Решайе, — прошептала я, но не получила ответа.
Но если оно все еще было там — я могла вытянуть его. Я могу заставить его.
— Влияние, — сказала я Азину. — Ты сказал, что просил помощи у Ордена. Они дадут ее тебе в обмен на наше освобождение.
— Ваше освобождение? У меня заперт второй арх-командующий. У меня уже есть влияние. Кроме того, рабы не могут заключать сделки. — он схватил меня за подбородок, пальцы сжали мое лицо, когда он повернул его, изучая меня. — Я помню тебя. Ты была его любимицей. Я даже тогда не понимал, почему. Ты похожа на пеструю корову. И все же — он защищал тебя больше, чем меня.
Он отпустил мое лицо, только чтобы схватить меня за плечо и развернуть к себе. По моей коже поползли мурашки, когда его руки прошлись по моей спине, задерживаясь на шрамах.
— Но он сделал тебя бесполезной с этими уродливыми штуками.
В моей голове развернулся план.
— Но в конце концов, он не смог меня убить.
Азину было так, так легко приманить. Он снова ударил меня, отчего мое лицо ударилось о стол.
Поднявшись на ноги, я представила, как его жизнь будет увядать под моими руками, как увядал его отец. Мои глаза впились в стол. В этот белый стол. И я бросилась в свой страх, в свой гнев, пока он не поглотил меня.
Решайе, — прошептала я, снова.
Я почувствовала, как оно зашевелилась, подталкиваемая моим гневом и болью.
— Не только у тебя есть склонность к поэзии, — прошипел он. На мгновение мои глаза поднялись к окну, глядя на ступенчатый мрамор прекрасного города Миков, кварталы серебра и тени, купающиеся в лунном свете.
Я слушала, как шаги Азина пересекают комнату. Открыл хорошо знакомый мне шкаф. Интересно, висит ли там еще моя старая одежда?
Сделай это, — осмелилась я, когда его шаги вернулись ко мне.
Кнут прорезал воздух со смертельным свистом и зажег агонию по моей спине.
Треск!
Я заставила себя открыть глаза. Я заставила их уставиться на сверкающий стол, заполнивший мое зрение белым.
Ничего, кроме белого и белого, столько дней, рыдало Решайе. Я заставила свое лицо встретиться со всем, что его пугало.
Треск!
Ничего, кроме белого и боли.
Я подумала об Эсмарисе, о его холодной ненависти, о том, как он предательски ударил меня в грудь. Я наполнила свои мысли его агонией.
Решайе!
{Остановись.} Его боль переплелась с моей собственной. Далекая. Слабая.
Возможно, магия, присущая моей крови, стала бесполезной. Но Решайе было магией. Возможно, оно тянулось из чего-то более глубокого.
И я не позволила бы — не позволила бы — Азину Микову уничтожить меня или людей, которые были мне дороги. У меня не было времени бояться монстра, которого мне пришлось бы вызвать для этого.
Треск!
Тепло разлилось по моей спине.
{Остановись!}
Если ты хочешь, чтобы это прекратилось, то заставь это прекратиться.
Тепло разлилось по моим венам.
Я почувствовала вкус бурной ярости Азина, гнилостный и металлический. На моих губах расплылась безумная улыбка.
Треск!
Я почувствовала, как Решайе с ревом вырвался вперед моих мыслей, озарив нити моего разума силой, которая вырвала воздух из моих легких.
Мир снова обрел четкость.
Я почувствовала, как аура Азина затвердела. В тот же миг я вцепилась в нее когтями.
Я повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть его застывшую руку. Гнев, сковавший его лицо, сменился растерянностью, затем страхом.
В последний раз, когда я стояла здесь, в этой комнате, с жизнью человека на ладони, я была в ужасе от того, что сделала.
Но не в этот раз.
Я обхватила пальцами своей магии его разум и сжала. Он упал на колени.
Внутри меня поднялась волна. Кровь хлынула в уши, когда я наклонилась и схватила его лицо одной рукой. Его плоть засохла вокруг моих пальцев, пауки черной гнили ползли по его щекам.
Я приблизила свое лицо к его лицу так близко, что в моих ноздрях смешались запахи его подслащенного вином дыхания и гниения.
