„Загадки криминально-идеологического контекста и культурный смысл”, „Опыт расшифровки сказки Корнея Чуковского о Мухе”;
„Криптограмма: шифр или код?”, „Система ключей в романе”;
„Ключи к ‘Лолите‘””.
Этот объемный текст, безусловно, вызовет чьи-то протесты и даже ярость. Между тем в нем, на мой взгляд, сказано и что-то очень-очень важное для трезвого понимания нынешней филологической науки. По части издевательства над интертекстуальностью Б. С. превзошел себя: в некоторых местах я очень смеялся — например, читая о том, как Игорь П. Смирнов обнаружил в фигуре Комаровского из “Доктора Живаго” — ни много ни мало как… Владим Владимыча Маяковского.
Актуальна и мысль Сарнова о привлекательности для многих ученых самой методики пресловутого “антидогматического” литературоведения.
Единственно обидно за Омри Ронена. Справедливо обрадовавшись его стилю и подходу (привнесение в науку якобы “ненужных” эмоций от прочитанного и изучаемого “материала”, влюбленность в разбираемый текст, например), Сарнов обвиняет Ронена в укорененной увлеченности постструктурализмом, от чего не спасет никакая “влюбленность”. Что влюбчивый аналитик на самом-то деле допускает мысль о возможности зарождения “стихов от стихов”. То есть до чего же, мол, заразна эта самая “ученость”.
Речь идет о знаменитом мандельштамовском “Мы живем, под собою не чуя страны…”. Ронен отсылает нас к “песне” А. К. Толстого “Поток-Богатырь”, и это возмущает Сарнова, который не допускает и мысли, что столь окровавленные, самоубийственные стихи могли помимо “травм, ушибов, ссадин и кровоподтеков” сознательно (или бессознательно) опираться на предшествующую и сопутствующую стихотворную культуру. Но ведь поэт все берет отовсюду: и с земли поднимает, и из воздуха эпохи ворует, и из культуры, и из собственной души. В конце концов, кто знает, не прочти Пушкин констановского “Адольфа” в переводе своего друга Вяземского, может, и не было бы и “Онегина”? “Таинственный песенный дар” как-никак. В разных обстоятельствах он, думаю, “работает” одинаково: и на краю пропасти, и в “садах Бахчисарая”. Правда, о “пропорциях” — чтбо из жизни, а чтбо из литературы — можно, действительно, только предполагать.
Артем Скворцов. Энергия самовозрастания (о поэзии Олега Чухонцева). — “Знамя”, 2006, № 6.
“Незамаскированный глубокий интерес к другому в постпостмодернистской ситуации не в чести, и часто лучшее, на что может рассчитывать homo legens, — сигнал, посылаемый автором в пространство: мне так же плохо, как и любому другому. А порой реципиент просто присутствует при псевдодиалоге: пишущий беседует сам с собой, и его речь не предполагает отклика и отзвука. Стих Чухонцева не затронут этим поветрием, он редко бывает темен, еще реже — герметичен, аутичен же — никогда.
Открытость другим голосам и сознаниям делает поэта своего рода всеобщим органом чувств, нервным узлом эпохи. Он не служил выразителем умонастроений какой-то одной определенной группы, не возникал самозванцем при объявлении вакансии единственного и неповторимого поэта-гражданина, но весомый результат всестороннего охвата национального характера и менталитета в его поэзии виден невооруженным глазом.
Демократический аристократизм позволяет стиху Чухонцева быть обращенным и к рафинированному интеллектуалу, и к деревенскому забулдыге без опрощения и высокомерия. В культуре, все более жестко разделяющей авторов и публику на целевые, несоприкасающиеся сегменты, подобная эмоциональная широта — драгоценная редкость.
Эти стихи — заметный факт истории русской поэзии. Но они также и реальный факт ее настоящего, а учитывая их способность к саморазвитию и обретению с годами нового качества, не приходится сомневаться, что и будущего.
