б можно было все вернуть назад, я повторил бы все снова. Эти пять дней дали мне столько счастья, сколько может вместить душа. Я даже стихи сочинил, вот послушай:
Кто-то верит в бога,
А кто-то в коммунизм.
Без веры людям плохо,
Без веры ты один.
И крестик под одеждой,
Я прячу чуть дыша,
В нем капелька надежды,
В нем чистая душа.
У Ники закапали слезы, чем она заслужила такую любовь, что нашел в ней этот простой рабочий парень, закончивший летное училище. Разве вообще можно так любить? Хотя каждый любит, как умеет, на вопрос как можно и как нельзя еще никто не ответил. А Иван выпростал из-под одеяла вторую руку с забинтованными пальцами и что-то положил Нике на колени.
- Это крестик. Мне его мама дала, когда провожала в училище. Только я его не носил, все думал, что бога нет. А он есть! Теперь я точно знаю. Бог есть! Ты надень его и ничего не бойся. Никто не посмеет тебя тронуть. Он будет оберегать тебя, потому что в нем будет моя душа.
К вечеру Ивана не стало. Пришли санитары и унесли тело. Ника собралась и отправилась в расположение полка. По пути ее встретили сотрудники НКВД, молча разоружили, забрали документы и отвели на гауптвахту полка. За время этой процедуры она не сказала ни слова, выражая полное безразличие к своей дальнейшей судьбе. «Может быть, надо было застрелиться там, на поле, а не разыгрывать театр? – думала она. – Тогда и Иван был бы жив. Хотя нет. Замерз бы вместе со мной. Ничего не изменить. Только противно получить пулю от своих, да еще за дезертирство». Она поправила крестик Ивана на груди, улеглась на лавку и заснула сном младенца.
- Липкина! На выход! – услышала она знакомый голос.
Кто-то тряс ее за плечо. Еще ничего не понимая со сна, она поднялась с лавки.
- Хоть бы выспаться дали напоследок, - пробурчала она.
Перед ней стоял Василий Дятлов в форме дивизионного комиссара и улыбался. Сзади топтался с хмурым видом капитан НКВД.
- Вовремя я на этот раз! – сказал он.
- Товарищ дивизионный комиссар, вы не имеете права, заговорил капитан. - Она дезертир и по законам военного времени…
- Ты статью в газете читал?
- Это ничего не меняет, она отсутствовала пять дней без уважительной причины. Это дезертирство и по законам военного времени…
В этот момент в камеру вошел военврач и вручил капитану бумагу.
- Вот справка о том, что Липкина лечилась от обморожения. Это уважительная причина, - сказал он.
- Это липа! – упрямо ответил капитан.
- Еще чего! – возмутился военврач.
- Слушай, капитан, - задумчиво сказал Василий, - а ты на передовой был, хоть раз? Врагов вживую видел?
- Меня партия сюда поставила, значит здесь мое место.
- Да знаю я, кто тебя сюда поставил, - ответил Василий, - и где твое место тоже знаю. Собирай-ка свои вещички, поедешь в пехотную дивизию брать линию Маннергейма.
- Вы не имеете права…
- Имею, дорогой, имею, - и Василий дружески похлопал капитана по плечу. – Таким орлам самое место на передовой.
- Идем, Никандра, заждались тебя в полку, - сказал он Нике и вышел из помещения.
Ника продолжала летать, но уже одиночкой. Это были и разведывательные полеты, и сопровождение бомбардировщиков и перехват истребителей, но ведомых у нее не было. Война продолжалась жестокая и беспощадная. В феврале была прорвана линия Маннергейма. Но война не закончилась. Авиация продолжала наносить бомбовые удары.
Командир эскадрильи, где летала Ника, наконец, не выдержал.
- Липкина, хватит строить из себя безутешную вдову! – заявил он ей. – Я каждый день теряю пилотов! Желающих летать с тобой в паре хоть отбавляй. Выбирай себе любого новичка и вперед.
- Слушаюсь, - ответила она и, кивнув одному из вновь прибывших пилотов, вышла из казармы.
В начале марта финляндская война закончилась. Однако на западе нарастала напряженность и полк, где служила Ника, вернулся к месту постоянной дислокации.
Агора
Вернувшись в свою прежнюю квартиру, Ника еще острее почувствовала свое одиночество. Многие вещи, оставшиеся от мужа, только усугубляли тоску. От Сычевых из Швеции вестей не было, вернее они, конечно, были, только не для Ники. Левитины продолжали тренировать спецподразделения морской пехоты, хотя возраст уже давал о себе знать. Дети их продолжали служить отечеству во флотах Союза. Никита перебрался на дальний восток, аж на Камчатку, и обзавелся семьей. Анатолий служил на Балтике и ждал совершеннолетия тезки, что ни для кого секретом не было. Ника часто навещала Левитиных, но это не спасало от чувства своей ненужности в этом мире. И вот однажды, в начале июня она взяла на службе отпуск и отправилась навестить свой бывший пансионат, теперешнее детское учреждение «Агора». Почему Мария назвала его так, она не знала, это слово означало базарную площадь в центре города. Мария была женщиной образованной и не знать этого не могла, но ведь дело не в названии. Пусть в Греции это базарная площадь, а у нас детское учреждение.
Свою тезку Ника любила и часто выдавала ее за свою племянницу. Собственно, если глубоко задуматься, может, так оно и было. Но с Верой они эту тему никогда не обсуждали. Здесь правду не узнать, да и не нужна никому эта правда.
А еще Нике было интересно, как проходят тренировки амазонок. Хорошо, что Мария сохранила традицию. Женщина, владеющая боевыми искусствами уже не беззащитна, а иногда становится опасным противником для своих недругов. Если она тренирует своих девочек так, как в свое время тренировали их, то