— Скажи Эсмарис, что я послала тебя, — прошептала я и сжала пальцы своей волшебной руки и своей руки, пока и его разум, и его гниющая челюсть не превратились в желе в моих руках.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Волна разбилась, и Решайе закричал ужасным, бессловесным воплем, утопив меня.
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТЬ ТРЕТЬЯ
Макс.
Удар моего тела о стену и громкий взрыв! Вернули меня в сознание.
Все вернулось ко мне по кусочкам: вечеринка, Азин Миков, Хриксалис — и, самое яркое из всего, падение тела Тисаны на землю.
Я рывком поднялся на ноги, попытался вскочить на ноги и споткнулся, обнаружив, что мои руки связаны за спиной. Я находился в небольшой, дорого обставленной комнате, возможно, это была какая-то библиотека или гостиная. Никакой охраны.
— Мне нужно, чтобы ты быстро сориентировался. — голос Нуры, низкий и спокойный, перевел мой взгляд направо, где она стояла у стены.
Мой взгляд упал мимо нее на Саммерина, и мое сердце остановилось. Он слабо улыбнулся мне, как будто ожидая моей реакции, но при этом тяжело прислонился к стене. Кровь пропитала его куртку.
Рядом с ним Ариадна выглядела не намного лучше. Ее спина была прямой, плечи — квадратными в позе высококвалифицированного солдата. Но она коснулась рукой стены и края крайнего столика рядом с ней, выдавая неуверенность, которую трудно было не заметить. Ведь, в конце концов, сиризен без магии был просто слеп.
Вознесенный свыше. Мы были в беде. И все, что я мог видеть, снова и снова, это падающую форму Тисаны.
— Где…
— Я полагаю, они вели нас в подземелья. Но что-то случилось. В бальном зале поднялась суматоха.
Моя кровь похолодела.
— Они запихнули нас сюда и убежали расследовать, но я сомневаюсь, что у нас есть много времени до их возвращения.
Тисана. Так и должно быть.
Я с трудом подавил стену яростного ужаса.
Шаг назад. Мой разум произнес ряд команд, полученных много лет назад, благоговейно, как молитву. Оценить. Судить. Действовать. Не оставляй места ни для чего другого.
Мой взгляд вернулся к Нуре и остановился на ее предплечьях, сложенных за спиной. Это должны были быть только она и я. Саммерин и Ариадна были слишком скомпрометированы.
— Помнишь Альбрейта?
В глазах Нуры блеснула улыбка.
— Ты читаешь мои мысли.
И как раз в этот момент дверь распахнулась, и двое солдат Азина ворвались обратно. Они были неряшливы, неистовы, практически спотыкаясь вернулись в комнату. То, что они увидели, напугало их.
Я не давал себе времени разбираться в этом.
Вместо этого я навалился на более крупного мужчину и толкнул его к стене, где Нура повернулась к нам спиной — кинжал мелькал у нее в рукаве. От моего толчка охранник налетел на нее и издал вопль, когда лезвие вонзилось ему в брюхо.
Другой бросился за мной. Уголком глаза я увидел, как Нура отбила первого охранника от своего клинка. Я едва успел уклониться от взмаха меча. Бешеный импульс его удара отправил его спотыкаться, споткнувшись о журнальный столик.
Небрежно, небрежно.
Я перепрыгнул через него, прежде чем он успел подняться. Одна нога на его груди, другая сильно сдавила горло. Он захрипел.
— Нура, руки.
Удар и боль озарили мои запястья. Я вздрогнул. Ну, ей не надо было сдирать с меня кожу…
Мою досаду оборвал грохот слева от меня.
Я обернулся и увидел, как Ариадна и Саммерин прижимают раненого солдата к стене, загоняя его в угол.
Я безуспешно пытался разнять руки. Я чувствовал, как истершаяся веревка начинает поддаваться.
Другой охранник, тот, о которого я споткнулся, с трудом поднимался на ноги.
Нура прижалась к стене, упираясь в нее, и пилила свои путы.
Еще один рывок, и мои руки, наконец, освободились. Я бросился к Нуре и схватил кинжал между ее запястьями, не обращая внимания на боль, охватившую мои ладони, когда я потянул ее за лезвие.