Я сделала глубокий вдох и, уняв дрожь в руках, начала успокаивать Ибби.
— Я уверена, что мама тебе говорит правду. Все образуется, моя хорошая. Пойди к маме, она тебя обнимет, и вы сделаете вкусное какао с зефирками. Помнишь, как ты меня учила варить какао на мой день рождения? — попыталась я ее отвлечь.
— Мама мне сказала неправду! Не хочу к ней! Приезжай ко мне, пожалуйста! Мне без тебя плохо! — навзрыд плакала она, а я зажала руками рот, чувствуя всё горе ребенка, ее одиночество и страх.
— Ибби, — наконец произнесла я, — мама очень тебя любит, просто ты могла всё не так понять.
Но она не отвечала, я слышала ее всхлипы, и мое сердце рвало на куски от боли и всепоглощающего чувства вины за случившееся. Хрупкий мир ребенка рушился, и мне хотелось закричать от бессилия что-либо изменить.
— Родная моя, не плачь. Я пост… — но я не договорила. В трубке послышалось шуршание, а спустя секунду связь прервалась.
Я попыталась перезвонить, но все телефоны были отключены, и больше Ибби со мной на связь не выходила.
Следующие несколько дней превратились для меня в ад, и, может быть, я меньше переживала, если бы не вспомнила сон, который приснился мне накануне Дня Всех Святых.
Ночью я проснулась от ощущения, будто задыхаюсь и, резко сев на постели, вспомнила недавнее сновидение и лицо Исабель, обнимавшей меня. Оно было каким-то неживым, мертвенно-бледным. Как у мамы перед тем, как она навсегда от нас ушла. Ибби шептала мне “Приезжай ко мне, пожалуйста. Мне без тебя плохо”, а я никак не могла понять, почему она мне это говорит — ведь я была рядом.
Утром я не пыталась звонить Ибби, а решила узнать, как дела в Мадриде, через Палому.
— Ты Алехандро звонила? — тихим голосом спросила я.
— Да я ему три дня дозвониться не могла! Сейчас только ответил, но сказал, что не может говорить.
“Ну слава Богу, что он вообще нашелся”, — выдохнула я, радуясь, что он дома, а, значит, Ибби в порядке.
— В связи с проблемами у отца, Алехандро сейчас не до нас, — поддержала я разговор.
— Да нет, дело не в этом. Моя мама звонила сеньоре Медине. Ибби заболела. Подробностей не знаю, но ее вчера увезли на скорой в реанимацию с температурой сорок.
— Господи… — прошептала я, а в груди все похолодело.
— Какая-то черная полоса у семьи Медины пошла, — сетовала Палома, но я ее уже не слышала, у меня перед глазами вставал образ малышки с мертвенно-бледным лицом, просившей меня о помощи, и мне хотелось плакать от несправедливости этого мира. Какие бы игры не затевались между сильными мира сего, но сейчас я видела изнанку этих игр, в которых страдал ребенок.
“Приезжай ко мне, пожалуйста…” — болью отдавалось в сердце, и я все-таки решила позвонить Ричарду. Сейчас, когда все уже случилось, у меня теплилась надежда, что он отпустит меня к Исабель в Мадрид хотя бы на пару дней.
Немного поколебавшись, я нашла заветный номер и нажала на вызов.
— У тебя есть две минуты, — коротко произнес он.
На заднем плане слышался голос Дугласа, и я, понимая, что Ричард готовился к очередному совещанию, быстро начала:
— Нари мне сказала, что я лечу на свадьбу.
— Да. Вылетаешь десятого в шесть вечера. Распланируй свои занятия на неделю.
— Хорошо, — готовясь к главному вопросу, ответила я и, понимая, что у меня мало времени, быстро произнесла: — Палома сказала, что Ибби в реанимации. В тяжелом состоянии. Можно я поеду к ней хотя бы на день? Я уговорю Палому или Сиену. Мы вместе поедем…
— Нет, — отрезал он.
Вспомнив о событиях, происшедших с семьей Медина, к которым, по моему мнению, приложил руку Баррет, я спросила:
— Мне грозит опасность от них?
— Нет, — был его ответ, и я понимала, что он имел в виду — “у ребенка есть родители, а тебе там делать нечего”. Он был прав, и все же малышка была в реанимации и ранее прсила меня о помощи.
