Флинг поцеловала Кингмена в щечку, немедленно сделав его предметом ревности и зависти окружающих мужчин.
— Можешь на меня рассчитывать, — приподнял он пальцем ее подбородок.
— Пойдем, Флинги, есть еще и другие гости. — Баронесса загребла Флинг, и две высоченные суперкрасавицы отчалили.
Сидевшая прямо напротив Кингмена Оутси безуспешно пыталась оставаться трезвой, чтобы не упустить ни одной мелочи для своего отчета Сьюки, но очередной бокал немецкого "Рислинга" доконал ее окончательно.
— Жена! — глуповато пояснил Кингмен собравшимся, пожал плечами и скользнул на свой стул, как раз успев к главному блюду — жареному барашку, куропаткам со свежими пурпурными виноградинками в клювах, цыплячьей грудке, залитой кисло-сладким соусом, и заливному, изображавшему герб фон Штурмов. И все это с гарниром из молодой картошки и карликовой моркови, выращенных в замковом огороде.
— Ваша жена необыкновенно мила в американском стиле, но у нее ужасный вкус на подруг. — Сириэлл знала, когда нужно делать выпад, а когда дать задний ход. Она откусила от своей моркови.
— Да, тут я ничего не смог поделать. Флинг и Фреди неразлучны как сиамские близнецы, не-разлей-вода!
— О, зато у вас, кажется, отменный вкус. Вы случайно не коллекционер картин? — Голос Сириэлл стал вдруг бархатным, как попка младенца Вильгельма Фредерика.
— Да. В данный момент я собираю современную скульптуру и иконы.
— О, ну да, вы же из свежеиспеченных!
— Но у меня есть друг, который бредит творениями вашего дедушки.
— Может быть, ваш друг смог бы в самом ближайшем будущем купить у меня что-нибудь?
Кингмен от Оутси узнал, что французский суд только что объявил Сириэлл единственной опекуншей дедова наследства, и тем самым был положен конец многолетней войне между кузинами, тетушками и незаконнорожденными наследниками. Женщина рядом с ним, образно говоря, сидела на куче полотен стоимостью миллиарда в два долларов.
— До сих пор нам не разрешали продать ни единой картины из наследия моего деда. — Она порылась в своей вечерней "буддистской" сумочке в поисках спичек.
Кингмен чиркнул зажигалкой в виде Беддл-Билдинга и дал ей прикурить очередную сигарету "Голуаз". А что, черт побери, не закурить ли и ему "Монте-Кристо"?
Оутси Уоррен уже, можно сказать, валялась лицом в тарелке. Она продегустировала четыре сорта вина, а ведь на очереди еще были "Лорран перье шампань", "Кюрве гран сьекль" и что-то еще.
— Все полотна де Реснэ, хранящиеся сейчас в музеях и частных коллекциях, проданы еще при жизни моего деда. Вот уже шестьдесят лет на аукционах не выставлялись какие-нибудь другие картины де Реснэ.
— До чего интригующе! Новые картины, доселе неизвестные миру! Вы уже решили, что будете продавать и кому?
— Все давно продумано и расписано. — Она глубоко затянулась сигаретой и выпустила дым через резные ноздри. — Но так тяжело будет расставаться с этими сокровищами, со всей этой красотой! Я ведь живу сейчас в доме деда на Лазурном берегу в окружении его самых великолепных работ, так что можете представить мои сомнения. Картины из детской серии, откуда "Мальчик в голубом", опошленный Фредерикой и Отто Убельхором, они все висят там. О, вам надо обязательно увидеть его парковую серию! Кстати, прямо над моей кроватью висит полотно из серии "Умиротворение".
Кингмен развернул стул и был теперь лицом к лицу с Сириэлл.
— Пресвятой Господь, какие же должны быть у них страховые премии? Наверняка каждая картина — это целое состояние?………..можно!
— Уи[26]! Мне сказали, что особую ценность представляют "Ле жардэн" — "Сады". Последняя картина из этой серии пошла на аукционе за пятьдесят миллионов долларов. Разумеется, мои "Сады" больше размером и лучшего качества. Так что надеюсь, они пойдут за гораздо большую сумму.
Кингмен представил Сириэлл с золотыми миллиардами, висящими на ушах. В его голове немедленно сложился план. Постимпрессионистский сад за авиакомпанию. Мишима.
— Мне бы безумно хотелось взглянуть на ваши сады, — склонился к ней Кингмен.
Она изучающе смотрела ему прямо в глаза, потом вновь небрежно стряхнула пепел на шоколадный торт, изображающий замок Штурмхоф в миниатюре.
— Ладно. — Сириэлл, видимо, тоже все решила. — Вы сюда как добрались?
Она пустила кольцо дыма ему в лицо, прищурилась и, глядя в глаза Кингмену, облизала губы.
— Прилетел на лайнере компании "Кинг-аэр", — гордо ответил он. — Я только что купил себе авиакомпанию.
— Ладно, мистер Кинг Авиа, почему бы нам не слетать сегодня вечером во Францию, где я могла бы показать вам мои сокровища? — Сириэлл буквально сверлила его холодными наглыми глазами, — два озера дегтярно-черного цвета, со зрачками, расплавившимися в радужной оболочке. Кингмену не доводилось еще смотреть в такие жгучие глаза: неестественно черные, беспокойные, томные, с легким озорным блеском. Он почувствовал знакомое шевеление плоти.
— Я дам распоряжение пилотам. Пусть приготовят самолет к отлету.
— Вот и славно! — Она пригладила свой высокий шиньон. — Это место мне больше неинтересно. — Сириэлл рассмеялась.
— Если вы таким же славным окажетесь там, то я покажу вам свои собственные гравюры. — Она наклонилась и губами пощекотала его ухо. — Алор, месье ле руа! Этон муа![27]
Кингмену не нужно было знать французский, чтобы понять: Сириэлл де Реснэ предлагает ему "удивить ее".
* * *
Радостно-возбужденная Флинг брызнула капельку счастливого "тринадцатого номера" за каждое ушко и зажгла длинные конусообразные черные свечи. Затем вставила компакт-диск Мануэля де Фальи с его "Ночами испанских садов" в портативный проигрыватель и торопливо кинула последний взор в барочное зеркало.
Флинг на четверть дюйма сдвинула пояс-спагетти) своей белоснежной шелковой ночной рубашки от "Джози Натори". Безупречно! Обворожительно! Она нырнула в скользкие объятия черных с ярко-розовой каймой атласных простыней под роскошный парчовый балдахин и стала ждать, похожая на маяк посреди гладкой черноты моря.
Когда четыреста часов пробили три утра, она все еще ждала. Верхняя нота "номера тринадцатого" уже успела улетучиться. Флинг крутилась на простынях, благоухая теперь одной фиалкой. Одинокий белый маяк в черном бушующем море. В очередной раз сев в кровати, она скрестила ноги и вновь взглянула на дверь.
В пять тридцать Флинг молча выскользнула из комнаты, шлепая босыми ногами по мраморному полу. Может быть, какая-то часть гостей все еще кутит? Нет, даже слуги давно ретировались и сладко спят в своих постелях.