Читать интересную книгу "Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг. - Фред Андерсон"

изгнания французов из Форкса и, предположительно, восстановления мира на границе Виргинии, он считал, что сделал достаточно. Хотя он почти никому не сказал, что намерен уйти в отставку, если кампания завершится успешно, он тщательно готовился к возвращению в гражданскую жизнь. Предыдущей весной он сделал предложение руки и сердца самой богатой и привлекательной вдове округа Нью-Кент, Марте Дэндридж Кьюстис, и она согласилась; они должны были пожениться 6 января. Соединив свои земли, рабов и богатство, они заняли бы достойное место в элите плантаторов Северной Виргинии (Марта уже была матерью двоих маленьких детей). Вскоре после того, как Марта согласилась выйти за него замуж, Вашингтон решил подтвердить свое новое положение, добившись избрания в Палату бюргеров в качестве представителя округа Фридрих. Фригольдеры избрали его с большим перевесом в конце июля, и он должен был занять свое место в палате, когда в феврале начнется зимняя сессия. Любой заинтересованный наблюдатель мог бы сделать обоснованный вывод, что военная карьера Вашингтона — подозрительно начавшаяся с поражения в 1754 году и отмеченная впоследствии ростом компетентности, если не славы, — была не более чем предварительным и, возможно, просчитанным этапом в становлении необычайно амбициозного человека. Но карьера Вашингтона в качестве командира 1-го Виргинского полка на самом деле была намного больше[402].

В основном война стала своего рода образованием во многих сферах жизни для человека, который получил очень мало формального образования. Прежде всего, военный опыт преподал ему множество технических и практических уроков. Защищая границы Виргинии с 1754 по 1757 год, он узнал, как максимально эффективно использовать людские ресурсы, которые никогда не были достаточными для выполнения задачи, как закладывать и строить форты и блокгаузы, организовывать снабжение и транспортные службы, отправлять военное правосудие, обучать и тренировать солдат, справляться с многочисленными административными задачами и бумажной работой, которую требовала служба. Он приобрел и менее ощутимые, но не менее важные навыки командования: как заслужить уважение и сохранить лояльность подчиненных ему офицеров, как отдавать четкие и лаконичные приказы, как держать дистанцию, как контролировать свой нрав. Эти навыки он приобрел отчасти благодаря учебе — он был неутомимым читателем военных руководств и трактатов, проглотив все, от «Комментариев Цезаря» до «Трактата о военной дисциплине» полковника Хамфри Бланда, — а отчасти наблюдая за действиями опытных офицеров. Он переписал приказы, отданные регулярными офицерами, Брэддоком, Форбсом и Буке, под началом которых он служил, и тщательно их изучил. В отличие от жителей Новой Англии, которые, как правило, отшатывались от дисциплины красных мундиров и крепче держались за договорные военные традиции своего региона, Вашингтон наблюдал за тем, как ведут себя регулярные войска, чтобы подражать им. Таким образом, он перенял их взгляды, скопировал их привычки командования и впитал их предрассудки до такой степени, что стал одним из них практически во всех отношениях, за исключением цвета мундира и происхождения своей комиссии. Как можно более полно и самозабвенно Вашингтон превратил себя в профессионального военного в период с 1754 по 1758 год и научился вести дела полка с мастерством, не уступавшим многим полковникам британской армии[403].

Сказать, что Вашингтон стал способным военным администратором, конечно, не значит сказать, что он также стал блестящим тактиком. Помимо качества — незаменимого для пехотного командира — непоколебимого физического мужества, он не проявлял очевидного мастерства на поле боя. Его первая встреча с вражескими силами закончилась резней, вторая — сокрушительным поражением. Он проехал рядом с Брэддоком через одну из самых страшных катастроф в англо-американской военной истории и сохранил самообладание, но это было почти все. Полученный опыт не помог ему овладеть мастерством ведения войны в лесистой местности. На протяжении 1756 и 1757 годов его полк вступал в стычки с индейцами на границе Виргинии, но нет никаких свидетельств того, что это сдерживало набеги или уменьшало их смертоносный эффект. В экспедиции Форбса он показал себя способным управлять тысячей или более человек во время марша по труднопроходимой местности, что было не так уж и сложно, но в единственной стычке с врагом он не смог вовремя обнаружить дружественный отряд и остановить своих людей, чтобы открыть по нему огонь. И все же даже этот опыт сослужил ему хорошую службу, ведь Вашингтон в конце 1758 года был человеком, гораздо лучше понимающим опасности боя и ограничения, связанные с командованием, чем неопытный, поспешный и, казалось бы, гораздо более молодой офицер, который летом 1754 года признавался, что очарован свистом пуль, пролетающих мимо его ушей.

Лучшее свидетельство его роста как полководца можно найти в меморандуме, который он написал Генри Буке в ночь на 6 ноября 1758 года после совещания по поводу планов на оставшуюся часть кампании. Разумеется, 6 ноября было за день до того, как Пост прибыл в Лоялханну с известием об Истонском договоре, поэтому ни у Буке, ни у Вашингтона не было причин думать, что индейцы Огайо оставят своих союзников. Самые свежие сведения о силах противника были получены после поражения Гранта, и это не давало никому повода для оптимизма. Тем не менее Буке сказал Вашингтону, что намерен посоветовать Форбсу снять армию с базы снабжения в форте Лигонье и без промедления двинуться к форту Дюкейн. Вашингтон попытался возразить, но Буке был неубедителен. Спустя несколько часов после их встречи Вашингтона преследовала мысль о том, что Буке убедит Форбса, который так хотел довести кампанию до успешного завершения, пойти на риск. Его меморандум стал последней попыткой отговорить Буке от немедленной атаки.

Помня об истории экспедиции Брэддока, Вашингтон сначала призвал Буке подумать о том, каковы будут последствия встречи с врагом на его собственной территории, имея при себе только те припасы, которые они могли нести, и не имея системы, способной пополнить запасы продовольствия и боеприпасов, когда они будут исчерпаны. При таких обстоятельствах поражение могло означать вынужденное отступление к форту Лигонье, который пришлось бы эвакуировать из-за нехватки провизии, «а наша артиллерия либо досталась бы врагу, либо подверглась бы общему уничтожению». Но затем, — продолжал он, — «предположим, враг даст нам встречу в поле, и мы их разгромим […] Что мы от этого выиграем? Возможно, тройную потерю людей, в первую очередь, потому что наша численность может значительно превосходить их (и если мне будет позволено судить по тому, что я видел в последнее время, мы не сильно повысим то хорошее мнение, которое они, кажется, имеют о нашем умении сражаться в лесу) — поэтому рисковать вступлением в бой, когда от него так много зависит, не имея в виду достижение главной цели, кажется, на