Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Боишься?
- Никого я не боюсь. Но доносчиком не буду.
- За что ж хвост отрезали?
- Говорят, что он сволочь...
- Ты о ком это выражаешься? О Чубукове?
- Это не я. Я его вовсе и не знаю. На селе так говорят.
- Ну ладно, Чубукова невзлюбили. А за что лошадь обидели?
- Никто ее не обидел. Хвост ей теперь не нужен - комаров нет. А к весне отрастет.
- Эх вы, обормоты! Смотри, Федор, если еще попадешься, пеняй на себя. Кадыков убрал тетрадь, надел через плечо сумку и вышел.
Ашихмин явился на заседание бюро ячейки райкома с решительным намерением - расшевелить это сонное царство. Надо же - конец октября, а у них еще излишки не собраны - семь тысяч пудов ржи да три с половиной тысячи пудов овса. Колхозное движение - на мертвой точке, сельхозналог еще кое-где не внесен, самообложение запущено, окладное страхование завалили, заем не распространен. Позор!
Еще в Степанове они договорились с Чубуковым потребовать на бюро введения чрезвычайных мер. Возвышаев нас поддержит, на остальных плевать.
Но заставить проголосовать членов бюро за чрезвычайные меры оказалось не так-то просто.
Доклад делал первый заместитель Возвышаева, заведующий райзо Егор Антонович Чубуков, прозванный на селе Чубуком; он и в самом деле чем-то напоминал этот старинный курительный инструмент, изо рта его вечно вымахивал сизый дым вперемешку с затейливым матом, ходил прямой и длинный на негнущихся ногах и рокотал гулким басом, словно все нутро его было пустым и составляло одну сплошную полую глотку. Лицо с запавшими черными глазами было мрачно от глубоких аскетических морщин и неровно торчавших во все стороны жестких седеющих волос.
- Первое, что губит весь наш район, это недоучет, товарищи. Во всем недоучет! Перво-наперво - недоучет урожая. Бывший аппарат райзо до моего назначения составил неверный баланс по зерну. Они, видите ли, зачислили этот год в неурожайный и определили недостаток ржи в количестве 7824 пуда по району. На что они опирались? На старые методы земской статистики. Да, когда-то земскую статистику хвалил Владимир Ильич. Но правильно сказал товарищ Молотов - эта статистика теперь устарела. Ибо статистика тоже имеет классовый характер. Почему хлебозаготовка у нас растет? Да потому, что мы переходим от политики ограничения кулачества к политике решительной борьбы с ним. А до некоторых товарищей в нашем районе эта простая истина так и не доходит. Отсюда у нас и недоучет во всем. Жалеют у нас кулака, до того жалеют, что не наладили даже учет помола на мельницах. Неземледельческий доход вообще не учитывается. Данные урожая приняли такие, какие их прислали с мест. Мы с товарищем Возвышаевым пересчитали зерновой баланс в сторону увеличения. Мы сбалансировали по одному только Гордеевскому кусту пять тысяч пудов излишков. Но мало сбалансировать надо их еще взять. И тут у нас не все в порядке. Некоторые уполномоченные поют с кулацкого голоса - мол, твердые задания невыполнимы. Шкурнические интересы ставят выше государственных. Колхоз "Муравей" вместо сдачи хлебных излишков распределил хлеб по колхозникам. И хуже того - пятьдесят пудов продали на базаре. Позор! В Гордееве начальник ссыпного пункта разослал по сельсоветам извещение о приостановлении вывозки хлеба на том основании, что девать некуда. А церковь на что? Мы сняли этого начальника и отдали под суд. В комсоде Веретья некий Калужин уверял всех, что подворкой [вид дополнительного налога, обложение хозяйства, подати, повинности деньгами или припасами] переоценили мощность зажиточных. А другой член этого заведения даже сказал, что он-де не согласен. Почему обложили только зажиточных? Если нести тяжесть, то пусть несут и лодыри беднота. Это не комсод, а комвред. Политика таких комсодов понятна наряду со всеми освобождать и себя.
Чубуков еще долго перечислял все "случаи увиливания и проволочек", под конец хмуро и твердо потребовал:
- Я предлагаю ввести против таких действий чрезвычайные меры: беспощадное обложение штрафами в пятикратном размере вплоть до конфискации имущества.
Слушали его молча, насупленно, не глядя друг на друга, - каждый, казалось, по-своему переживал и оценивал эти трудные задачи, поставленные перед районом.
- Ну, какие будут соображения по существу? - спросил наконец Поспелов после долгой паузы.
- Я хочу задать вопрос представителю окружкома, - сказал Озимов, тяжело ворочаясь на стуле, так что его выпирающая из ворота черной гимнастерки шея покраснела. - Как обстоят дела со штрафами в других районах?
