опять же, вызвали в войсках едва ли объяснимое в иных случаях разочарование. Конечно, открытым остается и вопрос, была ли в 1919 г. Германия под нажимом Антанты способна на такие финансовые, экономические и организационные свершения, каких требовала и тогда открытая борьба против Советского Союза[425].
Таким образом, перспективы немецко-русского проекта были невелики уже тогда, когда Западная армия попыталась сначала обеспечить свою курляндскую базу за счет удара на Ригу, а на зимнюю кампанию в глубине России и даже для простого размещения на зимних квартирах, пока на Двине от Фридрихштадта до Риги стоит противник, она и вовсе была не годна.
Когда, несмотря на весь героизм и полководческое искусство, – а германские войска проявили себя и в этой последней крупной атаке, – операцию против Риги пришлось прервать, все планы Западной армии оказались под вопросом. Единственным же следствием было то, что теперь Антанта перешла к активному вмешательству на стороне окраинных государств. Тем самым, однако, стала неизбежной болезненная для всех его участников ликвидация прибалтийского проекта, который, будучи смело задуман, без содействия единого и твердо управляемого государства и с все-таки разнородными и импровизированными войсками и так должен был показаться бесперспективным.
Этот исход ничего не меняет в том, что всякий истинный немец и настоящий солдат поймет весь трагизм ситуации, в которой оказались лидеры Железной дивизии, когда вышестоящие инстанции намерены были начать вывод войск, а ведь им, казалось, уготована была столь масштабная миссия. Если же они и их соратники отстаивали мнение, что они могли бы реализовать планы, выходящие далеко за рамки Прибалтики, если бы Родина их не покинула, не перерезав их жизненно важную артерию, по которой до того беспрепятственно шел поток людей и материалов, то это говорит лишь об их мощной натуре. А вот была ли у них верная оценка ситуации, это, конечно, уже другой вопрос. Германия 1919-го года, которой следовало бы в едином порыве вести крестовый поход против большевиков, сочилась кровью из тысячи ран, была морально больна, экономически обессилена, ей угрожали внутренние и внешние враги, так что она была не в состоянии предпринимать столь масштабные проекты, даже если бы ее угнетатели в Версале оставили бы ей для этого свободу действий.
В качестве предупреждения вождям войск в Прибалтике следовало обратить внимание на последовательную линию поведения англичан, ведь с первого же дня прибалтийского проекта они не оставляли никаких сомнений, что ни при каких обстоятельствах не допустят усилившейся в Прибалтике Германии, а предпочитают иметь дело со слабыми, легко управляемыми со стороны окраинными государствами, а если уж не останется ничего другого – то и с «красными» революционерами. Менялись лишь тон заявлений и представители. Тем не менее, чтобы события все же были направлены по желательному для англичан фарватеру, Англия не остановилась и перед самыми крайними мерами, вроде поддержания или возобновления блокады в Балтийском море, обстрела с моря левого фланга германских войск или частей Западной русской армии – даже в открытом городе Рига, и прямой поддержки окраинных государств за счет поставок материалов и вооружений.
Главного своего триумфа эта политика достигла в том, что в нужный момент инициативу передали совершенно не заинтересованным в Прибалтике французам. Маршал Фош с его угрожающими нотами и его посланец Ниссель с манерами Бренна[426] и стали главными фигурами в шахматной игре этих последних открытых послевоенных боев. Тем самым и основная тяжесть борьбы сместилась в Берлин, в Спа[427] и в Версаль. Вместо пушек решающее слово получили ноты, блокада, голод, а генерал Ниссель совершенно верно оценивал обстановку, когда отказался от каких бы то ни было войск для выполнения своей задачи, полагаясь исключительно на дистанционный эффект от стоявших на Рейне межсоюзнических оккупационных частей.
На этом, а то и еще раньше, немецко-русские войска оказались на уже проигранной позиции. Все героические попытки разорвать кольцо отмобилизованных Англией окраинных государств даже в лучшем случае могли привести лишь к повторению венденской кампании. Попытка достичь взаимопонимания на основе антибольшевизма предпринималась, но, как известно, бесславно провалилась. Оставался лишь один выход: вывод вооруженных сил, но с сохранением в полной мере их воинской чести.
Было ли в этом положении полезно или необходимо то, что германское правительство само выступило с инициативой, попросив об отправке межсоюзнической комиссии в Прибалтику, теперь уже останется неизвестным. Однако за то, что, несмотря на противодействие Антанты, ожесточенную враждебность окраинных государств и едва прикрытое злорадство правящих в Веймарской республике кругов, это произошло в приемлемой как для войск, так и для их Родины форме, а оскорблений в адрес немцев, как это было при крушении в 1918 г., на этот раз не допустили, в послевоенной истории следует поблагодарить не только солдат в Прибалтике и их командиров, но и тех людей, что приняли тогда на себя и выполнили полную горечи задачу по эвакуации последнего фронта, а также вынесли на себе все конфликты с комиссией генерала Нисселя.
В любом случае то, как была проведена эвакуация войск, является лучшим доказательством, насколько бойцы в Прибалтике в 1919 г. отличались в лучшую сторону от тех жалких остатков, что годом ранее бежали оттуда же перед едва ли менее дезорганизованными толпами большевиков. Хотя их моральному оздоровлению после выявившейся духовной болезни могло поспособствовать и время, прошедшее с ноября-декабря 1918 г., но все же потребовался огромный объем работы по развитию, чтобы из жалких остатков на фронте по р. Виндаве и уж по меньшей мере весьма разнообразного пополнения с Родины вновь создать боеспособные и весьма высокого качества соединения. То, что это удалось, – не только достойное высокой оценки свершение офицерского корпуса военной поры. Оно было намеренно увязано с лучшими качествами немцев, с верностью соратника своему вождю. Именно опора на эту сторону немецкой натуры оправдывает себя и по сегодняшний день[428]. Это было единственное средство, чтобы противопоставить его попыткам разложения, которым войска в Прибалтике подвергались со всех сторон вплоть до последних дней кампании, а также проникновению спартакистских элементов в состав транспортов с добровольцами и различным пропагандистским уловкам Антанты и большевиков.
События, связанные с этим отступлением, вынужденным по политическим, а не по военным причинам, в свое время, да даже и теперь, выставляются как победа окраинных государств. С их точки зрения, это может показаться вполне объяснимым. Молодые армии этих государств нуждались в каком-то военном наследии, которое можно базировать лишь на победах. Последние же в действительности имели место лишь на отдельных участках и при особых обстоятельствах, особенно в боях против именно русских соединений. Но