“Как правило, после парацентеза воспалительный процесс начинает стихать и больной быстрее идет на поправку”, — сказал доктор, и сейчас Алехандро очень надеялся на хорошие новости.
Вдалеке показался ряд корпусов медицинского центра, и Алехандро, съехав к центральному зданию, направился к паркингу. Уже выходя из машины, он скривился от боли в почках. “Может, и стоит показаться Альваресу...”
Гулкий коридор. Едкий больничный запах. Белая дверь в ВИП-палату. Ибби по-прежнему спала. Мама все так же сидела на диване. Только сейчас в руках она держала телефон.
— Я уже хотела звонить.
— Застрял в пробке, прости, — и Алехандро, понимая, что она волнуется из-за недавнего “киднеппинга”, добавил, целуя ее в висок: — Реально, нет причин для беспокойства. Ситуация улажена.
Летисия промолчала, а Алехандро, подойдя к постели сестры, отметил ее чрезмерно яркий румянец и шепотом спросил:
— Как она?
— Все также. Спутанное сознание, жар, головокружение. Уши текут.
— Плохо, — нахмурился Алехандро. — Доктор приходил?
— Два раза за последний час.
— Что говорит?
— Ничего конкретного. Назначил повторно КТ. Мне кажется, он озадачился, что после утренней процедуры прокалывания не наступило облегчения. Температура не спадает. Я очень боюсь осложнений, — покачала головой Летисия.
— Слишком мало времени прошло. Рано об этом говорить.
— Так же сказал и доктор.
— Давай думать позитивно, — попытался он ее успокоить, хотя сам насторожился. Если бы все шло по плану, Ортис не прибегал бы каждые полчаса.
Он поправил детское одеяло и, направляясь к креслу, бросил взгляд на мать. Она умела держать лицо и осанку даже сейчас, но усталость и бессонная ночь явно отражались на ее состоянии.
— Мама, тебе нужно отдохнуть, — Алехандро показал в сторону удобного раскладывающегося дивана в прилегающей комнате отдыха вип-палаты. — Я вызову медсестру, она тебе постелит.
— Нет, — коротко, но исчерпывающе ответила сеньора Медина и, будто желая подкрепить свои слова действиями, встала и подошла к постели дочери.
Осторожно, чтобы не разбудить, поправив слипшиеся волосы на лбу ребенка, она задумалась.
Этот год был для их семьи жестким. В особенности, когда стало ясно, что партия, возглавляемая Мединой, может взять большинство голосов в парламенте, и ее муж вновь получит пост председателя. В этом же году ей предложили стать почетным членом городского совета и возглавить “экологическое” направление. Она посчитала подобное предложение удачным — ее публичная позиция будет еще одним плюсом в предвыборной кампании мужа. Будучи дочерью политика, пусть и не такого успешного, как ее супруг, она легко ориентировалась в политических кулуарах, что позволяло ей без труда принимать активное участие в публичной жизни. При этом она всегда считала, что уделяет семье не меньше времени, чем политике. Но, как оказалось, недостаточно. И в том, что случилось с Исабель, она винила себя.
Винила за то, что, понадеявшись на няню, отвлеклась на разговор со своим секретарем и не усмотрела за дочерью. Исабель, чувствуя напряжение в доме в связи с последними событиями, спряталась в патио на крыше дома, и тех пятнадцати минут, пока ее искали, хватило для того, чтобы заработать простуду.
Винила за то, что не сумела убедить ребенка в том, что с Алехандро всё в порядке. Дочь всегда была очень чувствительной девочкой, тонко угадывающей ложь, но это не оправдывало Летисию — она ловила недоверчивый взгляд дочери и понимала, что связь с с ней нарушена.
Второй день слыша, как Исабель зовет малознакомую девушку, Летисия понимала — где-то она допустила ошибку.
От размышлений ее отвлек стон, и она прильнула к ребенку. Исабель глубоко вздохнула и открыла глаза. На ее лице отобразилась тревога, а взгляд забегал по сторонам.
— Как ты себя чувствуешь, mi amor? — тихо спросила Летисия и, склонившись над дочерью, поцеловала ее лоб.