Ашихмин вынул из кармана френча записную книжку и прочел с места, не вставая:
- Политика наложения штрафов, согласно постановления ВЦИК и СНК о мерах воздействия на кулака, по некоторым районам развернута была недостаточно. Так, например, по Ермиловскому району за невыполнение заданий всего было наложено штрафа на сумму тысяча девятьсот девяносто пять рублей; Пугасовский район - три тысячи рублей, оштрафовано семь хозяйств; Захаровский район - две тысячи триста пятнадцать рублей пятьдесят копеек... - Он запнулся и пояснил: - Виноват, на эту сумму было продано имущество пяти хозяйств. Зато в Сараевском районе было оштрафовано сто три хозяйства. Продано имущество в сорока одном хозяйстве, из них попов двенадцать, мельников - семнадцать, остальные кулаки. В этом районе хорошо поработали. Как видите, товарищи, цифры говорят сами за себя. За исключением одного района, со сдачей хлебных излишков по линии кулацких хозяйств у нас не все благополучно. Надо подтянуться.
- Так, хорошо. Кто хочет выступить? - спросил Поспелов.
- Дайте мне слово! - Возвышаев встал, приподнял со стола пачку исписанных листов, потрепал ею в воздухе и снова бросил на стол. - Вот здесь записано детально по каждому сельсовету наше позорное отставание по хлебозаготовкам. В чем тут дело? Где корень зла? Может быть, мы не получили вовремя контрольные цифры? Нет, округ спустил нам эти цифры. Может быть, мы их не распределили по сельсоветам? Нет, распределили. Так в чем же дело? Корень зла - в нашей либеральной терпимости. Только там, где проявлена пролетарская воля и решительность, дело стронулось с мертвой точки. Вот вам пример по Степановскому узлу. Стоило взяться товарищам Чубукову да Ашихмину и тряхнуть публично одного кулака, как все остальные сами прибежали, привезли свой хлеб на ссыпной пункт. О чем говорит этот случай? О том, что мы позабыли, в чьих руках находится власть. Наша милиция бежит от хлебозаготовок. Ее и калачом не заманишь на конфискацию имущества. Видать, товарищ Озимое боится бунтовщиков. Зато классовые враги не дремлют - они, понимаете ли, у нас под носом, в районном центре, стреляют по сторожам и клубным окнам, обрезают хвосты у наших риковских лошадей в насмешку перед всем народом и даже подбивают несознательные элементы к открытым выступлениям против властей, как это было в Тимофеевке и на заседании актива в Тиханове. Сколько дней прошло, как мы роздали твердые задания? В Тимофеевке да в Тиханове десять дней, а по Гордеевскому узлу и того больше! А эти кулаки и не думают вносить деньги и хлеб. Я предлагаю на бюро обязать органы милиции и представителей сельсоветов провести конфискацию имущества у злостных неплательщиков в течение двадцати четырех часов.
Возвышаев сел и с вызовом уставился на Озимова. Тот смерил его спокойным взглядом и равнодушно отвернулся.
- Милентий Кузьмич, - сказал он Поспелову. - Пока вы болели, а я находился в округе, Возвышаев тут целую обедню устроил насчет классовых врагов. На весь округ раззвонил, будто у нас кулачье открыло стрельбу в больничном саду да в клубе и увезли кооперативные яблоки...
- Это не звон, а проверенные факты! - вскочил Возвышаев. - Я прошу зафиксировать документально этот выпад Озимова.
Паринов, писавший протокол, оторвался от бумаги и посмотрел на Поспелова.
- Ну зачем же так горячиться? - поморщился Поспелов, снял очки и стал протирать их носовым платком, словно они запотели. - Давайте, товарищи, проявлять сдержанность и уважение. Работа наша сложная, поэтому меньше амбиций, больше трезвости. - И не понятно было, кому он говорил: Возвышаеву или Озимову.
- Я это говорю не в амбиции, а после расследования уголовным розыском, - сказал Озимое. - Вот что установлено: яблоки из больничного сада увезли ребята на посиделки, спрятали их в амбаре. Яблоки в кадках и в полной сохранности. Они возвращены кооперативу. Хулиганство в клубе с разбитым окном - дело тех же самых рук.
- Хорошенькое хулиганство - стрельба из ружей по активистам и сторожам, - усмехнулся Возвышаев.
- Ружей не было. Стреляли вот из чего. - Озимов вынул из кармана Федькин ключ и положил на стол. - Соскабливали серку со спичек, набивали ее в канал этим гвоздем и палили.
- Ну-ка, ну-ка? Знакомая снасть! - потянулся Митрофан Тяпин. - Из этих штуковин и мы бабахали, особенно в половодье на праздники.
- Стрелять из ключа? - удивился Поспелов и водворил очки на место. Ну-ка, дайте мне!
- Ибо не ведают, что творят - Юрий Сергеевич Аракчеев - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Русская классическая проза
- Тонкомер - Борис Можаев - Русская классическая проза
- Саня - Борис Можаев - Русская классическая проза
- Домой на побывку - Борис Можаев - Русская классическая проза
- Бабы - Сергей Семенов - Русская классическая проза