– Нет, я не простужусь. К тому же это не имеет значения.
– Та-та-та, вы не ребенок! Вы образованная женщина. Вы должны смотреть на все разумно.
– Уверяю вас, у меня никогда не бывает простуды, – холодно сказала Кристина.
– Весь день сегодня было сыро, – настаивал Пуаро. – Дул ветер, шел дождь. Туман был такой густой, что ничего нельзя было разглядеть. Eh bien[174], что мы видим сейчас? Туман рассеялся, небо ясное, над головой сияют звезды. Так устроена жизнь, мадам.
– Знаете, от чего меня здесь просто тошнит? – со злостью прошептала Кристина.
– От чего, мадам?
– От жалости!
Это слово прозвучало словно щелчок бича.
– Думаете, я ничего не знаю? – продолжала женщина. – Думаете, я ничего не вижу? Все вокруг говорят: «Бедная миссис Редферн, маленькая бедняжка!» Во всяком случае, я не маленькая – у меня достаточно большой рост. Про меня говорят «маленькая», потому что жалеют. Мне невыносимо это слышать!
Пуаро тщательно расстелил на скамье носовой платок и осторожно сел.
– В этом что-то есть, – задумчиво произнес он.
– Эта женщина… – начала было Кристина и умолкла.
– Вы позволите кое-что вам сказать, мадам? – мрачно произнес детектив. – Это такая же истина, как и звезды над нами. В этом мире арлены стюарт – или арлены маршалл – ничего не стоят.
– Вздор! – пробормотала миссис Редферн.
– Уверяю вас, это правда. Их притязания тщетны. По-настоящему женщина чего-нибудь стоит только тогда, когда она добродетельна или умна.
– Вы полагаете, мужчинам есть какое-либо дело до добродетели или мозгов? – презрительно бросила Кристина.
– В конечном счете да, – серьезно ответил Пуаро.
Она усмехнулась.
– Я с вами не согласна.
– Ваш муж вас любит, мадам, – сказал Пуаро. – Я это знаю.
– Вы не можете это знать.
– Да, да, я это знаю. Я видел, как он на вас смотрит.
Внезапно миссис Редферн не выдержала. Упав Пуаро на плечо, она залилась горькими слезами.
– Я больше не могу… я больше не могу…
Потрепав ее по руке, бельгиец ласково сказал:
– Терпение, только терпение.
Выпрямившись, Кристина прижала к глазам платок.
– Все в порядке, – сдавленно промолвила она. – Мне уже лучше. Я… мне бы хотелось побыть одной.
Послушно встав, Пуаро направился по извилистой тропинке назад в пансионат.
Он уже почти вернулся обратно, когда услышал приглушенные голоса.
Детектив свернул с тропинки. В кустах был проход.
Он увидел Арлену Маршалл, а рядом с нею – Патрика Редферна; услышал его голос, дрожащий от полноты чувств.
– Я от тебя без ума… без ума… ты лишила меня рассудка… Я тебе не безразличен? Ты меня хоть немного любишь?
Пуаро увидел лицо Арлены Маршалл – она показалась ему холеной довольной кошкой, в ней не было ничего человеческого.
– Ну конечно, милый Патрик! – сказала она. – Я тебя обожаю. Ты это знаешь…
В кои-то веки Пуаро не стал подслушивать дальше. Вернувшись на тропинку, он спустился к пансионату.
Ему навстречу шагнула фигура. Это был капитан Маршалл.
– Чудесный вечер, вы не находите? – сказал он. – И это после столь отвратительного дня… – Кеннет посмотрел на небо. – Похоже, завтра нас ждет погожий день.
Глава 4
I
Утро 25 августа выдалось ясным и безоблачным. В такой день даже неисправимый лежебока не может долго валяться в постели.
В это утро в «Веселом Роджере» несколько человек встали рано.
Было восемь часов, когда Линда, сидевшая за туалетным столиком, перевернула толстый томик кожаным переплетом вверх, провела по нему рукой и посмотрела на свое лицо в зеркале: губы поджаты, зрачки сужены.
– Я сделаю это… – выдохнула она.
Сняв пижаму, Линда переоделась в купальник, поверх него накинула халат, а на ноги надела сандалии.
Выйдя из номера, девушка направилась по коридору. В дальнем конце находилась дверь, ведущая на балкон, откуда к скалам внизу спускалась наружная лестница. К скале была прикручена железная лесенка, ведущая к самой воде, которой многие постояльцы пансионата пользовались для того, чтобы быстро окунуться до завтрака, поскольку это отнимало меньше времени, чем спуск к основному пляжу.
Спускаясь по лестнице вниз, Линда встретила своего отца, который поднимался навстречу.
– Рановато ты сегодня, – сказал тот. – Хочешь искупаться?
Линда молча кивнула.
Они разошлись.