От Чухонцева можно ожидать любых неожиданностей, кроме одной: отказа от творческого роста. Судя по прежней траектории движения, поэт надежен как природный источник энергии. И этого источника хватит многим”.
Существенные слова найдены в начале этой многослойной статьи (я привел ее финал) о непрочитанности О. Ч. Вообще о том или ином восприятии образа поэта, заслоняющем чтение его стихов.
Сергей Стратановский. Стихи. — “Арион”, 2006, № 2.
Люди-рекламоносцы
в овощи-фрукты одетые
В их тряпичные образы,
тягостно им на морозе
Рекламировать фирму
Зябко, томительно им
Только и радости
в грязном парадном погреться
Покурить, отдышаться
перестать на минуточку быть
Брюквой, грушей, грейпфрутом
Елена Шварц. Китайская игрушка. — “Знамя”, 2006, № 6.
…Нет, никогда я не устану изумляться поэтическому воображению этого поэта. Ну скажите, кто бы еще написал столь раскованные и завораживающие стихи о том дереве, которому суждено было стать Честнбым крестом, ежедневной молитвой миллионов христиан?
Называется “Крест после распятья”:
Когда Спасителя в пещеру положили,
День cерый занялся и тучи, нависая,
Шар обернули земный
В саван.
Птицы не служили,
Вздыхали судорожно бедные ягнята,
А люди сонно жили,
Виновато.
Да, никому на свете не жилось —
В день смерти Бога
Сгнило все
Насквозь.
А крест покинутый
Чернел, как бы сожженный,
Уже не помня, где его срубили, где пилили,
А кипарисный пень-отец по сыне тосковал,
Раскинув лапы и глубоко в землю вгрызшись.
А крест был ближе всех,
И он поддерживал страдающего Бога —
Сын-кипарис, Бог Сын, они слились.
Божественным он прокален огнем,
Кровь Бога светлая на нем.
Он помнит Его прикосновенье
И тяжесть Бога,
А Бог — его шершавую древесность,
И жалость деревянную, и нежность.
И ночью видели — взошла луна,
Она была крестом разделена.
Четыре красные куска,
Была разрезана она.
Когда случилось Воскресенье —
Крест вздрогнул и вспотел огнем
И вдруг воскрес,
И вот он снова кипарис
В саду небес.
Составитель Павел Крючков.
ИЗ ЛЕТОПИСИ “НОВОГО МИРА”
Октябрь
15 лет назад — в № 10 за 1991 год напечатана книга Ивана Твардовского “„У нас нет пленных” (Страницы пережитого)”.
75 лет назад — в № 10 за 1931 год напечатаны произведения И. Бабеля “Гапа Гужва” (из книги “Великая Криница”) и “В подвале” (из книги “История моей голубятни”).
80 лет назад — в № 10 за 1926 год напечатано стихотворение Вл. Маяковского “Разговор с фининспектором о поэзии”.
SUMMARY
This issue publishes “Moscow Bisey”, a tale by Gennady Novozhylov, “Old Age, Button Five”, a story by Vladimir Makanin, Aleksandr Zholkovsky’s “twenty vignettes on non-loving” — “Through the Glass, Darkly”, two stories by Roman Solntsev, as well as “Alphavita”, “a book of correspondences” by Andrey Volos (continued). The poetry section of this issue is made up of the new poems by Inna Lisnyanskaya, Vladimir Salimon, Irina Yermakova and Vladimir Zakharov.
The sectional offerings are as follows:
Time and morals: “I Used to Be a Ghost-Writer” — an essay by Vladimir Zhukov on the so called “writing factories” and “slave writers”, as well as an essay by the well-known mathematician Vladimir Uspensky “Paris Surprises”.
Comments: “When Dostoyesky was Wounded and Butched with a Knife at his Post” — an article by Alla Latynina on “FM”, a new novel by the well-known writer Boris Akunin.
Literary critique: “The Picture of the Generation against the Poetry Background” — an article by Yevgenya Vezhlyan. Also: “The Brother of Shortness”, an article by Gennady Obatnin on the one-syllable meters in Russian Poetry.