Ф. Шарыгина напал на караул у пушки, и у караульщиков отбили (пушку) ночью, воровски, и утащили в малый город». Тем самым постепенно обезоруживался большой город.
В самом начале января 1697 года, вероятно, из-за опасения жестких репрессий против себя, к Дурново явились два главных руководителя предыдущего бунта – выборные судьи Михаил Злобин и Трофим Еремеев – и подали ему «изветы» о замыслах красноярцев отказать воеводе и «избить осадных людей». Все выданные были немедленно арестованы. Большинство ничего не открыли воеводе и никого из товарищей не выдали, но Конон Самсонов, старый «вор и бунтовщик», против которого было слишком много улик, показал, что в доме у Петра Сурикова собиралась «дума» служилых людей. Там были Злобины, Еремеевы и другие. И, мол, они, а преимущественно – Михаил Злобин с сыновьями Иваном и Данилой, подговаривали избить осадных людей – «вырубить всех».
В ходе последующего следствия молодежь «запиралась» во всем, а старики уличали друг друга, спасая себя. Иван Злобин и около тридцати его товарищей «посажены были за караул», а их отцы и старшие братья остались на свободе, представляясь или действительно состоя воеводскими сторонниками. С произведенными арестами движение против воеводы почти затихло, но скрытое озлобление к Дурново продолжало нарастать и все шире распространяться.
В мае 1697 года, разбив кандалы, Иван Злобин с товарищами сумели бежать, и наверняка помогли им в том сами же караульные. Беглецы отсиделись под Енисейском, и через два месяца большая часть из них вернулась в Красноярский уезд и стала «жителей возмущать» к бунту против Дурново. Вскоре движение перешло в Красноярск, и на сей раз Дурново почувствовал себя в малом городе действительно осажденным и боялся выйти из него, не будучи убитым. А вал челобитных, подписанных и русскими, и инородцами, с жалобами на злоупотребления и притеснения со стороны «лихого воеводы» нарастал. В конце концов московский думский дьяк Данило Полянский, проводивший следствие, решился снять Дурново с воеводства и начать о нем розыск. В феврале 1698 года на съезжий двор были призваны красноярские челобитчики, и им объявлен указ: Семена Дурново «из Красноярска взять в Енисейск с женою и с детьми, и с людьми», а город у него принять енисейскому «письменному голове[489]» Степану Самойловичу Лисовскому.
Лисовский, которого красноярцы хорошо знали по его долголетней службе в Енисейске и считали своим сибирским, а не московским служилым человеком, сразу поладил с ними, и «Красноярская шатость» совсем затихла. Однако розыск был явно предвзятым: он проводился в Енисейске, на челобитчиков оказывали такое давление и применяли пытки, что некоторые из них поменяли свои показания на поддержку воеводы, его же обеляли собственные сторонники, а главарей бунта в Енисейске арестовали, отчего они вообще отказались сотрудничать со следствием. В результате Дурново предстал чистым как младенец и на основании полного отсутствия вины попросился вернуть его на должность. И в конце июля 1698 года Полянский объявил: «стольника Семена Иванова сына Дурново отпустить в Красноярск на воеводство по прежнему великаго государя указу и по наказу, каков ему дан на Москве из Сибирскаго приказа».
Дурново приплыл в Красноярск на рассвете во второй день августа 1698 года, сразу же повесил на свою шею красноярскую «государеву печать» и направился в местный собор с требованием отслужить по торжественному случаю молебствие. Весть же о его возвращении вызвала бурю негодования, в большом городе и на площади составился «воровской круг» из более чем трехсот человек. Народная «дума» порешила употребить силу против Дурново, если тот добровольно не оставит города. Около четырех часов дня толпа подошла к бане, где после обеда отдыхал Дурново, и, когда тот вышел, потребовала, чтобы он уезжал, что до воеводства его не допустят. Но после взаимных упреков Дурново, сославшись на потребность исполнения государева указа, ушел обратно в «мыльню», развалился там на постели. И тогда несколько бунтовщиков его «сдернули за ногу, и били под бока, и за волосы драли», затем скатили с лестницы и повели к собору, где находились остальные красноярцы. Потолковав у собора, «думцы» почти единогласно решили прибегнуть к старинному приему – Дурново «посадить в воду», иным словом – утопить. И потащили его за волосы к Енисею. Однако топить не стали – его спасли уговоры и самоотверженность Лисовского, бросившегося на защиту воеводы. Дурново затолкнули в лодку, куда тут же залезли несколько его спутников, и оттолкнули ее прочь от берега. Но пока та лодка была еще в досягаемости, люди из толпы забрасывали ее камнями.
Плавание Дурново до Енисейска прошло для него благополучно, и он уже пятого августа давал показания Полянскому, пораженному явным бунтом красноярцев. Не желая сознаться, что те прогнали воеводу за его тяжелые грехи перед ними, Дурново сделал попытку взвалить вину за свое изгнания на собственного спасителя. Мол, будто Лисовский не хотел отдавать воеводства и натравил «воровских людей». Но зато Дурново перестал добиваться новой посылки на воеводство и поспешил уехать в Москву под предлогом болезни. Исполнять обязанности воеводы было поручено московскому дворянину Якову Афанасьевичу Бейтону, и Лисовский сумел смирить красноярцев, подчинить их новому воеводе.
Правда те еще поиздевались над Данило Полянским и вторым следователем дьяком Данило Берестовым, не пуская их целых пять дней в город для продолжения сыска. Но дьяки надолго в Красноярске не задержались – их розыскная деятельность была прекращена из-за возбужденных против самого Полянского обвинений в злоупотреблениях.
А в Красноярский острог в 1700 году прислали из Москвы новых воевод, и это были Петр Саввич и его сын Федор Петрович Мусины-Пушкины, которые провоеводствовали в Красноярске много лет и добились обвинения «во многих неправдах» прежних воевод. Мол, среди красноярских служилых людей виновных не обнаружено, «опричь ссыльных воров и которые, запершись в малом городе, были с воеводами, ничьей измены и никакого бунта кроме того, что они, красноярцы, без великого государя указу, Алексею и Мирону Башковским от воеводства отказали… не явилось».
Но в целом расследование дела о «Красноярской шатости» тянулось аж до 1708 года. По одним источникам, часть служилых людей Красноярского острога пытали, в том числе в московском Тайном приказе, и выслали в другие остроги. По другим, сослали в Иркутск на семь лет лишь уличенных в злодеяниях бывших воевод Алексея, Мирона Башковских и Семена Дурново.
Был ли как-то вовлечен в события «Красноярской шатости» мой восьмижды прадед Пров Злобин, не приходился ли он одним из сыновей красноярского атамана Михаила Дементьевича Злобина, остается пока загадкой.
Зубовы. Стрелецкая история
Согласно сказкам третьей ревизии, Анна, дочь казака Илимского города