– Эта ночь у нас станет ночью всеобщего пиршества! – провозгласил Марленус.
Охотники встретили его сообщение радостным гулом.
– Наденьте на пленников цепи, – уже издалека доносился до меня голос убара.
– Ложитесь на дно баркаса, капитан, – вполголоса предложил Турнок.
– Нет, спасибо, – через силу пробормотал я.
– Развяжите рабынь, – командовал Марленус. – Пусть прислуживают нам!
Я услышал возмущенные крики женщин-пантер. Им, конечно, как обычным рабыням, придется исполнять сегодня все прихоти пирующих. Я им не завидовал. Ворота снова закрыли и заперли на тяжелый засов, поэтому женщин могли развязать, не опасаясь, что им удастся выбраться из лагеря. Я услышал, как их маленькие кулачки отчаянно забарабанили в створки ворот под громогласный смех наблюдающих за ними мужчин.
– Пойдемте, капитан, – предложил Турнок.
Вместе с ним и еще восемью моими людьми мы столкнули баркас на воду. Турнок быстро забрался внутрь и, перегнувшись через борт, помог мне. Восемь матросов сели на весла.
– Ложитесь, капитан, – снова предложил Турнок.
– Нет, – отказался я.
Я сел у руля. Матросы дружно заработали веслами. Я выровнял руль. Луны наконец прорвались сквозь густую пелену облаков, и Тасса сразу же засияла мириадами бриллиантов, разбросанных по гребням пенящихся волн. Впереди виднелись темные силуэты кораблей: «Рьоды» – тиросского боевого корабля среднего класса и «Терсефоры» – легкой галеры из Порт-Кара.
С берега вслед нам понесся торжественный гимн Ара, подхваченный десятками мужских голосов, среди которых выделялся густой сочный бас Марленуса.
Я оглянулся. Лагерь заливал свет костров. Да, попируют они сегодня на славу. Моя туника быстро пропиталась влагой от летящих из-под весел мелких соленых брызг. Меня начал бить легкий озноб. Но правый бок все еще согревало какое-то струящееся тепло, медленно расходящееся от предплечья к нижней части тела, к бедрам. Я понимал, что это уходит моя собственная кровь, однако мне это было совершенно безразлично. Тело начала обволакивать приятная дремота.
С берега доносился женский визг, иногда сердитый, иногда игривый, перемежаемый дружными взрывами мужского хохота. Затем я снова услышал торжественную мелодию гимна Ара, старательно выводимую десятками мужских голосов, среди которых и на этот раз выделялся голос Марленуса, великого убара. Да, настроение у них сейчас праздничное. Вот и лагерь весь сияет огнями.
Я встряхнул головой, отгоняя дремоту.
Впереди, совсем близко, маячили корпуса «Рьоды» и «Терсефоры» – одного захваченного, другого отвоеванного у тиросцев корабля.
Я горько рассмеялся. Сколь жалкими оказались плоды моей так тщательно готовившейся экспедиции! Марленус, а не я оставит северные леса, увенчанный славой. Мне же снова достаются только разочарования, раны и этот холод, что начинает меня мучить все сильнее. Вот и ноги окоченели; левую я совсем не чувствую. Да, не могу ею пошевелить.
Я поглядел на катящиеся рядом с бортом баркаса легкие пенящиеся волны. На мгновение мне показалось, будто они раскручиваются в каком-то водовороте, который пытается затянуть меня в свою прожорливую воронку.
– Капитан! – услышал я словно издалека.
Или это мне только показалось? Я не ответил.
22
ПОПУТНЫЙ ВЕТЕР НЕСЕТ НАС В ПОРТ-КАР
Холодный влажный ветер бил в лицо. Матросы плотнее закутывались в широкие плащи с поднятыми до самых глаз воротниками. Я сидел под накидками, в капитанском кресле, принесенном с «Терсефоры». Тасса медленно катила мимо свои тяжелые серо-зеленые волны. Низкое свинцовое небо, казалось, упирается растрепанными облаками в мачты «Рьоды», стоявшей на якоре в четверти пасанга от окутанного предутренней дымкой берега. С флагштока «Терсефоры» траурно свисал тяжелый, промокший флаг с чередующимися вертикальными белыми и зелеными полосами, на фоне которых чернела голова боска – флаг Боска, некогда вышедшего из бескрайних воскских болот, флаг одного из капитанов Порт-Кара.
Сидя в кресле, в тепле наброшенных на плечи накидок, я то и дело возвращался взглядом к лагерю, прежде принадлежавшему Сарусу. Наконец ворота лагеря раскрылись, и из них показался Марленус, а за ним и все восемьдесят пять его охотников, одетых в шкуры и одеяния тиросских воинов. Большинство были вооружены мечами, отобранными у тиросцев, но у многих на поясах висели только охотничьи ножи, а некоторые даже несли легкие копья, день назад служившие оружием женщинам-пантерам. Вслед за ними появились закованные в цепи тиросские воины и связанные за ошейники в один длинный невольничий караван разбойницы Хуры.
Отдельную колонну составляли также связанные за ошейники, но одетые в шкуры лесных пантер женщины-пантеры из банды Вьерны, в свое время захваченные Сарусом в лагере Марленуса.
Здесь же находилась и Гренна, прежде занимавшая в банде Хуры место первой помощницы и пойманная мною в лесу. Рядом с бывшими разбойницами держались собственные рабыни Марленуса, которых он привез с собой в леса и которые, так же как и все остальные, были захвачены тиросцами при нападении на его лагерь. Руки девушек оставались свободными, но длинный кожаный ремень, завязанный у каждой из них за ошейник с именем владельца, соединял всех в третий небольшой невольничий караван.
Я наблюдал за приближающейся процессией. По моим сведениям, сегодня лагерь тиросцев и возведенный вокруг него частокол собирались разрушить. Тогда забудется и все, что произошло четыре дня назад в этом лагере.
Да, минуло уже четыре дня с той ночи, когда меня ранили в лагере тиросцев, а я до сих пор не могу пошевелить левой рукой. Вся левая часть тела словно одеревенела. Эти дни я пролежал в бреду в своей каюте в задней части «Терсефоры». Лихорадка иногда отпускала, и тогда я, словно во сне, видел ухаживающую за мной Ширу, успокаивающую меня и влажным полотенцем вытирающую мне со лба пот. Мне казалось, будто я кричал, пытался вскочить – или это было на самом деле? – а крепкие руки Римма и Арна удерживали меня на койке.
– Велла! – отчаянно звал я, но эти двое только мешали мне.
И все же я сумел вырваться. Вырваться и убежать в Белые горы, в Нью-Хэмпшир. Мне просто хотелось побыть одному.
И не здесь, не в бескрайних пустынях Тарны! Не среди этих песков, где требовалось столько усилий, чтобы удержать в ярме Крона, норовящего поддеть меня под ребра изогнутыми железными рогами. Ему это удалось. Удар оказался настолько силен, что, казалось, мог бы сдвинуть с места даже гору.
В голове у меня зазвенело.
Сквозь окутавшую сознание пелену прорвались женские крики.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});