Читать интересную книгу Мэрилин Монро - Игорь Беленький

(То был первый собственный дом в жизни Мэрилин. В детстве, как помним, она мыкалась по чужим семьям; став взрослой, брала квартиры внаем, снимала номера в гостиницах, жила на квартирах у своих мужей, но собственного дома, собственного хозяйства, в отличие от подавляющего большинства «звезд», она не имела. Идею купить свой дом ей подсказал на Рождественских праздниках 1961 года ее психиатр Ралф Гринсон, сменивший около Мэрилин Марианну Криз. Гринсон же убедил ее попросить некую миссис Юнайс Меррей — женщину, которую он приставил к своей пациентке то ли в качестве санитарки, то ли домработницы, то ли экономки, а может, и шпионки, наблюдавшей каждый ее шаг и обо всем доносившей врачу, — подыскать для нее какой-нибудь дом, где ока могла бы жить спокойно, практически анонимно и недосягаемо для прессы. Надо ли добавлять, что предварительно Гринсон сам предложил миссис Меррей заняться поисками соответствующего дома? Миссис Меррей и нашла этот дом — своего рода бунгало в испанском стиле. Будет ли с моей стороны большой смелостью предположить, что в поисках своих эта женщина была не одинока, и те, кто помог ей его найти, соответствующим образом оборудовали этот дом к приезду «звезды», в частности звукозаписывающей аппаратурой? Располагался дом в лос-анджелесском районе Брентвуд, на одной из нескольких десятков тупиковых аллей, которая и называлась Пятой Элен-драйв. Это был небольшой одноэтажный дом — три спальных, гостиная, две ванные и кухня. По американским стандартам того времени очень и очень скромно, ведь Мэрилин была не просто известной актрисой, но «кинозвездой», можно сказать, вселенской популярности. При всем ее равнодушии к деньгам и вещам скромность последнего жилища не может не изумлять, особенно на фоне шикарных особняков и даже грандиозных дворцов голливудской знати той поры. Конечно, отсутствие собственного дома (при больших деньгах) вполне можно объяснить той безалаберной и неустроенной жизнью, какую долгие годы вела Мэрилин, но самый выбор этой странной брентвудской избушки о четырех стенах и зарешеченных окнах невольно наводит на подозрение о чьей-то установке, о чьем-то постороннем умысле, ибо безалаберность и бесхозяйственность, как правило, ведут не к экономии и скромности, но, напротив, — к излишним тратам, к ненужной роскоши.)

Когда сержант Клеммонс прибыл на машине к дому номер 12305, дверь ему открыла та самая миссис Юнайс Меррей. На вопрос сержанта, есть ли в доме еще кто-нибудь, она сообщила, что возле покойной находятся оба ее врача — психиатр доктор Гринсон и терапевт доктор Инглберг — и что прибыли они в половине первого ночи. Если вспомнить, что звонок Инглберга прозвучал в полицейском отделении 35 минут пятого, то первый же вопрос, вызвавший недоумение и так и не нашедший своего ответа: почему врачи оповестили полицию лишь спустячетыречаса после того, как они зафиксировали смерть?

На широкой низкой постели распростертое по диагонали и накрытое простыней лежало тело…

Сообщая о смерти Мэрилин, по-видимому, именно Инглберг первым заявил о самоубийстве — с тех пор его версия стала официальной. Во всяком случае, когда Клеммонс прибыл на место, оба врача сразу же показали ему целую груду флакончиков с лекарствами на ночном столике. На этикетке одного из флакончиков значилось «Нембутал. 50 таблеток». Он был пустым. Инглберг подтвердил, что рецепт на него он выписал два дня назад. Вывод напрашивался сам собой: подобная доза сильнейшего снотворного не могла не стать смертельной. Что и было объявлено в утренних выпусках радио и телевизионных новостей.

«СЕГОДНЯ РАНО УТРОМ АКТРИСА МЭРИЛИН МОНРО БЫЛА НАЙДЕНА МЕРТВОЙ, ПО-ВИДИМОМУ, ОТ ЧРЕЗМЕРНОЙ ДОЗЫ СНОТВОРНОГО. ЕЕ ОБНАРУЖИЛА ЕЕ ЖЕ ЭКОНОМКА ЮНАЙС МЕРРЕЙ. МИССИС МЕРРЕЙ БЫЛА ЕДИНСТВЕННОЙ, КТО В ЭТО ВРЕМЯ НАХОДИЛСЯ С НЕЙ В ДОМЕ».

