Читать интересную книгу Новый Мир ( № 10 2006) - Новый Мир Новый Мир

Эта статья вообще-то (для меня) прежде всего о политическом цинизме. Актуально донельзя. Сюжетная часть тоже дорогого стоит: взять хоть срежиссированное — не то Кремлем, не то Лубянкой — проникновение в американское посольство будущего “историка” Н. Н. Яковлева (автора книги “ЦРУ против СССР”, того самого, которому А. Д. Сахаров дал пощечину. — П. К. ), прикинувшегося по чьему-то заданию сыном арестованного эмгэбиста Абакумова.

Виктор Коваль. Разговор о понятиях. Рассказы стихийного философа. — “Знамя”, 2006, № 6 <http://magazines.russ.ru/znamia>.

Самый, кажется, живой (из прозаических текстов) этого номера “Знамени”. Особенно первая вещица под названием “Неловкость”. Вот что следует читать по радио. Наблюдательно, смешно и в конечном счете мудро. Зощенке, я думаю, очень бы понравилось.

Диакон Феодор Котрелев. Главный пожиратель времени. — “Фома”, 2006, № 6 <http://foma.ru>.

Тема этого номера журнала звучит как “Возможно ли „воцерковление” телевидения?”, она начинает раскрываться шестью ответами на вопрос “Смотрите ли Вы телевизор?”. Ниже — один из ответов.

“Я смотрю новости, некоторые фильмы и сериалы, такие, как „Идиот” или „В круге первом”. Считаю это своей слабостью и завидую тем, кто может обходиться совсем без телевизора. Бывает, что у меня просто не хватает силы воли выключить его. Но, слава Богу, это случается нечасто. Телевизор таит в себе соблазн. И при этом он — главный пожиратель времени, не дающий ничего полезного взамен. Он отрывает тебя от дел, от общения с родными, от молитвы.

Современное российское телевидение — я имею в виду основные четыре канала — практически бессодержательное и, следовательно, менее вредное, чем оно было в девяностые годы. Стало меньше крови и насилия, другой „чернухи”. Мне кажется, насилие все больше вытесняется всевозможными развлекательными передачами. Думаю, если выбирать из двух зол меньшее, пусть уж на экране будет Регина Дубовицкая, чем бандитские разборки.

Для телевидения очень важна реклама, нужно, чтобы люди неотрывно смотрели телевизор, как завороженные, поглощали все подряд, включая рекламные ролики.

Своим детям я запрещаю смотреть телевизор (сам смотрю его, когда они не видят), у нас есть хорошая видеотека с мультиками и детскими фильмами, детям их вполне хватает”.

Алла Марченко. Феномен Кушнера. — “Арион”, 2006, № 2.

Нечастый, парадоксальный текст.

“…Тихий и деликатный кушнеровский „протест” против „убогости вещной среды” потому и попал в резонанс, что затрагивал такие „отсеки” читательских сердец, куда иным способом не проникнешь, а только поэзией. Но как же долго и как упорно он квалифицировался как „примитивный гедонизм”, настолько упорно, что Ирине Роднянской (в подробнейшей статье для биографического словаря „Русские писатели 20 века”) даже в 2000-м пришлось доказывать, что А. С. К. удалось все-таки избежать этого порока, хотя на самом-то деле нет ничего более несовместного, нежели Александр Кушнер и — „удовольствие” как жизненная установка. Несмотря на все его полуиронические славословия „Богу удовольствий”. Какой гедонизм, ежели, радуясь „радостию мира”, он ни на миг не забывает, как хрупка „чаша бытия” и в какой позе высится за его спиной Тот, кто держит над вином ядоносный перстень „с монограммой и секретом”! Ему, как и Есенину, чувство жизни даровано в неразделимом, нераздельном составе с острым, болезненно острым осознанием ее быстротечности, бренности. Оттого и возведенная в превосходную степень любовь ко всему живому на земле переживается как род недуга, сладкого, волшебного, но недуга:

Я сейчас чувством жизни, как никогда, болен...

