точеную шею и гордую посадку головы, и я залюбовалась ей. 
— Я бы предпочла, чтобы они замечали мой ум, а не это. — Она чуть оттянула вырез, прикрывавший грудь, высокую и красивую. Достала из шкафа газовую косынку и снова повернулась к зеркалу, укутывая плечи и декольте.
 — Нельзя требовать от парней слишком многого, — хихикнула я. Надела китель, приколола брошь, подаренную Родериком, и активировала артефакт.
 Оливия ахнула.
 — Как у тебя хватило терпения никому не показать такую красоту! Это… — Она обошла меня со всех сторон, разглядывая, словно диковинную статую. — Потрясающе. Выглядит так, словно его не меньше чем сама Бертэн шила.
 «Она и шила», — едва не сказала я, но вовремя прикусила язык. Скажет еще Оливия, что это слишком дорогой артефакт, и испортит мне настроение.
 — Это у твоих ног сегодня парни штабелями лягут, — закончила она.
 — Вряд ли, — улыбнулась я, хотя комплимент, что там говорить, был приятен. — Побоятся получить.
 — Да, репутация у тебя уже сложилась, — хихикнула она. — Меня несколько раз просили познакомить с тобой. Сами подходить опасаются, чтобы с разгону не попало тростью по интересному месту. — Она стала серьезной. — Это от того же кавалера?
 — Да, — не стала скрывать я.
 — Ты уверена, что он тебя не обманывает и делает это все сам? Сотворить иллюзию так, чтобы она не просто висела поверх, а взаимодействовала и с носителем и с окружающим, — она коснулась накидки на моих плечах, и ткань подалась, словно настоящая, — очень непросто.
 — Уверена. Он старшекурсник и многое умеет.
 Оливия кивнула, но было видно, что ее по-прежнему терзают сомнения.
 — Такие артефакты редки. Я знаю, что император носит что-то подобное, скрывая лицо.
 — Да? — изумилась я. — Я видела парадный портрет — неужели это не его лицо?
 — Лицо императора не меняется вот уже половину тысячелетия, — сказала Оливия. — Это не титул, это служение, важна не личность, важен символ.
 Ее слова прозвучали чуточку заученно, как будто она слышала или повторяла их много раз.
 — Как выглядит император на самом деле, знают лишь самые близкие. На людях он всегда скрыт иллюзией. Правда, там меняется лицо, а не одежда, но принцип тот же. И если этот артефакт был заказан, я даже не представляю… — Она покачала головой.
 — Зачем бы ему врать мне? Заполучить в свою… себе красивую девушку можно куда проще и дешевле.
 Не знаю, кого я больше хотела убедить — Оливию или себя.
 — Он сделал это сам. При мне господин Орвис очень хвалил его иллюзию.
 — Господин Орвис — известный специалист, его мнение имеет вес. Все же познакомь меня с этим молодым человеком. — Она помолчала, добавила осторожно: — Извини, если кажусь тебе бесцеремонной. Я вижу, что ты сильно им увлеклась, и боюсь за тебя. То, за чем парни не осмелятся обратиться к девушке своего круга, они могут попытаться получить у тебя. Я не хочу оскорбить тебя или его, но… — Она смешалась.
 — Понимаю. — Я тоже перестала улыбаться. — И чего ты боишься, тоже понимаю. Но я вытаскивала из петли Джейн, и… Если этого урока недостаточно, чтобы стать благоразумной, то я не знаю, чего будет достаточно.
 Оливия кивнула, легко сжав мое запястье, и сменила тему.
 — Но сразу видно, что иллюзию создавал мужчина. — Она сунулась в шкаф, извлекая оттуда шкатулку. — Ни одного украшения, ни колечка, ни цепочки. Давай-ка посмотрим…
 — Ты что! — испугалась я. — Не надо!
 — Надо. Хотя бы заколку, бархотку и браслет с карне. Вот. — Она собственноручно вколола в мою косу над виском шпильку — цветок с серебряными лепестками, украшенными розовым бисером. За ней последовала черная бархатная ленточка с еще одним нежным бисерным цветком. — Очень хорошая иллюзия, — сказала Оливия, пристраивая украшение мне на шею. — Я боялась, что она скроет бархотку, но нет. И последнее. — Она надела мне на запястье поверх иллюзорной перчатки такой же тканевый бархатный браслет, к которому цепочкой крепилась книжечка размером с половину моей ладони. Листки были из тонких костяных пластинок, а в переплет вставлялся свинцовый карандашик.
 — Что это? Зачем?
 — Это карне. Записывать кавалеров на танцы.
 — Разве нельзя просто запомнить?
 — Дюжина или больше танцев за вечер. Пообещать один и тот же танец сразу двоим — жесточайшее оскорбление, из-за этого даже дуэль может случиться.
 Странно, что Рик не предупредил. Наверное, это показалось ему само собой разумеющимся. Вроде того, что нельзя прилюдно сморкаться или пускать ветры.
 — Так что лучше не полагаться на память, — закончила Оливия. — Порядок танцев всегда одинаков, вот, смотри, они уже записаны…
 Она открыла книжечку и показала мне несколько страниц.
 — Но это очень дорогая вещь! Я не могу…
 — С листков все легко стирается, потом вернешь мне карне. Это не самое мое любимое. Значит, если ты уже кому-то пообещала…
 — Нет.
 У меня никто и не спрашивал. В груди зашевелилась обида — как будто все заранее решили, что я не умела танцевать. Впрочем, так ведь оно и было, я не кричала на каждом углу о наших с Риком уроках.
 — Тогда будешь записывать тех, кто к тебе подойдет на балу.
 Если подойдет. Но вслух я этого говорить не стала.
 — Не больше трех танцев с одним…
 — И ни в коем случае не танцевать с одним и тем же два танца подряд, — закончила я за нее.
 — Это ты знаешь. Хорошо, — кивнула Оливия. Снова оглядела меня с ног до головы. — Нужен еще ридикюль.
 — Зачем?
 — Положить хотя бы ключ от двери.
 — Для этого у меня есть карманы.
 — В бальном платье нет карманов. И не вздумай держать в них руки на людях. Даже если ты не на балу.
 Я торопливо вытянула руки по швам — как раз хотела залезть в карманы, чтобы показать Оливии, что мне совершенно не нужны никакие ридикюли.
 — Вот, этот простенький, но подойдет. В самый раз к бархотке. — Она протянула черный бархатный мешочек с серебристым замком на серебристой же цепочке. — Во время танца отдаешь его старшей родственнице или подруге, которая