Читать интересную книгу "Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг. - Фред Андерсон"

оставшимися пленниками в Иллинойс Кантри. Наконец, 23 ноября, пока оставшиеся двести человек гарнизона ждали в своих каноэ, он приказал поджечь форт и взорвать под его стенами мину с пятьюдесятью или шестьюдесятью бочками пороха. Остановившись лишь для того, чтобы убедиться, «что форт полностью превратился в пепел и что от врага не останется ничего, кроме железных конструкций общественных зданий», Лигнери и его люди отправились вверх по Аллегени к форту Мачо, станции снабжения, стоявшей в устье Френч-Крик. Там он и сотня его самых здоровых людей будут держать оборону в течение зимы, ожидая возвращения весны и подкреплений, необходимых для отвоевания Форкса, прежде чем англичане смогут усилить свой зимний гарнизон[390].

Хотя англо-американцы, находившиеся на расстоянии десяти миль, слышали взрыв, превративший форт Дюкейн в небытие, они продвигались вперед с осторожностью и заняли его только на следующий день, 24 ноября. К тому времени маленькая армия Форбса была на грани расформирования, поскольку срок призыва провинциалов, составлявших две трети ее численности, истекал тридцатого числа. Поэтому Форбс поспешил закрепить свои успехи, приказав построить укрепленный форт вверх по течению Мононгахелы на месте развалин французского поста. В нем должен был разместиться зимний гарнизон из двухсот пенсильванских провинциалов под командованием еще одного шотландского врача, ставшего солдатом, подполковника Хью Мерсера. Это было ничтожно малое число, действительно опасно малое; но ни одного человека больше нельзя было снабдить провизией из форта Лигонье, расположенного в сорока милях к востоку. Форбс понимал, что еще важнее, чем этот форт, — успокоить местных индейцев, которые легко смогут одолеть его гарнизон. Поэтому он отправил Джорджа Крогана, который присоединился к нему после Истона, пригласить вождей местных деревень встретиться с ним в форте.

Но сам Форбс не смог остаться, и когда 4 декабря открылась конференция, именно полковник Буке присутствовал на ней, чтобы раздать подарки и заверить собравшихся вождей, что англичане прибыли не для того, чтобы поселиться, а лишь для того, чтобы возобновить торговлю и защитить от возвращения французов. 26 ноября здоровье Форбса окончательно и бесповоротно подорвалось: «его охватило воспаление желудка, груди и печени, самое острое и тяжелое из всех расстройств», и он понял, что если он хочет выжить, то ему придется вернуться в Филадельфию, где он сможет получить надлежащую медицинскую помощь, прежде чем отправиться домой в Англию[391].

Хотя он сомневался, что переживет путешествие, Форбс дожил до Филадельфии примерно через шесть недель. Там он восстановил силы только для того, чтобы привести в порядок свои дела и написать несколько писем: административное и стратегическое завещание человека, который чувствовал, что его жизнь уходит. Самые важные из последних писем Форбса были адресованы Джеффри Амхерсту, недавно назначенному преемником Аберкромби. Индейские дела продолжали беспокоить Форбса, поскольку он опасался, что Амхерст (все еще не имевший опыта ведения войны в дикой местности) решит, что индейцы — примитивы, которые просто встанут на сторону наиболее вероятного победителя, и что отношения с индейцами можно свести к простому расчету силы. Форбс умолял Амхерста «не думать легкомысленно об индейцах или их дружбе». Если он надеется сохранить позиции Британии на Огайо, Амхерсту необходимо «уладить [индейские дела] на прочной основе, поскольку от этого зависит сохранение индейцев и этой страны». Отношения с племенами, писал Форбс, обычно понимались неправильно, «а если понимались, то извращались для достижения определенных целей». В этом отношении наибольшие проблемы возникали из двух источников: «ревность, существующая между виргинцами и пенсильванцами. поскольку и те, и другие стремятся завладеть торговлей и бартером с индейцами, а также заселить и присвоить огромные участки прекрасной земли» вокруг Форкса; и «частные заинтересованные взгляды сэра Уильяма Джонстона [Джонсона] и его мирмидонов». Форбс опасался, что если Амхерст не приложит сильных усилий, то результатом станет хаос на западе и потеря страны, за завоевание которой он буквально отдал свою жизнь[392].

Его последний поступок был сентиментальным жестом. Он приказал «выбить золотую медаль… [для] офицеров его армии, чтобы они носили ее в качестве почетной награды за их верную службу», он дал подробные инструкции по надписи. «Медаль имеет на одной стороне изображение дороги, прорезанной через огромный лес, через скалы и горы. Девиз Per tot Discrimina — на другой стороне изображено слияние рек Огайо и Мононгахела, форт, объятый пламенем в развилках рек при приближении генерала Форбса, которого несут в литаврах, за ним армия, марширующая в колоннах с пушками. Девиз Огайо Британника Consilio manuque. Это должно носиться на шее с темной лентой…»[393] Джон Форбс скончался от «изнурительной болезни» 11 марта 1759 года, через три недели после того, как он приказал отчеканить медаль, и чуть менее чем через пять месяцев после своего пятьдесят второго дня рождения. Пенсильвания устроила ему экстравагантные государственные похороны и похоронила его за государственный счет в алтаре филадельфийской церкви Христа[394].

Это было самое малое, что могла сделать провинция Пенна, и не только потому, что генерал обезопасил ее границы после трех лет ужасного кровопролития. Дорога, которую уже называли Форбс Роуд, открыла прямую линию сообщения, с остановками не более чем в одном дне пути, от Филадельфии до долины Огайо. И это, с точки зрения различных владельцев Пенсильвании, купцов, земельных спекулянтов, индейских торговцев и фермеров, окажется самым важным достижением.

ГЛАВА 29

Обучение военному делу

1754–1758 гг.

К КОНЦУ НОЯБРЯ, когда изможденные, замерзшие, оборванные провинциалы армии Форбса получили увольнительные в Питтсбурге, большинство их сослуживцев на северном театре военных действий уже отправились домой. Аберкромби завершил Нью-Йоркскую кампанию в конце октября и таким образом избежал обычного массового дезертирства провинциалов, не желающих служить до истечения срока контракта о призыве. Однако само по себе отсутствие дезертирства не свидетельствовало о довольстве тысяч провинциалов Новой Англии, Нью-Джерси и Нью-Йорка в большей степени, чем о восхищении регулярными офицерами, под началом которых они служили последние шесть месяцев[395]. Все было почти наоборот. Для шести тысяч провинциалов, ставших свидетелями поражения Аберкромби при Тикондероге, главный урок был достаточно ясен: это было почти невероятное «неосмотрительное и безрассудное убийство людей», трагическая демонстрация того, как высокомерный или некомпетентный командир может уничтожить сотни жизней за несколько часов[396]. Провинциалы, находившиеся на острие битвы, не могли сомневаться в дисциплине или храбрости регулярных войск, погибших в абатисе Монкальма, но ничто в этом зрелище не могло вызвать у них желания подражать примеру красных мундиров.

Или, вернее, никто из них не хотел быть вынужденным подражать этому примеру. Служба в рядах королевских войск не