Поклонники Кушнера, к месту и не к месту поминающие его отповедь апологетам российского скифства, наверняка будут шокированы таким странным соседством, да и мне, право, удобнее было подобрать А. С. К. в пару куда более „сочувственного” поэта, нежели певец „степных табунов”. Но что делать, если дело обстоит именно так, а не иначе? Да, если не заглядывать глубоко под поверхность, в кушнеровских пейзажных этюдах и впрямь куда больше и внешнего сходства, и прямой переклички и с Иннокентием Анненским, и с Борисом Пастернаком, и с Афанасием Фетом. И тем не менее ни тот, ни другой, ни третий никогда бы не сказали, как Есенин: „Будь же ты вовек благословенно, что пришло процвесть и умереть”. И ни за что бы на тридцатом году жизни, когда все только начинается, не написали, не посмели написать о старике, которому смерть уже дышит в затылок. Кушнер — посмел:

Кто тише старика,

Попавшего в больницу,

В окно издалека

Глядящего на птицу?

..............................

И дальний клен ему

Весь виден до прожилок,

Быть может, потому,

Что дышит смерть в затылок.

Вдруг подведут черту

Под ним, как пишут смету,

И он уже — по ту,

А дерево — по эту.

Даже пресловутое кушнеровское „внимание к вещам” во многом обусловлено еще и осознанием того, что вещи, по крайней мере те, что „имеют отношение к человеку”, консервируют, „омузеивают” память и о тех, кто сии изделия некогда сотворил, и о тех, кто заботливо включил их в обиход своих очагов. О чем, вспомните, беседуют за обеденным, по-державински тесно и вкусно уставленным столом старик Державин и его молодой гость из будущего? Да все о том же! Что даже такой недорогой пустяк, как солонка, всего лишь „оттененная резным серебром”, прочнее, долговечнее не только самих поэтов, но и их стихов...

Не уверена, что А. С. К. согласится с моим истолкованием особых примет его поэтической личности. Анна Ахматова не уставала повторять, что у поэта „существуют тайные отношения со всем, что он когда-то сочинил, и они часто противоречат тому, что думает о том или ином стихотворении читатель”. Но и у читателя свои „тайные отношения” со стихами, которые так долго сопутствуют ему и одаривают „прибавлением жизни””.

Вера Павлова. Сурдоперевод. — “Арион”, 2006, № 2.

“ Дневники, письма, стихи — пересекаются. Сядешь за письмо — выходит стихотворение, запишешь стихотворение — а это дневниковая заметка. В очередной раз заплутав, определила разницу: дневники — письма от меня нынешней ко мне будущей, стихи — ответы на них. Записала и эту сентенцию. Вот выписки из дневников 2004 — 2005 годов. Мой скромный вклад в жанр ars poetica ” .

“Постмодернизм: пошлость, выдающая себя за иронию”.

“Безумие = вдохновение на холостом ходу”.

“Словарь Фасмера: второй том кончается словом муж, третий начинается словом муза ”.

“Мое время — время, которое показывают солнечные часы лунной ночью”.

“Как я и предполагала, все получилось не так, как я предполагала”.

Бенедикт Сарнов. “И стать достояньем доцента…” — “Вопросы литературы”, 2006, № 3 <http://magazines.russ.ru/voplit>.

Решительный бой “нашим постструктуралистам”, “у которых, о ком бы и о чем бы ни шла речь, что ни слово, то — тайна . А если не тайна, то — загадка . А если не загадка, то — шифрограмма, или криптограмма, или код, к которым надобно подобрать ключ .

Об этом нам сразу возвещают заголовки их книг. А если в заглавии книги этого нет, так непременно встретится в названиях глав или вошедших в книгу статей.

Вот наугад несколько примеров. Поверьте, что поисками их я себя не затруднял:

„Тайнопись ‘бессмыслиц‘ в поэзии Пушкина”;

„Таинственное сообщение”, „К тайне — через тень”;

„Приобщение к таинству”;

„Загадки криминально-идеологического контекста и культурный смысл”, „Опыт расшифровки сказки Корнея Чуковского о Мухе”;

„Криптограмма: шифр или код?”, „Система ключей в романе”;

„Ключи к ‘Лолите‘””.

Этот объемный текст, безусловно, вызовет чьи-то протесты и даже ярость. Между тем в нем, на мой взгляд, сказано и что-то очень-очень важное для трезвого понимания нынешней филологической науки. По части издевательства над интертекстуальностью Б. С. превзошел себя: в некоторых местах я очень смеялся — например, читая о том, как Игорь П. Смирнов обнаружил в фигуре Комаровского из “Доктора Живаго” — ни много ни мало как… Владим Владимыча Маяковского.