Между тем ничего еще было не ясно, и, кроме загадочного, казавшегося даже презрительным, многозначительного молчания обоих врачей да сбивчивых рассказов миссис Меррей, у полицейских в руках не было ровным счетом ничего. Более того, сержанта Клеммонса поразило одно обстоятельство, в иных случаях, может быть, и несущественное, но сейчас — при самоубийстве лекарством — кажущееся попросту странным. Квартира самоубийцы предстала перед полицейским в идеальном порядке: гостиная, спальни, ванные — всюду было прибрано и вычищено, даже флакончики с лекарством на ночном столике стояли один к одному, что, видимо, соответствовало привычке к порядку, каковой и следовала домоправительница… Соответствовало ли это привычкам хозяйки дома — вот вопрос. Во всяком случае, если даже это и так (сержанту-то это было, естественно, неизвестно), то оставалось предположить, что, решив покончить с собой, Мэрилин проглотила все пятьдесят (!) таблеток, аккуратно завинтила колпачок флакончика, после чего мирно и спокойно, среди образцово прибранной квартиры, отошла в мир иной… Насколько это правдоподобно, пусть судит читатель, знакомый с привычками и характером героини моей книги, но медики уже и тогда были согласны в одном: чрезмерная доза сильного снотворного — отнюдь не легкий и весьма не безболезненный способ умереть: муки удушья, предсмертные конвульсии, чудовищная рвота, как и при любом отравлении, беспорядочные метания — вот что ждет самоубийцу. При такой агонии (а это была бы самая настоящая агония) идеально прибранная квартира, какой она предстала глазам сержанта Клеммонса, совершенно нереальна.

Если верить миссис Меррей (а ее слова почти у всех в те дни вызвали стопроцентное доверие), виной всему — черный, непроглядный мрак южной калифорнийской ночи и ее собственный страх перед ним. «Я проснулась неизвестно отчего, зажгла свет и отворила дверь в холл. Все было как всегда, пока я не споткнулась о телефонный провод. Я испугалась. Я почувствовала, что случилось нечто ужасное». Из-за закрытой двери в спальню до миссис Меррей не доносилось ни звука, и это тоже пугало. Ворс ковра, устилавшего пол в холле, был настолько толстым, что полностью закрывал щель под дверью, и, дабы увидеть, горит ли в спальной свет, ей пришлось выйти из дома. В окружившем ее ночном мраке она хорошо видела, как из-под плотных штор пробивался свет. По словам миссис Меррей, «этот свет стал еще одним ужасающим предупреждением». Окончательно всполошенная, она бросилась в дом, позвонила Гринсону, схватила каминную кочергу, вновь выскочила наружу и, подбежав к забранному решеткой окну, раздвинула кочергой шторы: «Мэрилин, обнаженная, лежала поперек кровати, подмяв под себя простыни!»

В многолетней истории попыток разгадать загадку смерти Мэрилин Монро ночные страхи миссис Меррей занимают далеко не самое существенное место. И напрасно. Ведь именно ими открывается длинная цепь выдумок, ложных данных, ошибок, натяжек, из-за чего и по сей день нет убедительной официальной версии происшедшего.

В самом деле, ну что «ужасного» в том, что провод, соединявший два запараллеленных телефона, тянулся из одной спальни в другую через холл? В домах так обычно и бывает. Что удивительного, если из-за закрытой на ночь двери не доносилось ни звука: какие звуки должны были доноситься из спальни в первом часу ночи? По утверждению экономки, ворс был настолько толст, что из холла свет из-под двери был не виден. Однако позднее будет доказано, что именно под дверью спальни ворс был выстрижен, иначе дверь не закрывалась, и, чтобы увидеть свет, выходить из дома в кромешный мрак не стоило. Если миссис Меррей не заметила света, значит, либо она не хотела его замечать, либо вся ситуация была совершенно другой. Детально описанные ею манипуляции с кочергой наводят на мысль, что таким образом она, наверное, и раньше подглядывала за Мэрилин. С другой стороны, чему «ужасным предупреждением» мог служить свет в спальне, даже и увиденный ею снаружи? Многие нередко засыпают, забыв выключить свет на ночном столике. Обнаженная женщина, лежащая поперек кровати и подмявшая под себя простыни, — почему она обязательно должна быть умершей? Она и правда оказалась мертвой, но как об этом могла догадаться миссис Меррей со всей ее техникой подглядывания через окна? Эти вопросы отпали бы сами собой, если предположить, что миссис Меррей и не надо было ни о чем догадываться, ибо она и такзнала, что ее хозяйка мертва.

При многолетнем расследовании этой одной из самых загадочных смертей двадцатого столетия с подобной ситуацией следователю приходилось сталкиваться чуть ли не на каждом шагу: факт, казалось бы, налицо, но из него делается один-единственный вывод, который при объективном рассмотрении оказывается вовсе не само собой разумеющимся. Например, доктор Гринсон до самой своей смерти (в 1979 году) утверждал, что Мэрилин покончила с собой из-за психической неустойчивости, из-за неспособности смириться с тем, что ее отвергли (оба брата Кеннеди), и что она за десятилетие с лишним привыкла к сильным транквилизаторам и снотворным; поэтому для смертельного акта ей понадобилась действительно неимоверная доза (50 таблеток). По отдельности здесь ничто не противоречит действительности: Мэрилин на самом деле очень болезненно восприняла разрыв с обоими Кеннеди; она и правда с 1950 года принимала сильнодействующие успокоительные и снотворные (в основном барбитуратной группы); многие из тех, кто близко знал ее, подтверждали, что она любила спать обнаженной, то есть такой, какой якобы увидела ее через окно миссис Меррей в то роковое утро августа 1962 года. Но, во-первых, все эти подробности отнюдь не взаимосвязаны одна с другой, и шансов связаться в одну — смертельную — цепь у них никак не больше, чем не связаться; во-вторых, полсотни таблеток должны были оставить в желудке и в кишечнике заметные следы, но никаких следов обнаружено не было. Следовательно, таблетки оказались мифом.