то чтобы специально скрываю, но, да, я почему-то чувствовала неловкость при мысли о том, что они знакомы. Но неужели до нее еще не дошли сплетни? Или она ими не интересуется?
— …дарят мне что-то, не чтобы порадовать именно меня, а потому что я — твоя соседка. Вдвойне забавно, что ты — прости, но факты остаются фактами — простолюдинка.
Она улыбнулась и покачала головой скорее озадаченно, чем возмущенно.
— Я привыкла, что через меня пытаются подлизаться к отцу или набиваются в подруги матери.
«К тебе будут набиваться в друзья, потому что ты можешь быть полезен», — вспомнила я как-то сказанное Родериком. Оказывается, есть свои плюсы в том, чтобы быть никем. Уж ко мне-то точно не будут набиваться в друзья только потому, что я могу быть полезна, или чтобы втереться к кому-то в доверие.
Оливия между тем продолжала:
— Было бы понятно, если бы к графине пытались втереться в ближний круг через соседку из простых. Но… Ты в самом деле выдающаяся личность.
— Скажешь тоже, — буркнула я, не зная, обижаться или смущаться.
— Если я тебя обидела… — Вот теперь Оливия выглядела явно встревоженной, и я поспешила ее успокоить:
— Совершенно не обидела. Озадачила. Я не считаю себя выдающейся и помню, кто я…
Влетевшая Корделия прервала наш разговор. На одном локте у нее болтался мешочек, расшитый бисером и кружевом, во второй она держала сундучок, судя по всему, довольно увесистый.
— Вот. — Она с явным облегчением вручила сундучок Оливии и обернулась ко мне. — Вставай ровно.
Но я с любопытством уставилась на Оливию. Та с видимым усилием водрузила сундучок на край конторки, открыла крышку и извлекла череп. Самый натуральный череп, белый, с зубами!
— Погоди, так он что, настоящий? — вырвалось у меня.
— Настоящий. — Оливия бережно примостила череп поверх раскрытого учебника и достала еще одну кость.
— И мы будем спать в одной комнате с настоящим человеческим скелетом? — все еще пыталась переварить новость я.
— Это всего лишь кости, — фыркнула Корделия. — Вываренные, обезжиренные и высушенные. Он не схватит тебя за горло ночью. — Говоря так, она протянула ко мне руки, шевеля пальцами, и я попятилась, с трудом удержавшись, чтобы не стукнуть ее.
— Корделия права, — кивнула Оливия. — Это просто кости. Тебя бы не смутила, скажем, куриная кость под кроватью?
— Смутила бы, она завоняется и тараканов соберет.
— Эти не завоняются.
— Но они человеческие!
— Подумать только, насколько нежные, оказывается, боевики, — фыркнула Корделия и тут же сменила тон: — Лианор, среди нас нет некромантов, чтобы разупокоить скелет. Кости — это просто кости. Они четыре года стояли у меня под кроватью, и ничего.
Я вздохнула. Они были правы, а я просто дурочка.
— Если тебе так будет спокойней, я стану на ночь запирать ящик магией, — сказала Оливия.
— Наверное, мне просто надо привыкнуть, — выдавила я. Мысль о том. что под кроватью соседки будут лежать самые настоящие человеческие кости, вызывала какой-то суеверный страх. Я натянуто улыбнулась. — Привыкну. В конце концов, я боевик.
— Привыкнешь, конечно, — прощебетала Корделия и подступила ко мне с мерной лентой.
Через несколько дней она забежала с примеркой, а готовые рубашки принесла в вечер посвящения.
Когда она постучалась в комнату, я помогала Оливии справиться со шнуровкой корсета. Обычно она носила не слишком тугие, лишь обозначавшие фигуру, такие, которые можно было надеть самостоятельно, но бальное платье требовало и особого белья.
— Вижу, что я не вовремя, — прощебетала Корделия, впорхнув в дверь. — Или как раз вовремя, наденешь обновку на вечер.
46
Она приподняла рукав моего парадного кителя, висящего на спинке стула.
— Новенький, вижу. И рубашки к нему хорошо бы новенькие.
— Плохая примета — надевать все новое перед важным делом, — сказала я, снимая с вешалки юбку бального платья Оливии. Нужно было собрать пышные складки так, чтобы Оливия могла разом просунуться в пояс, и на несколько мгновений это заняло все мое внимание.
— Тоже мне важное, — фыркнула Корделия. — Еще один бал. В сезон их будет…
— Корделия, для Лианор вечер в честь посвящения — важное событие. Как и для меня, — вмешалась Оливия.
— Что ж, тогда желаю вам удачно его провести. Я не знала про примету. Куда положить рубашки, если сейчас ты не будешь их проверять?
— Пока на кровать, я уберу, спасибо, — сказала я. — Извини, что сейчас не могу оценить твои старания по достоинству.
Я помогла Оливии пролезть в юбку и расправить ее, красиво укладывая складки поверх еще трех нижних юбок. Следом нужно было надеть лиф и сколоть его булавками с юбкой. Чем я и занялась, от души радуясь, что мой наряд будет лишь иллюзией. Надену парадный мундир на случай, если кто-то ее заметит и захочет развеять, и все сборы.
— Тогда я суну рубашки в шкаф, если ты не против, — сказала Корделия. — И я не в обиде. Совсем не подумала, что для тебя это первый бал. Так волнующе! Даже если самой собираться особо не приходится. Я даже немного тебе завидую. На первый бал я собиралась полдня, а тебе нужно просто надеть мундир. И с прической не придется возиться, с мундиром она неуместна.
Я мысленно охнула. Прическа! Впрочем, заплету косу короной вокруг головы, и хватит.
— Да, удобно учиться на боевом, — улыбнулась я. — Никто не ждет от меня бального платья.
— Корделия, извини нас… — вмешалась Оливия.
— Все-все, я побежала. — Корделия и в самом деле исчезла.
— Помочь тебе с прической? — спросила соседка, когда за Корделией закрылась дверь.
Я покачала головой.
— Справлюсь.
Оливия, кивнув, сотворила зеркало, завозилась со шпильками, глядя в него. Какое-то время мы обе молчали, занятые каждая своим делом.
— Тебе идет, — сказала Оливия, наконец отвернувшись от зеркала.
— Тебе тоже. Все парни твои будут, — улыбнулась я, оглядывая ее.
Нежное серо-голубое платье подчеркивало холодную белизну ее кожи, делая ярче глаза. Свои буйные кудряшки Оливия приподняла на затылке, подчеркивая