— Она всего лишь маленький ребенок, — попыталась объяснить я, но понимала, что мои слова уходят в пустоту. Барретт завершил разговор.
Я думала, что мои испытания прошли, но, как оказалось, судьба мне приготовила еще один “подарок”.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Это произошло на следующий день после разговора с Ричардом. За день до вылета в Сингапур, хотя мне по большому счету совсем не хотелось веселиться — на душе было пасмурно. Я уложила чемодан, отказавшись от помощи Авроры, когда на полке завибрировал телефон, высвечивая имя “Ибби”.
— Ибби, хорошая моя, как ты? — выпалила я в трубку, но ответила не она, а ее мать.
— Она бредит и повторяет ваше имя, — тихо произнесла она, и я никогда еще не слышала у сеньоры Медины такого голоса. Он был разбитым и просящим.
— Как она? — аккуратно спросила я.
— Очень плохо, — выдохнула она и тихо заплакала.
Я услышала на заднем плане тихий голос Изабель. Она бормотала что-то неразборчивое, но мне не нужно было вслушиваться в слова, чтобы понять, что именно она говорила — я узнала этот шепот из сна.
Женщина больше ничего не сказала и дала отбой, но я понимала, почему она позвонила — она молила меня о помощи, как мать, которая готова была молиться и Богу, и Дьяволу, лишь бы спасти ребенка.
Я закрыла глаза и, прислонившись к стене, сползла вниз. Всё это казалось одним сплошным кошмаром, не только для семьи Медины, но и для меня.
На протяжении нескольких недель можно было наблюдать как поворачивается Колесо Судьбы, слышен был даже звук, с которым оно движется, безоговорочно ведя к определенному развитию ситуации, где у каждого были свои роли. Такое ощущение, что все было предопределено свыше — Аннушка уже разлила подсолнечное масло, когда я, планируя приехать в Испанию, решила привезти эти картины с собой. Сами по себе они были безвредны, но, попав на испанскую почву, стали миной замедленного действия, ожидая в тиши комнаты своего звездного часа, став в определенный, НУЖНЫЙ Судьбе момент катализатором для активных действий. Эта цепочка событий, неотвратимых и по отдельности невинных, но вместе составляющих Нить Судьбы, поражала.
Приезд в Испанию — знакомство с Алехандро — сближение с Ибби — работа преподавателем в волонтерском центре — случайный визит Ибби — случайная возможность увидеть картины в почти свободном доступе, и вроде бы фото удалены. Но рукописи не горят.
И я не снимала с себя вины за то, что стала начальным звеном этой цепной реакции, которая привела к тому, что сейчас маленький шестилетний ребенок лежал в реанимации.
Сейчас, сидя на полу своей спальни, я сквозь пелену слез смотрела на собранный чемодан и, вспоминая события давно минувших дней, понимала, что судьба в очередной раз поставила передо мной ВЫБОР.
Бонусная глава 75
Алехандро стоял в просторной гостиной своих городских апартаментов, которые занимали половину этажа, и, отпивая из бутылки воду, внимательно слушал диктора, который вещал с плоского экрана телевизора, висевшего на стене. Отпив еще немного воды, он сморщился от дискомфорта в грудной клетке и, подойдя к окну, бросил взгляд вниз.
Прослушав новости, вернее, то, что его интересовало, он кивнул и, подхватив кожаную куртку, торопливо направился к выходу. Он и так задержался. Расстояние от Саламанки до больницы было небольшим, но чертовы пробки напрягали.
Отец в свое время отговаривал его покупать квартиру в центре именно из-за проблемы шума и заторов, но он не послушал. Пусть и со стартовым капиталом от отца, который Алехандро получил за успешную учебу в бакалавриате и поступление в магистратуру, но прибыль Алехандро поднял на удачном вложении в акции и жилье, которое посчитал для себя комфортным.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Алехандро лавировал на своем Порше по направлению к больнице в бесконечной череде машин. Он посмотрел в зеркало заднего вида. Сопровождение, на котором настоял отец и от которого он всегда отказывался ранее, не отставало. В очередной раз попав в затор, он резко вырулил и вклинился в параллельный поток. Сзади послышался клаксон, но Алехандро, не обращая внимания, выругался в поисках нового просвета и продолжил прокладывать дорогу к медцентру.