-Вылетела из тела? - задумчиво повторила Гита. - Ничего себе!
Она поиграла бровями и скривила рот.
- Но если ты все видела сверху, кто же стоял на остановке?
- Не знаю. То есть я же и стояла. И стояла, и в воздухе плыла. А главное - я тогда все записала. Выкроила вечером минутку и...
-Записала? - Гита оживилась.
-Да, все что видела. Но вышло в итоге сплошное надувательство.
-В смысле? - насторожилась Гита.
Лотины слова заинтересовали ее больше, чем та рассчитывала.
-В смысле - я записывала очень точно, но на бумаге все получилось плоским и скучным рисунком.
-Ты расстроилась?
-Да. То есть, нет. Я потом думала, что магические ритуалы тоже теряют смысл, стоит их записать, и в результате нам достается бледный отпечаток реальности, пережитой кем-то другим.
-Реальность... - задумчиво повторила Гита: она запрокинула голову и закрыла глаза. - А я когда-то сны записывала. У меня была специальная тетрадка, я хранила ее под подушкой, и когда снилось что-нибудь интересное, я ее доставала и записывала.
-А где она теперь?
-Ее нет. Я поняла, что это неправильно и даже опасно - записывать сны. Как гадание на картах или некоторые виды предсказаний - мы перебрасываем мост, соединяя свою жизнь с потусторонним миром. И по этому мосту в нашу жизнь может пробраться какая-нибудь зловредная гадость.
-Интересно, как она выглядит?
-Она может прикинуться кем угодно - событием, человеком, мыслью, которая как бы случайно пришла тебе в голову. Когда я это поняла, достала тетрадку, отнесла за дом и сожгла. Руки потом пахли дымом, и запах не хотел отмываться.
Гита достала зажигалку и прикурила - у нее была с собой белая пачка сигарет с надписью "Клайпеда".
Музыканты подошли сами. На парне была грязная белая футболка с портретом Джима Моррисона и шляпа, как у Григоряна. За спиной висела гитара в черном чехле. Девушка была высокая, худая, у нее было изможденное лицо и нездоровая бугристая кожа. Издали Лоте показалось, что они ссорятся. Парень что-то объяснял, делая резкие движения рукой, как каратист, который прицеливается, чтобы расколоть кирпич. Девушка слушала молча, изредка вставляя несколько слов. Она была чем-то встревожена или недовольна, а может, у нее не было сил говорить и спорить. Поравнявшись с Гитой и Лотой, парень снял шляпу и заговорил с иностранным акцентом:
-Добрый день. Мы музыканты из Каунаса, едем на фестиваль. У нас не осталось денег. Так получилось...
-У нас на вокзале украли кошелек, - тихо добавила девушка, опустив глаза. У нее тоже был акцент, но не такой выраженный.
-Не хватает денег даже на хлеб, кефир и сосиски, не говоря уже о бутылке пива. Вы не могли бы нам помочь? Сколько не жалко. Конечно, если в вашем случае имеется такая возможность...
Последнее слово парень произнес, не смягчив согласный звук - "возможност". Он говорил напряженно, без улыбки, которая бы согрела жесткие интонации и неправильность речи.
-Возможность? - задумчиво переспросила Гита. Казалось, она что-то вспомнила. - Возможность у нас имеется. Так откуда вы, говорите, приехали?
-Из Каунаса, - повторил парень чуть более развязно.
Он был доволен, что ему удалось завязать с ними беседу.
Но тут произошло неожиданное: пристально глядя в парню глаза, Гита тихо произнесла несколько фраз на непонятном языке. Лота не была уверена, что фразы как-то связаны между собой, она вообще ни разу не слышала, чтобы Гита говорила на чем-то еще кроме русского и хромающего английского. Музыканты остолбенели. Кончики губ у парня съехали вниз и формой напоминали подкову, а лицо девушки потемнело и сморщилось, словно от ужаса она на всякий случай решила исчезнуть.
-Обмануть хотели? - вкрадчиво спросила Гита. - Зачем?
Музыканты молчали, уставившись на щебенку Чистопрудного бульвара. Казалось, они истратили все слова. Лота видела, как в отдалении поблескивал пруд, по которому плыл лебедь, задумчиво рассматривая в зеркальной поверхности свое скользящее отражение: вода стояла тихо, и лебедь казался двусторонним, как рисунок на игральной карте. Деревья и дома на противоположном берегу, небо, облака - все это тоже лежало на воде в виде точной копии, нанесенной на ее стальную поверхность, и существовало в двух проекциях, только в отражении небо было сероватым, почти черным.
-Вам нужны деньги? - продолжала Гита - она одна чувствовала себя хорошо. - Почему нельзя было сказать прямо? Для чего весь этот спектакль?
Лота не понимала, всерьез она говорит или хочет с ними поиграть.
Но тут Гита на полном серьезе достала замшевый кошелек, вытряхнула на ладонь мелочь и протянула девушке.
-Возьми.
Гита смотрела девушке-хиппи прямо в глаза. Ей было любопытно, что та ответит и возьмет ли деньги.
-Спасибо, - побормотала девушка. Лота подумала, что она вот-вот упадет в обморок от слабости и смущения, но девушка протянула руку и робко сгребла звякнувшие монеты. Лота за ней наблюдала и успела заметить, что их было не так уж мало.
-Может, еще? Скажи, ты хочешь еще? - не унималась Гита. - Вот, держи.
Она торопливо достала из кошелька смятую трешку, потом вытащила из заднего кармана джинсов пачку сигарет "Клайпеда" и тоже протянула девушке.
-Спасибо, - пискнула та почти беззвучно. - Простите...
Это "простите" она произнесла совсем тихо, словно ветер пробежал по деревьям.