Исабель сперва посмотрела на маму, затем перевела взгляд на брата, стоявшего по другую сторону, и нахмурилась.
— Моя принцесса что-нибудь хочет? — Алехандро поцеловал горячую ладонь сестры, отмечая, что температура держится.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Уши болят… — тихо прошептала она. — В голове шумит.
— Сейчас доктор придет, — кивнул Алехандро и нажал кнопку вызова медсестры.
— Не хочу доктора. Алито, пусть Лили приедет.
И ребенок, мучаясь от боли в ушах, сжала ладонями голову и заплакала.
Следующие полчаса Алехандро с матерью провели в аду. После того, как начали действовать обезболивающие, Исабель успокоилась и уснула, Алехандро, пользуясь долгожданным затишьем, откинулся в кресле, планируя немного отдохнуть.
— Почему Ибби зовет именно эту девушку? — услышал он уставший голос матери.
Алехандро тоже задавал себе этот вопрос, но сейчас ему не хотелось развивать тему Лилит, и он не ответил.
— Мне нельзя было допускать, чтобы Исабель так привязалась к ней.
Понимая, что мать винит себя в случившемся, он покачал головой и, посмотрев на нее, ответил:
— Ты здесь не при чем. Ибби нас воспринимает, как данность, ежедневную действительность. А Лили для нее из другого мира. Ассоциируется у нее с праздником. — Алехандро вспомнил их совместное времяпровождение, день рождения, поход группой в биопарк, который, собственно, он и организовал ради Лили. Вспомнил, как она с нежностью смотрела на Ибби, и добавил: — К тому же Лили сама искренне привязалась к Ибби. Ребенок чувствует такие вещи.
— Да, нашу с тобой поддержку Ибби воспринимает, как должное, — задумчиво произнесла Летисия.
Алехандро кивнул и вновь откинул голову на спинку кресла. Все-таки тема Лили была поднята, и он, закрывая глаза, задумался.
Для него Лилит тоже была из другого мира, как бы банально это ни звучало. Она его зацепила. Своей необычностью. Когда он узнал, что она любовница Барретта, причем не единственная, а “одна из” — удивился. Ее статус не соответствовал ее личности. Такие девушки не соглашаются на роль любовниц. И, однозначно, не продаются за красивую жизнь. Они из категории “отличниц”, примерных девочек, которые не идут против социума, всегда соблюдают его законы, и впоследствии становятся такими же примерными женами таких же законопослушных мужей. А тут такой диссонанс. Сначала он увидел их вместе на берегу ранним утром в день Сан-Хуана. Увидел нечаянно, но взгляда не отвел, от окна не отошел, решил понаблюдать, понять, из чего состоит эта девушка и на чем базируются эти отношения. Она, одетая в мужскую рубашку, подала полотенце Барретту, и Алехандро с интересом обнаружил, что в нем проснулся азарт, соперничество с примесью ревности и желание побороться с матерым хищником. Он до конца досмотрел пляжную сцену, затем встретился с ними на Сан-Хуане и сделал единственно логичный вывод. Эту девушку нельзя было назвать глупой или корыстной, а значит, она понимала, с кем имеет дело. Она принимала Барретта таким, какой он есть, не исключено, что боялась его, а он тупо ее использовал. Ни о какой привязанности с его стороны речи быть не могло.
Алехандро продолжал изучать Лили. Для начала он хотел отбить Лили. Эгоистично. Для себя. Увести ее от Барретта и поселить в своей городской квартире. Но чем глубже он узнавал эту девушку, тем сильнее понимал, что хочет бóльшего, чем выиграть у такого матерого хищника. Он ловил себя на мысли, что его перестали интересовать другие девушки. И дело было не в том, что они, каждая со своим единственно верным мнением и претензиями на оригинальность, были одинаковы в своей банальности. Алехандро не испытывал к ним доверия и не стал бы полагаться на них в трудную минуту. Лили же была из разряда тех женщин, которая не будет ломать под себя, примет тебя настоящего, и даже в войне против всего мира встанет позади и будет подавать патроны. Как мать для отца. Каким бы несносным иногда ни был Медина-старший, она всегда оставалась для него надежным тылом. Редкое качество. Отец это понимал и ценил, как умел.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})