— Блейк, — простонала Саманта.
Не может быть, чтобы он умер. Как ей жить без него? Саманта не могла больше сдерживаться. Ужас всего произошедшего за последние часы и ее настоящее положение усугубили отчаяние. Блейк не придет за ней, не придет никогда! Сотрясаемая беззвучными рыданиями, Саманта легла на матрац, пытаясь успокоиться, боясь, что может потерять ребенка. Но слезы продолжали бежать из ее глаз, слезы безнадежности и мучительного одиночества. Саманта уткнулась в подушку, стараясь представить себя в нежных объятиях Блейка.
Глава 21
Более трех недель Блейк находился между жизнью и смертью, желая временами, чтобы индейцы пристрелили его, избавив тем самым от невыносимой боли. Первые несколько дней страдания Блейка были настолько мучительны, что он лишь смутно осознавал, что лежит в вигваме. За ним ухаживала старая индейская женщина, покрывая его раны ужасно вонючей целебной мазью. Со временем Блейк привык к едкому запаху, тем более, что мазь хорошо снимала боль.
Рана в боку уже начинала заживать, но по всему телу остались рубцы, кожа на которых была такой тонкой и натянутой, что это делало болезненным каждое движение. Индейцы рассказали Блейку, что он чуть не умер от потери крови, раны его загноились, и малейшее прикосновение к ним — чтобы нанести мазь — причиняло ему невыносимые страдания. Первые несколько дней Блейк был в бреду и лихорадке, смерть подстерегала его, не отпуская от себя.
Наконец, раны начали покрываться струпьями, но несмотря на это боль по-прежнему оставалась невыносимой. Шрамы от ударов хлыста оказались очень глубокими, все тело Блейка горело, как в огне. Его словно избили дубинкой. Очень долго не проходила и боль в спине. Сейчас она значительно уменьшилась, но теперь Блейка мучил страшный зуд: под струпьями начала образовываться новая кожа.
Все эти три недели Блейку пришлось лежать на животе. Когда наступали моменты просветления, он не мог ни о чем думать, кроме мести Клайду Бичеру и Нику Весту. Мысли об этом смешивались со страстным желанием увидеть Саманту, прежде чем эти негодяи что-нибудь с ней сделают. Блейк убеждал себя, что они не посмеют поступить с его женой так же, как и с ним. Беспомощность мучила Блейка, он сходил с ума от жажды мести и от тревоги за Саманту. А что с Джорджем и Джесси? Не продаст ли их Вест прежде, чем ему удастся подняться на ноги?
На улице было темно, и в вигваме горел небольшой огонь. Женщина начала снова накладывать пахучую мазь на спину Блейка, когда в хижину вошел ее муж, Мени Буффало[11]. Это имя индеец получил за то, что больше всех в своем племени убил бизонов. Он очень любил всем об этом рассказывать, и нашел в Блейке благодарного слушателя.
Мени Буффало устроился у огня, напротив раненого. На вид ему было лет пятьдесят. На самом верху бритой наголо — как у всех индейцев племени пони — головы красовалась седеющая прядь волос, смазанная жиром, закрученная кольцом и приклеенная к коже. Блейк постепенно привык к запахам, исходящим от индейцев, не совсем приятным, но зато очень разнообразным, например, смесь медвежьего жира с мясом бизонов. Огонь в центре вигвама также издавал своеобразный аромат, так как туда бросали шкуры животных. Блейк до сих пор не понимал, почему эти люди помогли ему, но был очень благодарен за это.
Пока жена накладывала мазь на уже заживающие раны Блейка, Мени Буффало молча смотрел на огонь. Затем старый индеец закурил трубку, какие, обычно, бывают у белых людей. Блейк решил, что Мени Буффало, наверно, выменял ее или взял у убитого. Ему было известно, что пони — довольно жестокие люди, но сейчас они были почти готовы заключить с белыми мирный договор. Мени Буффало и его жена принадлежали к племени, которое в основном охотилось на бизонов.
Блейк никогда не интересовался, из чего сделана пахучая мазь, которой лечила его старая женщина, а также из чего варился суп, который он ел первые две недели. У него было такое чувство, что лучше ему этого не знать.
— Вы, белые, очень странные люди, — заговорил Мени Буффало. — Вы стараетесь убедить нас жить в мире, говорите, что мы не должны воевать ни с белыми, ни с другими племенами индейцев. Но посмотри, что выделаете друг с другом, и какой ядовитый у вас язык.
Блейк слабо усмехнулся.
— Да, это так. Я благодарен тебе, Мени Буффало зато, что ты не говорил на ядовитом языке, когда сказал, что поможешь мне.
— Сначала я хотел оставить тебя там. Индейцам не стоит вмешиваться в дела белых.
— В данном случае это уже не важно, — Блейк оперся на руки и, сморщившись от боли, попытался встать на колени; на лбу у него даже выступили капли пота. — Мне нужно как можно быстрее поправиться, Мени Буффало. Я хочу начать есть твердую пищу… и, возможно, завтра попробую ходить.
Индеец понимающе кивнул.
— В твоем сердце — месть. Их взгляды встретились.
— Да, — согласился Блейк. — Есть несколько людей, которые должны умереть. Кроме того, они… угрожали моей жене. Поэтому я должен вернуться в Лоренс, как только смогу держаться на лошади.
Какое-то время Мени Буффало молча курил трубку, затем произнес:
— Мой сын отвезет тебя на дорогу, по которой ездит железный конь. Так ты быстрее доберешься домой. Но прежде тебе нужно окрепнуть, если ты, действительно, хочешь отомстить и помочь своей женщине. Мы будем хорошо кормить тебя, чтобы ты как можно скорее выздоровел. Ты еще не готов, мой друг, и если отправишься в путь раньше времени, от тебя не будет никакой пользы.
Блейк дрожал всем телом от слабости и боли, пытаясь удержаться на коленях, нисколько не смущаясь своей наготы. Казалось, для индейцев это не имело никакого значения. На Блейке не было никакой одежды с тех самых пор, как его привезли сюда. Тело белого человека представляло собой сплошную открытую рану, поэтому индейцы не стали что-либо делать с ним, чтобы не причинять лишних страданий. По ночам они согревали Блейка тем, что обкладывали постель горячими кирпичами и сооружали из одеял что-то вроде палатки, чтобы раненый не мерз. Но июнь выдался на редкость жарким, а ночи были такими теплыми, что этого почти и не требовалось.
Застонав от боли, Блейк снова опустился на живот и облегченно вздохнул, лежа ничком.
— Не знаю, как и отблагодарить тебя, Мени Буффало.
— В этом нет необходимости. Я уже говорил, что хотел оставить тебя, но в этот момент над моей головой вдруг пролетел ястреб. Мне показалось, что он сказал, что я должен помочь тебе. Как видишь, я подчинился желанию ястреба. Думаю, ты хороший белый человек, Блейк. Люди, которые так поступили с тобой, должны умереть, и ты имеешь полное право убить их. Только трус мог сделать то, что они сделали. Врага нужно встречать лицом к лицу, а не избивать его сзади.