёзы.
– Прости, что я…, – начала она.
– Я тоже, – прервал её Глеб.
Она увидела его глаза, прозрачные внимательные и сочувствующие глаза совсем близко и потянулась к нему, а он прижался к её губам нежным долгим поцелуем, и этот бесконечный поцелуй без капли страсти подействовал лучше любого успокоительного средства.
– Ты совсем замёрзла, пойдём в машину.
Глеб помог ей подняться, приобнял её, и так, в обнимку, они вышли с кладбища. Он открыл дверцу пассажирского сидения, но прежде чем сесть, она еще раз обняла его.
– Спасибо тебе.
Он поцеловал её в уголок губ, подмигнул и улыбнулся горькой улыбкой.
Глеб остановился у кофейни, взял в бумажных стаканчиках Диане капучино, себе чёрный кофе, ещё какую-то выпечку, всю обратную дорогу они молчали и пили кофе, к еде так и не притронулись
Высадив Диану у дома, Глеб уехал разбираться с Вовкиными делами, а Диана поднялась домой и легла в кровать. Она слышала, как поздно вечером вернулся Глеб, как тихо зашумел душ, если бы он сейчас зашёл к ней, она попросила бы его остаться здесь, с ней, навсегда, но он не пришёл.
Глава 31. Исцеление
Последующие дни Глеб занимался устройством Вовки, снял квартиру, помог собрать и перевезти вещи перевёл на его счёт деньги, пусть живёт самостоятельно, договорился с сиделкой, чтоб она за ним присматривала. Вовка плакал, цеплялся за брата, но всё было бесполезно. Когда двери закрылись за Володей навсегда, Глеб нанял людей на ремонт комнаты брата, затем на генеральную уборку, чтобы даже запаха Володи в квартире не осталось.
К следователю Глеб тоже съездил, то очень ему обрадовался, он то слышал, что Глеб погиб, но в силу своей профессии он уже ничему не удивился. Глеб пригласил его на обед и за рюмкой коньяка поведал свою историю и то, что о чём узнал в последние дни.
– Было у меня подозрение, что за этим кто-то стоит. Дело закрыто, чтобы отправить на доследование нужны веские доказательства, прежде всего признание, либо этой девицы, либо осуждённых. Но один покончил с собой, двое других психически не здоровы, они себя то не помнят, пять лет прошло. Кольцо ты у неё отобрал, пойди, докажи, что оно все эти годы было у неё. Чем доказывать будем причастность?
– А если я заставлю её признаться? Запишу её признание на диктофон?
Следователь покачал головой.
– Слабое доказательство: признание под давлением ещё и с тайной записью. Не пройдет. Но ты мне дай её координаты, я с ней побеседую.
– Нет у меня её координат, телефон давно стёрт, где живёт, не знаю, даже фамилию не помню, а может и не знал никогда. Но я найду.
На следующий день, Глеб не смог подняться кровати, упало давление, бил озноб.
– Полное нервное истощение, – сказал врач, вызванный Дианой, – я б рекомендовал стационар.
– Я сама буду ухаживать.
– Хорошо, я тогда буду приезжать, ставить капельницы У Глеба Александровича полная медицинская страховка, так что это всё входит в стоимость.
Диана взяла на работе неделю за свой счёт, и принялась выхаживать Глеба. Глеб находился в каком-то полузабытье, болело сердце, болела голова, он едва мог сделать несколько шагов по квартире. Ему казалось, что все нервы оголены и любой звук будь то голос, звонок, хлопанье двери вводил его в нервное напряжение, ему хотелось тишины и покоя. Приезжал Влад, приходил врач, Диана все время была рядом, все они проявляли заботу, чем неимоверно раздражали его. Он молчал, только потому что не в силах был что-то ответить, или попросить всех уйти, не мучать его, несколько раз он выдирал капельницу, пока лечащий врач не пригрозил увезти его в психиатрическую клинику, если он будет продолжать это делать. Сон тоже не приносил облегчения, его кружило в кошмарах, обжигало, резало ножами. Знай об этом Ирина, она была бы счастлива.
Но всё же усилие врача, забота Дианы делали своё дело. Глеб наконец очнулся и почувствовал, что страшное головокружение прекратилось, раздражение ушло, появились силы. Диана тихо вошла в комнату, Глеб лежал на спине и светлыми глазами смотрел, как капельница каплей за каплей вливает ему жизнь. Взгляд переместился на неё, и она поняла, что он поправляется.
– Привет, – сказал он, – чего-то я расклеился.
– Ты был не очень спокойным пациентом.
– Сколько времени длилось моё беспамятство?
– Неделю.
– Дай мне, пожалуйста, телефон, я позвоню Владу, он один всё не вывезет.
Диана стояла и смотрела в окно, шёл дождь со снегом. Всё решено, она смертельно устала, измучалась, хватит жить не своей жизнью. Глеб поправился, всё встало на место, пора начинать всё заново. Закрыть дверь в прошлое и увидеть будущее, пока она живёт здесь, у неё это не получится. Он услышала, что Глеб зашёл в столовую, но не повернулась.
– Я уезжаю, – тихо сказала она, – Я уже нашла квартиру.
Глеб подошел и встал сзади, но до неё не дотронулся.
– Останься.
Диана отрицательно покачала головой
– Я не могу.
– Я не буду больше ничем тебя беспокоить.
– Да разве дело в этом? Все вокруг спрашивают, не пара ли мы с тобой, раз живём вместе. Удивляются, не верят. Я устала от этого, я хочу всё забыть и попытаться ещё быть счастливой. Пока ты рядом, у меня это не получится, я испытываю к тебе чувства, которые непозволительно испытывать к соседу.
Она уходит от него, и уносит с собой весь уют и спокойствие. И он снова останется один, будет работать, а вечером глушить чувство тоски алкоголем, будут наплывать тяжёлые мысли, а развеять некому. И никому в целом мире, не будет дела до его успехов и провалов. А потом появится какая-нибудь очередная, будет трепать ему нервы, требовать того, что он не сможет ей дать. Секунды, сомнение, и вот решение:
– Выходи за меня.
Диана резко обернулась, в её зеленоватых глазах была тревога.
– Глеб, что с тобой? Ты ещё не окончательно поправился, наверное.
Глеб взял её руку и поцеловал её.
– Я тебя не тороплю.
– Ты же меня не любишь.
Глеб наклонился и прижался лицом к её щеке.
– Я не могу без тебя, – прошептал он.
– Нет, можешь, я уеду,