Фру Сербю (тихо, Петтерсену, который вернулся). Ну, дали что-нибудь старику?
Петтерсен. Как же. Сунул ему в карман бутылку коньяку.
Фру Сербю. Не нашли ничего получше.
Петтерсен. Он лучше-то ничего и не знает, фру Сербю.
Рыхлый господин (в дверях, с нотами в руках). Не сыграем ли мы с вами в четыре руки, фру Сербю?
Фру Сербю. Хорошо, пойдемте.
Гости. Браво, браво!
Фру Сербю и все гости уходят во вторую комнату направо. Грегерс остается у камина. Верле ищет что-то на письменном столе, по-видимому выжидая, чтобы Грегерс ушел, но последний не шевелится, и Верле сам направляется к дверям.
Грегерс. Отец, нельзя ли уделить мне минутку?
Верле (останавливаясь). Что тебе?
Грегерс. Мне надо сказать тебе пару слов.
Верле. Нельзя ли отложить, пока мы останемся одни?
Грегерс. Нет, нельзя. Может быть, выйдет так, что нам с тобой и не придется больше остаться одним.
Верле (подходя ближе). Что это значит?
В течение следующей беседы из залы глухо доносятся звуки фортепиано.
Грегерс. Как можно было дать этой семье так опуститься!
Верле. Ты, вероятно, говоришь о семье Экдала, насколько я понимаю.
Грегерс. Именно. Лейтенант Экдал когда-то был очень близок с тобой.
Верле. К сожалению, слишком даже близок. И мне годами пришлось расплачиваться за это. Ему я обязан, что на мое доброе имя легло что-то вроде пятна.
Грегерс (тихо). А он действительно был один виноват?
Верле. Кто же еще, по-твоему?
Грегерс. Но вы ведь затеяли эту скупку лесов сообща…
Верле. Да, но разве не Экдал снимал планы участков… неверные планы? Это он затеял незаконную порубку на казенной земле. Это он же и заведовал всем делом. Я был в стороне и даже не ведал, что там творил лейтенант Экдал.
Грегерс. Лейтенант Экдал и сам-то, верно, не ведал, что творил.
Верле. Может статься. Но факт тот, что он был осужден, а я оправдан.
Грегерс. Знаю, что улик против тебя не оказалось.
Верле. Оправдан — значит оправдан. Но с чего ты вздумал копаться в этих старых дрязгах, от которых я поседел раньше времени? Пожалуй, вот о чем ты размышлял все эти годы на заводе? Могу тебя заверить, Грегерс, у нас в городе все эти истории давным-давно забыты… поскольку они касались меня.
Грегерс. А несчастная семья Экдала?..
Верле. Да что же, по-твоему, следовало мне сделать для них? Когда Экдал вышел на свободу, он был уже человек сломленный, совершенно беспомощный. Есть такие люди, которые сразу идут ко дну, как только им попадет пара дробинок в тело, и никогда уж не всплывают больше наверх. Поверь моему слову, Грегерс, для старика Экдала я сделал все, что только позволяли обстоятельства… что мог сделать, не давая пищи разным подозрениям и пересудам…
Грегерс. Подозрениям?.. Ну да, разумеется.
Верле. Я велел давать старику переписку из конторы и плачу ему куда дороже, чем стоит его работа…
Грегерс (не глядя на отца). Гм… в этом я не сомневаюсь.
Верле. Ты смеешься? Пожалуй, не веришь моим словам? По книгам, разумеется, этого проверить нельзя, таких расходов я никогда не заношу.
Грегерс (с холодной усмешкой). Н-да, пожалуй, бывают расходы такого рода, что самое лучшее их не заносить.
Верле (пораженный). К чему ты это клонишь?
Грегерс (собравшись с духом). Ты занес в книги расход по обучению Ялмара Экдала фотографированию?
Верле. Я? Занес ли?
Грегерс. Я теперь знаю, что ты взял этот расход на себя. И знаю также, что ты не поскупился дать молодому Экдалу возможность завести дело, устроиться.
Верле. Вот видишь, а еще говорят, что я ничего не сделал для Экдала! Могу тебя заверить, эти люди стоили мне порядочно.
Грегерс. А ты занес в книги хоть некоторые из этих расходов?
Верле. К чему ты задаешь такие вопросы?
Грегерс. О, на то есть свои причины. Слушай, скажи мне… твое горячее участие к сыну твоего старого друга… началось как раз с того времени, когда он вздумал жениться?
