помню эту историю!
– Тише! – зашипела на него Киззи.
Гориан был потрясен, и Киззи испугалась, что он может не сдержать слово. Он зашептал:
– Помню. Национальная гвардия искала ту банду несколько недель.
– Да. Но не было никаких двадцати бандитов, от которых мой братец доблестно отбился мечом. Был один Монтего. Четырнадцатилетний, голый и без оружия.
– Так вот почему Сибриал так ненавидит тебя, – тихо сказал Гориан.
– Да. Я – единственная свидетельница его величайшего унижения.
– Но он ни разу не обмолвился о Монтего.
– Если бы он это сделал, – объяснила Киззи, – то выдал бы себя. Монтего казнили бы, конечно, но Сибриал был бы не столько отомщен, сколько опозорен: дать избить себя ребенку! Я уверена, что, если бы Монтего остался никому не известным провинциалом, Сибриал, скорее всего, нашел бы способ отомстить ему. А Монтего взял и стал Малышом Монтего, самым искусным убийцей в Оссанской империи. Давай сюда список.
– Стекло мне в ноздрю, – повторил Гориан, качая головой. – Вот это история так история. На, держи.
Он сунул руку в карман, достал листок бумаги и протянул его Киззи. На листке было несколько десятков имен, написанных неряшливым почерком Гориана. Киззи пробежала их глазами: одни имена удивили ее, другие позабавили, но ни одно не вызвало подлинного ошеломления.
– Это все? – спросила она.
Гориан поморщился:
– Может, да. А может, и нет. Список неполный, он же составлен на основе слухов и наблюдений. Это неофициальный документ, выпущенный обществом.
– Мог бы сказать мне об этом раньше, – буркнула Киззи. После недавних откровений она чувствовала себя голой, ее уже начал поедать червячок раскаяния. – Помни о своем обещании. Если ты разболтаешь…
– Эй, я же дал слово. Я уважаю тебя, Киззи, и даже если бы не уважал, неужели ты думаешь, что я буду сплетничать о Сибриале или Монтего? Любой из них съест меня на завтрак и не подавится. – Его глаза слегка расширились. – Монтего может съесть и в прямом смысле.
– Не забывай об этом, – сказала Киззи. – И спасибо за список. Я зайду, если мне что-нибудь понадобится.
30
День клонился к вечеру. Идриан глядел на Медные холмы, высившиеся к западу от Оссы, и играл сам с собой в угадайку: которые из теней, скользящих по залежным полям, принадлежат облакам, а которые порождены безумием, запертым в уголке его мозга? Безумие преодолевало сдерживавшую его магию стеклянного глаза: так узник пробирается между прутьями решетки. Сколько времени оставалось до тех пор, когда глаз перестанет работать? И что тогда? Сможет ли он держать безумие в узде? Или придется все-таки признаться Тадеасу и министерству Легиона в том, что его разум деградирует очень быстро?
А вдруг ему только кажется? Ведь глаз все еще резонирует, и сильно. Магии в нем хватит на несколько лет. Может, Тадеас прав и эти видения – отклик его разума на гибель Касторы? Тогда он справится с этим, прослужит в армии до конца войны, вернет долг министерству и воспользуется каналом феникса для перезарядки глаза.
– Сэр?
Идриан очнулся от размышлений, обернулся и увидел Брейлира:
– Мм?
– Вы скривились, сэр. Что-то не так?
– Да нет, просто задумался о давно ушедших друзьях.
Это была ложь, которая давалась Идриану легко. Он много раз прибегал к ней.
– О-о-о… Вы часто о них вспоминаете?
– Чаще, чем хотелось бы.
Брейлир сел на камень рядом с Идрианом. Воцарилось дружелюбное молчание. Вдруг оружейник спросил:
– А мне уже пора горевать о потерянных друзьях, сэр?
Вопрос был не в бровь, а в глаз. Идриан привык к тому, что молодые новобранцы приходят на войну, уверенные в собственной неуязвимости. Все как один считают, что переживут любую войну. Подумаешь, получат парочку шрамов, это ведь не беда – шрамы, как известно, украшают мужчину. А потом парни сталкиваются с жестокой действительностью, которая не оставляет от их уверенности камня на камне; кого-то настигает нервный срыв, а кто-то и вовсе едет крышей.
– Давно ты с нами?
– Шесть дней, сэр.
– Познакомился с остальными в батальоне?
– Ну, так-сяк. Мне кажется, инженеров я понимаю лучше, чем солдат, сэр. Я работаю руками, и они тоже. Я вечно разбираю что-то на части, собираю заново, чиню, и они тоже. – Подумав, он добавил: – Только вот Мики я побаиваюсь.
– И правильно, – усмехнулся Идриан. – Мика такая же чокнутая, как все ветераны, плюс у нее взрывчатка в руках. Ты с кем-нибудь встречаешься? Из тех, с кем ешь или спишь бок о бок?
Брейлир опустил взгляд на свои руки.
– Вы знаете Стеф и Халиону, сэр?
Эти две сестры служили под началом Мики, обе были в звании капрала.
– Что, Стеф уже взяла тебя под свое крыло? – озадаченно спросил Идриан.
– Скорее, Халиона, – помолчав, ответил Брейлир и покраснел. – Мне кажется, я ей нравлюсь. Стеф хихикает и толкает ее в бок каждый раз, когда я оказываюсь рядом.
Идриан сделал выдох. Да, в молодости романы заводятся легко. Страх перед боем, одиночество, пребывание вдали от дома, потребность отдохнуть от вида крови и страданий… Он хорошенько продумал следующие слова, стараясь, чтобы они не прозвучали слишком сурово:
– Послушай меня, парень. Это война. Люди здесь гибли и будут гибнуть. Ты потеряешь друзей. Может, одного. Может, всех. Но это случится обязательно. Со временем вроде как привыкаешь к тому, что человека больше нет, но боль все равно остается. Так что развлекайся, радуйся жизни, пока можешь, нам без этого никак, только береги это.
Он протянул руку и легонько стукнул Брейлира по груди в области сердца.
Брейлир взволнованно сглотнул:
– Я постараюсь, сэр.
– Вот и славно. – Идриан потер свой стеклянный глаз; в глазнице опять зудело. – А теперь проверь, отполированы ли мои доспехи. Бой начнется раньше, чем мы думаем.
С этими словами Идриан поднялся и зашагал к навесу, под которым майор Тадеас уже разложил свою знаменитую фасолевую карту, изображавшую укрепления Иностранного легиона. Идриан подошел к майору и через его плечо разглядывал карту до тех пор, пока Тадеас не обернулся.
– Все это как-то… Как-то слишком… – Тадеас щелкнул пальцами, подыскивая нужное слово. – Правильно, что ли.
– Думаешь, Керите нас переиграет?
– Не знаю, переиграет или нет, – ответил Тадеас, – но я слышал, что она прочла все учебники военного искусства и в каждом нашла недостатки. Генерал Ставри думает, что сможет заманить ее в ловушку и сокрушить в прямом бою. Я удивлюсь, если все окажется так просто.
– Есть свежие новости? – спросил Идриан.
Зуд в глазнице усилился. Это не было шестым чувством, а если и было, то благоприобретенным, не врожденным: за много лет он научился улавливать