а противоположный фланг оссанцев атаковали Селезни Керите под сине-зеленым флагом.
Идриан поискал глазами Брейлира. Молодой оружейник спешил к нему с его щитом из хаммергласа и коротким мечом.
– Ты, – сказал ему Идриан, – еще не видел открытого боя. Держи меня в поле зрения, но, если я вырвусь из строя, не иди за мной. Это не городской бой, здесь не надо ходить за мной по пятам и прикрывать мне спину. Оставайся с Тадеасом. Приготовь бинты и дополнительный курглас на случай, если мне придется отступать.
– Слушаюсь, сэр!
– Ладно. Не умирай. Ты начинаешь мне нравиться.
Идриан вынул из кармана кусочек воска, разломил его пополам и протянул половинку Брейлиру. Внизу забили тревогу оссанцы, бойцы расталкивали друг друга, чтобы добраться до своих позиций, тачки с годгласом отправлялись за линию фронта, где готовились к бою гласдансеры.
– Стекло меня раздери, как мы не догадались! – выругался Тадеас. – Напала прямо в сумерках. Клятая Керите застукала нас со спущенными штанами. Будет море крови.
Это было последнее, что ясно услышал Идриан, прежде чем заткнул уши воском, и вовремя: через пару мгновений над его головой рявкнула пушка. Грохот потряс его так, что даже мышцы заболели, а смешанная магия шлема позволила проследить полет ядра, когда оно прочертило дугу над долиной и врезалось прямо в середину грентского строя. И все же потери оказались не так уж велики – ядро отрикошетило, ударившись о склон. Идриан услышал приглушенные крики Полукрылки, приказывавшей внести коррективы в прицел. Через несколько мгновений загрохотала уже вся батарея.
В сражение тут же вступили гласдансеры Оссы. Квадратные листы стекла, каждая сторона которых была длиннее человеческого роста, воспарили над склоном, подброшенные невидимым колдовством, и сначала зависли над полем сражения, словно воздушные змеи, а потом разбились на осколки размером с меч, которые посыпались на грентскую пехоту. Каждый такой лист изничтожил бы целый взвод, не будь у грентцев защиты: когда осколки оказались всего в дюжине футов от голов пехотинцев, гласдансеры Грента направили их в сторону.
Грентская пехота двигалась поразительно быстро и, несмотря на слаженные действия гласдансеров и артиллерии, ни разу не дрогнула. Это нервировало Идриана.
Подойдя на расстояние выстрела к линии обороны оссанцев, грентцы внезапно остановились и открыли огонь. Оссанцы, еще не пришедшие в себя после внезапного нападения, ответили беспорядочной пальбой. С обеих сторон поднялся черный дым. Пропела труба, нападающие расступились, и вперед вырвались пробивники. Идриан машинально начал считать их по головам и вытаращил глаза от изумления: десять, двадцать… На тридцатом он сбился со счета, а их, похоже, было раза в четыре больше. Сто ярдов между двумя армиями они преодолели, сделав прыжок, которому позавидовала бы скаковая лошадь. Через пару секунд они врезались в ряды оссанской пехоты и вступили в ближний бой с коллегами Идриана – пробивниками из Оссы.
Идриан боролся с желанием побежать туда и помочь товарищам: то место было не его зоной ответственности.
Кто-то кричал на него. Выковыривая воск из ушей, он разобрал слова Полукрылки:
– Южная батарея молчит! Нет связи!
Идриан тяжело сглотнул, переглянулся с Тадеасом и выскочил из блиндажа. Он бежал к противоположному склону холма, который был далеко от их батареи. Там, рассыпавшись по склону, ждали своей очереди национальные гвардейцы, числом в тысячу, и, вероятно, молились, чтобы их очередь никогда не наступила. Идриан видел вершины еще четырех холмов, вместе составлявших основу оссанской обороны. На каждом холме была своя батарея, над каждой вершиной реял большой флаг Иностранного легиона и второй, поменьше, с эмблемой генерала Ставри.
Но не это волновало сейчас Идриана. Самый дальний холм, расположенный на южном фланге оссанской обороны, почти в миле от него, кишел кирасирами и драгунами, одетыми в сине-зеленую форму наемников Керите. Они захватили знамена и перебили расчет батареи, а ведь сражение только началось. Значит, по артиллеристам тоже ударили с фланга, как по железнорогим, но они оказались не готовы к этому.
Сердце Идриана забилось где-то в горле. Он повернулся, чтобы бегом пуститься назад, но не успел. Из-за той же рощицы, которая прикрывала драгун, к ним уже мчались грентские кирасиры, двигаясь почти неслышно; грохот пушек заглушал стук конских копыт. Кирасиры – около шести сотен – упорно наступали, но не на ту позицию, которую уже попробовали взять их собратья-драгуны. Эти нацелились прямо на плохо обученных гвардейцев, оставленных в резерве. Если они сбегут, понял Идриан, задняя часть холма останется без защиты – Мика не ставила здесь мин, а земляных укреплений было совсем немного.
– Тадеас! – проорал Идриан между пушечными залпами. – Посмотри себе в тыл!
Он не ждал приказа, а действовал по наитию, зная: стоит ему задуматься хотя бы на мгновение, как мужество покинет его. Он видел, как офицеры Национальной гвардии строят своих людей, чтобы встретить кавалерийскую атаку, хотя у половины из них штыки не были примкнуты к ружьям. Национальная гвардия дрогнула.
Идриан летел, едва касаясь ногами земли, поглощая расстояние ярд за ярдом и заставляя себя прибавлять скорость, чтобы резервисты не бросились врассыпную раньше, чем он доберется до них.
– Национальная гвардия, за мной! – взревел он так, что от напряжения едва не лопнуло горло.
Он уже почти поравнялся с ними и развернулся, чтобы встретить кирасир лоб в лоб.
Земля содрогалась под копытами. Казалось, на Идриана прет стена из коней, людей и сверкающих нагрудников со вставками из синего хаммергласа и оранжевой полосой – эмблемой герцогского дома Грента.
Что сделает один пробивник? Но Идриан не мог остановиться, не мог себе этого позволить. Он – Таран, и, если сломается он, погибнут хорошие бойцы.
Он прыгнул прямо в гущу атакующих и, пролетая сквозь первый ряд, подрезал щитом и вырвал из седла кирасира слева от себя, а того, что был справа, рассек мечом вместе с лошадью. Приземлившись, он откатился в сторону, чтобы его не затоптали, и сунул меч, словно палку, в спицы ближайшего колеса. Он метался в кровавом танце между охваченными паникой животными, увертываясь от лошадиных копыт, уклоняясь от мечей, отскакивая от копий. Меч плясал у него в руках, рубя в куски все, что оказалось рядом, – чужие руки, ноги в сапогах, стремена, ноги с копытами. Острейшее лезвие его меча отрезало бесчисленное множество лошадиных ног.
Ржание этих лошадей он будет потом слышать неделями. Как всегда.
Но вот конная лавина перекатилась через него и пошла дальше. Идриан остался один посреди поля, заваленного окровавленными телами умирающих и погибших. Десятки тел – но разве этого достаточно? Он обернулся и увидел, что кирасиры ударили по национальным гвардейцам, как и было