Верле. Какого черта!.. Где мне помнить это через столько лет?..
Грегерс. Ты мне писал тогда, — чисто деловое письмо, разумеется, — и в приписке вкратце упомянул, что Ялмар Экдал женился на фрекен Хансен.
Верле. Ну да, ее так и звали.
Грегерс. Но ты не упомянул, что эта фрёкен Хансен была Гина Хансен, наша бывшая экономка.
Верле (принужденно насмешливо). Я не знал, что ты особенно интересовался нашей бывшей экономкой.
Грегерс. Я и не интересовался. Но… (понижая голос) кажется, другие здесь в доме очень интересовались ею.
Верле. Что ты хочешь сказать? (Вспылив.) Не на меня же ты намекаешь?
Грегерс (тихо, но твердо). Да, я на тебя намекаю.
Верле. И ты смеешь!.. Осмеливаешься!.. А этот неблагодарный, этот фотограф… как смеет он взводить подобные обвинения!
Грегерс. Ялмар ни единым словом не коснулся этого. Не думаю, чтобы у него было хоть малейшее подозрение.
Верле. Так откуда же ты взял? Кто мог тебе сказать подобное?
Грегерс. Моя бедная, несчастная мать. Она мне сказала это, когда я в последний раз виделся с ней.
Верле. Твоя мать! Этого и надо было ожидать. Вы с ней всегда были заодно. Она и восстановила тебя против меня с самого начала.
Грегерс. Нет, не она, а ее муки и страдания — все, что сломило ее и привело к злополучному концу.
Верле. О, ей вовсе не из-за чего было так страдать и мучиться; во всяком случае, причин у нее было не больше, чем у многих других! Но с болезненными, экзальтированными особами не сговоришься. Я это достаточно испытал… И вот ты теперь носишься с подобными подозрениями… роешься в куче старых пересудов и сплетен, позорящих твоего отца. Право, Грегерс, в твои годы пора бы уж заняться чем-нибудь более полезным.
Грегерс. Да, пожалуй, пора бы.
Верле. Тогда и на душе у тебя, может быть, стало бы светлее, чем, как видно, теперь. Ну к чему тебе корпеть там на заводе, гнуть спину как простому конторщику и отказываться брать хоть грош сверх положенного жалованья? Ведь это прямо глупо с твоей стороны.
Грегерс. Да, если бы я был уверен, что это так.
Верле. Я тебя понимаю. Ты хочешь быть независимым, не быть мне ничем обязанным. Ну вот, теперь тебе и представляется случай стать независимым, самому себе господином.
Грегерс. Вот? Как так?..
Верле. Видишь, я писал тебе, чтобы ты непременно и немедленно приехал сюда в город… гм…
Грегерс. Да… но что тебе, в сущности, понадобилось от меня? Я весь день ждал объяснения.
Верле. Я хочу предложить тебе вступить компаньоном в фирму.
Грегерс. Мне? В твою фирму? Компаньоном?
Верле. Да. Нам не пришлось бы из-за этого постоянно бывать вместе. Ты мог бы вести дела здесь, в городе, а я переехал бы на завод.
Грегерс. Ты?
Верле. Видишь ли, я теперь уж не такой работник, как прежде. Приходится беречь глаза, Грегерс: что-то слабы стали.
Грегерс. Ну, это всегда было.
Верле. Не так, как теперь. Да и кроме того… по некоторым соображениям… я мог бы, пожалуй, предпочесть перебраться туда… хоть на время.
Грегерс. Вот чего никогда бы не подумал.
Верле. Слушай, Грегерс. Мы с тобой во многом и многом не сходимся. Но все же мы с тобой — отец и сын. И, право, мы могли бы прийти к какому-нибудь соглашению.
Грегерс. То есть с виду?
Верле. Да, хотя бы так. Подумай же насчет этого, Грегерс. По-твоему, это возможно? А?
Грегерс (холодно смотрит на него). Тут что-то кроется.
Верле. То есть как это?
Грегерс. Я тебе для чего-то нужен.
Верле. При столь тесных узах, как наши, надо полагать, один всегда нуждается в другом.
Грегерс. Да, говорят.
Верле. И я бы очень хотел, чтобы ты теперь побыл дома некоторое время. Я одинок, Грегерс. Всегда чувствовал себя одиноким, всю жизнь. Но теперь это особенно дает себя знать — старею. Мне нужно иметь подле себя кого-нибудь.