а ты грубиян, — протянула я.
— Мы идем домой. Ничего не забыла? — ответил парень. Раз не стал меня поправлять, значит, я не ошиблась, обозвав его Заком. Вот только которого из двух? Я опять запуталась.
— Да разве она сейчас вспомнит что-то? — сказал второй. Или тот же?
— А вот и вспомню! Сумочка моя… то есть Оливии, на столе, надо ее забрать.
— Какая из них?
— Вот эта, — Оливия подала парням ридикюль. Подняла мой бокал, растерла каплю со дна между пальцами. — Ничего, кроме спирта. — задумчиво проговорила она.
— Это лимонад! — возмутилась я.
— Ага, лимонад. — Зен — или Зак — навесил мне на локоть сумочку, и вдвоем с братом они поволокли меня к лестнице.
— Странно, юбка твоя совсем под ногами не путается.
— А у меня нет юбки! — радостно засмеялась я.
Парни переглянулись.
— Иллюзия, — сказал голос Оливии откуда-то из-за спины. — Неважно. Пойдемте.
— А твои танцы? — Я попыталась развернуться и едва не завалилась.
— Завтра извинюсь.
Допустить, чтобы Оливии пришлось извиняться из-за меня, было никак нельзя, и я попыталась сесть прямо на пол, повторяя, что никуда не пойду, пока она не протанцует все, что обещала.
— Лианор, посмотри на меня. — Голос соседки зазвенел сталью. — Или ты сейчас же замолчишь и будешь делать то, что тебе говорят, или я наведу на тебя паралич, и парни просто уволокут тебя.
— На плече, как мешок с картошкой, чтобы точно не уронить, — добавил кто-то из близнецов. — Ты нас поняла?
Как бы странно я себя ни чувствовала, проигнорировать такую угрозу не смогла. Я не слишком хорошо успела узнать соседку, но слова у нее с делом не расходились.
— Эх ты, а еще подруга, — проворчала я и заткнулась.
Оркестр играл вальс. Вальс! А я, вместо того чтобы танцевать, тащусь под конвоем домой!
Потом меня обдало свежестью, еще через какое-то время стало холодно, и голова начала проясняться.
— Такая мелкая, а такая тяжелая, — проворчал один брат.
— Пьяные всегда тяжелые, — ответил второй.
— Говорю же вам, один бокал!
Близнецы втолкнули меня в общежитие, один что-то сказал вахтерше, слов я не разобрала за звоном в ушах. Потом кто-то волок меня наверх, отчаянно ругаясь, — Дейзи, наверное.
А потом стало темно.
Разбудила меня обвалившаяся крыша общежития.
Потом до меня дошло, что, если бы в самом деле случилась катастрофа, вокруг бы кричали, а криков я сейчас не слышала. И все же вначале мне показалось именно так. Крыша обвалилась, и кирпичи с грохотом валятся мне на голову.
— Кто? — спросил голос Оливии, и я поняла, что это не кирпичи, а кто-то тарабанит в дверь.
Правда, моей голове особой разницы не было, каждый стук обрушивался на нее, словно камень. Незнакомый голос из-за двери тоже отозвался болью:
— Уголовный сыск. Открывай, пока не вынесли дверь!
Что происходит?
Я попыталась сесть. Получилось так себе. Затекшее тело ныло, голова раскалывалась, во рту словно нагадила стая голубей, а желудок то и дело норовил подкатить к горлу.
— Подождите, я не одета. — Голос Оливии оставался совершенно спокойным, будто не было ничего странного в том, что в ее комнату с утра пораньше ломится стража. — Пока ждете, потрудитесь приготовить удостоверения. И постановления, предписывающие вам вламываться в комнату барышень ни свет ни заря.
Ага, значит, ей тоже все это не нравится. Боги, о чем я? При чем здесь нравится — не нравится?
Я сжала руками виски, собирая воедино осколки черепа. Хоть кто-нибудь может объяснить, что происходит?
Что ж так плохо-то?
— Много на себя берешь, девка! Открывай!
— Лианор, оденься, — еле слышно сказала Оливия и повысила голос: — Девке вы точно так же обязаны предъявить все документы и разъяснить происходящее, как и графине Сандью.
Наступившая тишина показалась оглушительной. А когда за дверью снова заговорили, тон стал совсем другим:
— Нам нужна Лианор Орнелас.
Я? Зачем? Даже если я вчера в самом деле напилась, не заметив, как это произошло, за это не волокут в управу! Или я что-то натворила? Но когда бы? Говорят, после пьянки люди не помнят, что творили. Но я могла пересказать все, что случилось вчерашним вечером, в мельчайших деталях. Даже то, как парни вели меня в общежитие, а потом Дейзи волокла по лестнице и крыла на чем свет стоит. Не могла же я во сне набедокурить?
— Она здесь. — Голос Оливии по-прежнему звучал холодно. — Сейчас мы оденемся, и вы войдете.
Я оглядела себя. Нет, оказывается, вечер остался в памяти не во всех подробностях. Например, я не могла сообразить, когда успела раздеться. Или меня раздели. Я упала на кровать как была, в парадном мундире, даже артефакт с иллюзией не деактивировала. Но сейчас на мне было лишь нательное белье — все остальное кто-то аккуратно сложил на стуле.
Я влезла в штаны, запоздало сообразила, что они от парадного мундира, который был на мне вчера, неуместного утром выходного дня. Но переодеваться не было сил, я без того чувствовала себя как в кошмаре. Правда, пытаться себя ущипнуть, чтобы проснуться, явно не стоило — трещащая голова и бунтующий желудок и так ясно давали понять, что я бодрствую.
Это похмелье? Если люди, перебрав, каждый раз чувствуют себя так же, зачем они вообще пьют? Это же ужасно!
— Нори, ты готова? — оборвала мои размышления соседка, облаченная в утренний халат.
Я кивнула и тут же пожалела об этом — казалось, мозги внутри черепа плещутся, ударяясь о стенки при каждом повороте головы.
Оливия открыла дверь. В дверном проеме возникло трое мужчин, за их спинами маячили девичьи головки. Ну конечно, такой шум и мертвого поднимет!
Но что творится, в конце-то концов? И как мне собрать разбегающиеся мысли, когда так трещит голова?
— Удостоверения, — холодно проговорила Оливия, не торопясь освобождать проход в комнату.
Мужчина, самой выдающейся приметой которого была блестящая лысина, отчетливо скрипнул зубами, но протянул какую-то бумагу. Соседка внимательно ее изучила.