о которой не говорили никому другому.
Наконец, ее пригласили к начальнику.
Первым бросился в глаза стол из белого, отражавшего блики яркого света керамогранита, высокое черное кресло, на столе же – iMac последней модели; на обшитой деревянными панелями стене – портреты: только не Путина, а Джокера и Бэтмена. А между портретами – герб Российской Федерации, с небольшими изменениями: в лапах орел сжимал две пилы, как на эмблеме одного из проектов известного блогера; Бобров мог позволить себе немного пошутить. На столе лежали книги эзотерического содержания: книжка Блаватской, «Малый ключ Соломона», толстенный алхимический том и Уголовный кодекс Российской Федерации.
– О, Марина Дмитриевна! С чем пожаловали? – Бобров поднялся из-за стола и приглашающим жестом показал на диван. – Вы садитесь, пожалуйста, не стесняйтесь!
Марина кашлянула, присела.
– Может, кофе?
В этот момент в комнату вошел рабочий и, небрежно поддев руками портрет Джокера, стал снимать его со стены.
– Аккуратней, пожалуйста! Он дороже, чем ваша месячная зарплата, – проворчал Бобров, после чего вернулся к Марине. – Так что, чай, кофе?
– За что? – устало выдохнула Марина, глядя куда-то в окно – туда, где солнце освещало пустевшую Старую площадь.
– В смысле – за что? За что чай или кофе? Просто я радушный хозяин, вот и…
– Ну не придуривайтесь, – прикрыла глаза Марина. – Вы же понимаете. Три месяца мою семью терзали. Сначала моего мужа по подложному делу задержали, мучали в СИЗО, избивали. Потом меня замордовали этим делом с театром. Вот я и пришла спросить: за что? За что нам такие мучения? Я не знаю, наверное, я глупый человек, но у всего же есть какая-то цель, наверно, зачем-то нам надо было пострадать, чтобы мой сын не спал ночами и плакал, да? Вот я и пришла, – она посмотрела на Боброва, – узнать у того, кто всё это устроил: за что нам всё это?
– Устроил? Я?! Боже упаси! – усмехнулся Бобров, после чего успокаивающе поднял руку: – Нет, я лишь воспользовался возможностью. Вы, наверное, думаете, Марина Дмитриевна, что это я инициировал дело против театра? Но уверяю вас: я не знаю, как это было, – он развел руками. – Просто я услышал, что такое вот дело заведено, проходят обыски, людей арестовывают… А мне, так уж совпало, как раз нужен был свой небольшой театр, – произнес он с какими-то кошачьими интонациями и обаятельной улыбкой. – А потом была небольшая аппаратная борьба, только и всего. Ну, немножко заигрались в процессе, теперь вот – переезжаем.
– Вы не ответили на вопрос, – у Марины задрожали губы. – За что?
– Дорогая Марина Дмитриевна! Ну разве вам самим не хотелось бы взять отпуск, отдохнуть немного от судейской мантии, которая с вас нет-нет да и падает? Ну вот и мне хотелось отдохнуть от вот этого всего. Политика, борьба, интриги… Ну захотелось мне театр свой, чтобы там представления ставить. Плохое желание, что ли? Непонятное? Ну, люблю я искусство! – воскликнул он. – Не мыслю я себя без него! Чего ж теперь, с моими возможностями – это всё упускать?
Марина молчала. В уголках глаз появились слёзы; она пыталась их сдерживать, но потом одна сбежала вниз по щеке, и Марина заплакала.
– О, Марина Дмитриевна, простите, что так вас расстроил! Может, водички принести? Андрюша! – он крикнул секретарю в проход. – Принеси даме воды! А вы, Марина Дмитриевна… – он сделал шаг вперед и наклонился.
Марина вскочила и вышла из комнаты так же быстро, как и вошла, едва не сбив с ног растерянного секретаря.
– Роскошная женщина, – цокнул Бобров ей вслед. – Еще и блондинка.
Андрей всё еще стоял со стаканом воды и непонимающе глядел на начальника.
– Ну давай его сюда, чего добру пропадать.
Бобров потягивал воду и смотрел в окно, пока мимо него сновали рабочие с коробками, веревками и крюками, и шумно заворачивали вещи. Бобров смотрел, как ветер подхватывает падающие с деревьев листья и несет их прочь по пустой Старой площади, куда-то в сторону Зарядья, туда, где зеленая Москва-река хранила свои секреты, а впридачу и всю таблицу Менделеева.
post scriptum[5]
Дело театра Шевченко переходило к еще двум судьям. Экспертиза Кондратьева не обнаружила признаков хищения – ее результаты перепроверялись еще двумя экспертами, один был нанят следствием, другой – защитой. Дело закончилось приговором: Цитрина, Альберта Матвеева и Наталью Маславскую признали виновными и приговорили к штрафу и условному сроку.
Марина Костюченко не дождалась конкурса на замещение вакантной должности председателя Н-ского районного суда и уволилась со службы.
Егора Костюченко признали виновным и приговорили к полутора годам решения свободы условно. Его партнеру по бизнесу Артему повезло меньше – он уехал в колонию на четыре года, на последнем слове божась, что все бизнес-решения принимал в компании Егор, и «Серебристая гавань» была его идеей.
Саша Костюченко ходит в школу и учится на отлично. Ему купили второй формикарий, куда уже не помещаются все муравьи.
Олег Руцкой сдал экзамен на адвоката и теперь работает в одной юридической фирме с Анной Муравицкой.
Алексей Фомин был уволен со службы и подался в адвокатуру. Одновременно с этим он завел свой телеграмканал.
Уланов провел еще несколько громких политических дел и получил звание полковника.
Юрий Бобров пишет статьи и книги.
Стригоев избежал уголовной ответственности. По слухам, он уехал в Черногорию, где продолжает выполнять поручения российского правительства. Рыжий пес Баргест вернулся в приют, но быстро нашел новых хозяев.
Саша Шпак перебралась из Москвы в Мытищи к бабушке. Она устроилась учительницей в небольшую частную школу и готовится поступать в следующем году на бюджет в педагогический универ. «Тиндер» Саша удалила. Элина предлагала иногда написать что-то для «Будущей», но Саша всякий раз отказывалась. Тео растет здоровым, упитанным и наглым котом.
Анатолия Шпака отпустили по УДО. Рак его ухудшился во время заключения, но оставались еще надежды, что всё обойдется. Надежды рассеялись в 2024 году.
Фомин
4506 подписчиков
По поводу того самого дела и мягкого приговора.
Любители дискутировать о «борьбе башен» уже возбудились, но всё было гораздо проще. Давайте назовем этот феномен «войной из-за ведра». При чем тут ведро? Объясняю.
В 1325 году между итальянскими городами Болонья и Модена произошло сражение. Погибли 2000 человек. К тому моменту города уже давно не любили друг друга – долго конфликтовали, случались стычки, но серьезного столкновения не происходило. А горячая фаза началась – с ерунды. Несколько солдат из Модены пробрались в Болонью и… украли деревянное ведро, стоявшее у колодца. А затем вернулись в свой город и, забавы ради, хвалились трофеем. Разъяренные