Однако вместо того, чтобы спуститься к скалам, девушка повернула налево в обход пансионата. Она вышла на дорожку, которая вела к дамбе, соединяющей остров с большой землей. Был прилив, и дамба скрылась под водой, однако у маленькой пристани качалась лодка, на которой переправлялись постояльцы пансионата. Лодочник куда-то отлучился.
Линда спрыгнула в лодку, отвязала ее и взялась за весла.
Хозяйка магазина только что сняла ставни и подметала пол. Увидев Линду, она удивилась.
– Вот так дела, мисс, вы сегодня рано!
Сунув руку в карман халата, девушка достала деньги и приступила к покупкам.
II
Когда Линда вернулась в пансионат, перед дверью ее номера стояла Кристина Редферн.
– А, вот ты где! – воскликнула Кристина. – А я-то думала, что ты еще не вставала!
– Нет, я уже сходила искупалась, – ответила Линда.
Заметив у нее в руках сверток, Кристина удивленно сказала:
– Как рано сегодня доставили почту…
Линда залилась краской и, смутившись, неловко выронила сверток. Тонкая бечевка лопнула, и содержимое раскатилось по полу.
– Зачем ты накупила свечей? – воскликнула Кристина.
Но, к счастью для Линды, она не стала дожидаться ответа, а продолжила, помогая собрать покупки:
– Я пришла, чтобы спросить, не пойдешь ли ты сегодня утром со мной в бухту Чаек. Я хочу сделать там несколько набросков.
Линда с готовностью согласилась.
За последние несколько дней она уже не раз сопровождала Кристину. К живописи та была равнодушна, но, возможно, нашла в ней предлог успокоить свое самолюбие, поскольку ее муж теперь уже почти все свое время проводил с Арленой Маршалл.
Сама Линда становилась все более угрюмой и раздражительной. Ей нравилось проводить время вместе с Кристиной, которая, поглощенная работой, почти не говорила. Для девушки это было все равно что находиться в полном одиночестве и в то же время иметь хоть какое-нибудь общество. Между ней и Кристиной установилась симпатия, вероятно основанная на обоюдной неприязни по отношению к одному и тому же человеку.
– В двенадцать у меня теннис, так что нам лучше выйти пораньше, – сказала Кристина. – Как насчет половины одиннадцатого?
– Хорошо. Буду готова. Встречаемся в фойе.
III
Сбегая вниз по лестнице, Линда налетела на Розамунд Дарнли, выходящую из обеденного зала после позднего завтрака.
– Ой! Простите, мисс Дарнли!
– Чудесное утро, не правда ли? – приветливо сказала та. – После вчерашнего трудно в это поверить.
– Согласна. Мы с миссис Редферн идем в бухту Чаек. Я обещала встретиться с ней в половине одиннадцатого. Кажется, я опаздываю…
– Нет, еще только двадцать пять минут одиннадцатого.
– О! Отлично!
Девушка запыхалась, и Розамунд с любопытством посмотрела на нее.
– Линда, ты, часом, не заболела?
У той светились глаза, щеки горели румянцем.
– Нет, нет! Всё в порядке!
– Сегодня такой чудесный день, что я решила сходить на завтрак. Обыкновенно я завтракаю в постели. Но сегодня спустилась вниз и встретилась лицом к лицу с яичницей с ветчиной, как поступают лишь настоящие мужчины.
– Да – после того, что было вчера, погода просто райская. По утрам в бухте Чаек очень хорошо. Я намажусь маслом для загара и стану совсем черной.
– Да, по утрам в бухте Чаек восхитительно, – согласилась Розамунд. – И там гораздо спокойнее, чем здесь, на пляже.
– Идемте с нами, – застенчиво предложила Линда.
Мисс Дарнли покачала головой.
– Только не сегодня. У меня есть другие дела.
На лестнице появилась Кристина Редферн. На ней были свободное кимоно с длинными рукавами и широкие брюки из зеленой ткани с желтым рисунком. У Розамунд зачесался язык сказать, что для светлых волос и анемичной белой кожи зеленый с желтым – самые неподходящие цвета. Ее неизменно раздражало, когда люди не чувствовали цвет.
«Если б я одевала эту девочку, ее муж быстренько бы обратил на нее внимание, – подумала она. – Какой бы ни была Арлена, одеваться она определенно умеет. А эта бедная девочка похожа на увядший салат-латук…»
– Желаю вам приятно провести время, – сказала Розамунд вслух. – А я отправляюсь на Солнечную террасу с книгой.
IV
Эркюль Пуаро позавтракал у себя в номере – как обычно, кофе и булочки. Однако красота утра заставила его покинуть пансионат раньше обыкновенного. Было всего десять часов, когда он спускался на пляж, по крайней мере, на полчаса раньше обыкновенного. Да и на самом пляже в это время был всего один человек.