Кингмен уже успел выяснить, что соседка справа вряд ли станет для него утешением, поскольку сидящая там полуцарственная особа — она могла бы стать королевой Франции, если бы Марию-Антуанетту не обезглавили, а Наполеон не родился бы на свет, и т. д. и т. п. — бегло говорила по-французски, по-русски, по-итальянски, по-португальски, по-немецки и на хинди, но из всего английского знала лишь "о'кей". А потому Кингмен был обречен общаться со вздорной Фурией Сириэлл де Реснэ.
— И как только Вольфи в голову пришло жениться на таком барахле? — Сириэлл затушила бы третью за пять минут сигарету о тарелку Кингмена, если бы тот не изловчился поймать ее за руку, — сцена, немедленно отмеченная Оутси Уоррен, сидевшей за тем же столом наискосок. Приподняв брови и, без сомнения, сразу прикинув, как можно вписать этот эпизод в колонку Сьюки, она старалась не пропустить ни одного слова. — Баронесса! — она же просто мошенница!
Одна из андоррских принцесс, итальянский автомобильный магнат и французская кинозвезда, сидевшие за столом, обернулись, узнав в будущей мегере обманутую невесту барона, потеряли к происходящему всякий интерес: Сириэлл здесь была слишком хорошо известна.
— Знаете, эти гостевые карточки — издевательство надо мной и моим подарком! Баронесса нарочно оскорбила моего деда! — прошипела Сириэлл с весьма даже музыкальным французским акцентом. Она ткнула пальцем в миниатюрную картинку, копию "МАЛЬЧИКА В ГОЛУБОМ" де Реснэ в причудливой раме с ее именем, вписанным рукой художника в том месте, где обычно размещается табличка с названием картины и именем ее автора. На раме были проставлены также дата, название замка и имя младенца: Вильгельм Фредерик. И таких сувениров, броских напоминаний о событии, используемых одновременно как гостевые карты, с поразительным сходством имитирующих шедевр, оригинал которого был подарен Сириэлл ребенку Вольфи, здесь насчитывалось ни много ни мало четыре сотни.
— Эта шуточка — подлая и жестокая насмешка, чтоб вы знали. Все эти подделки, все до одной, нарисовал Отто Убельхор. Это пощечина! — Зажав между красных, налаченных, хищно загнутых ногтей горящую спичку, Сириэлл поднесла ее к убельхоровской подделке. — В голове не укладывается: копия шедевра де Реснэ — в качестве гостевой карточки!
Она подожгла карточку. Кингмен начал приходить в отчаяние. Необходимо было срочно сменить тему разговора.
— "Красное коварство"!
Сириэлл, подозрительно взглянув на него, защелкнула свою сумочку в виде медитирующего Будды, исполненную из листового золота, инкрустированного фальшивыми камнями.
— Вы пользуетесь карменовским лаком для ногтей "Красное коварство", ведь правда? — Он во второй раз прикоснулся к ее тонкому запястью.
— Ну, да. — Она одарила его улыбкой чеширского кота. — А как вы догадались?
— Я владелец "Кармен Косметикс", и это одна из тех штук, которые мы производим. Лак для ногтей.
Мощные звуки вагнеровской музыки заполнили зал. Вступил в действие оркестр, расположившийся на первом ярусе величественной лестницы. А Сириэлл уже приняла расслабленно-обольстительную позу.
— Какая острота глаза! — промурлыкала она. — Между прочим, я им пользуюсь и для педикюра.
— Вот! — Кингмен перевернул вверх ногами свой сувенир с имитацией картины де Реснэ и пододвинул Сириэлл ручку "Паша" от Картье. — Напишите ваше имя и адрес, и я пришлю вам ящик "Красного коварства". Я как раз приступаю сейчас к освоению европейского рынка, а пока что вам в Германии, вероятно, не так-то просто добывать этот лак.
Сириэлл откинула голову, демонстрируя свою длинную стройную шею, и кокетливо рассмеялась:
— Я живу не в Германии, но в любом случае можете послать мне лак в Париж или в Эз-сюр-Мер. Вы мне нравитесь, Кингмен. Вы отлично понимаете, где место таким подделкам, и не страдаете всеми этими мещанскими комплексами. Давайте поступим, как пещерные люди, и выцарапаем свое граффити на этом ничтожном холсте. — Когда она смеялась, ее шанелевские массивные сережки позвякивали, как колокольчики на ветру.
Француз охарактеризовал бы ее как рас[22], немец заявил бы, что она райн рассиг[23], проще говоря, она была породистой — определение, в равной степени применимое к лошадям, собакам и женщинам. Нервная и надменная, она в каждом своем проявлении казалась настолько аристократичной, что могла не задумываясь выбросить в мусорную корзину хорошие манеры и представления о вкусе и моде, исповедуемые средним классом. Кингмену она начинала казаться очень даже привлекательной. Сидеть рядом с ходячим скандалом — в этом есть что-то возбуждающее.
На Кингмена произвела сильное впечатление смена блюд: официанты в белых париках, рубашках с кружевными отворотами и атласных жилетах, как по команде, убрали первую смену блюд из-под правой руки гостей, в то время как слева их двойники в точно таких же нарядах поставили перед каждым гостем большую серебряную тарелку, накрытую серебряным колпаком. Когда все тарелки заняли свое место на всех сорока столах, официанты в белых лайковых перчатках театрально и торжественно одновременно сняли крышки, представив взору гостей новое яство. Европейская четкость! Кабачок, нафаршированный горячим с пылу с жару рисотто, увенчанный черной стружкой-трюфелями в кольце из сырков-горгонцола, и все это — на серебряной тарелке. Кингмен помедлил, чтобы посмотреть, какой вилкой воспользуется Сириэлл, но тут же решил, что лучше отказаться от этой мысли. Эта особа голубой крови с ее мятежным характером могла запросто съесть руками и фуа гра[24], а потому он не мудрствуя лукаво взял следующую по очередности вилку, как это было принято в свое время в Боксвуде. Как он и ожидал, Сириэлл быстро разочаровалась во втором блюде; ковырнув его, она прямо пальцами засунула в рот изрядный кусок трюфеля.
— Какое бездарное и дешевое меню. Точь-в-точь как эта самая Фредерика! — Движением глаз она велела Кингмену пододвинуться поближе. — Регарде[25], друг мой, автор-имитатор всех этих гостевых карточек ужинает в числе прочих гостей. Вон он, за соседним столом. С какой радостью я стала бы каннибальшей, и его увидела бы на своей тарелке. — Она облизнулась, и Кингмен заподозрил, что его соседка вовсе не шутит.
— И что же этот Отто, как-там-его-дальше-звать, сделал вам?
— Не мне. — Она скрестила два налаченных "Красным коварством" ногтя поверх сигареты. В Боксвуде курить между сменой блюд считалось верхом неприличия. Кингмену стало любопытно, что будет, если он закурит одну из своих сигар. Он тоже не был расположен есть рис из тыквы.