например на строительстве, разрешительный потенциал его отлично подходит для производства оружия и боеприпасов. Это был грязный бизнес, но деньги в нём водились колоссальные, и Нобель не мог удержаться. Он лично основал почти 90 фабрик по производству боеприпасов.
Откровение снизошло на Нобеля в 1888 году, после смерти брата Людвига. Тогда некоторые газеты по ошибке напечатали некрологи в его собственную честь, и Альфред ясно представил себе, кем он останется в истории. Заголовки не красили его персону: «Умер торговец смертью…» в ужасе и отвращении Нобель решил, что не желает такого наследия. Детей у него не было, жены тоже (хотя личной жизни Нобеля тоже хватило бы на несколько сценариев), а поскольку братья его сами стали богатыми и успешными бизнесменами, Нобель решил, что всё своё состояние пустит на установление мира – основал фонд, который носит его имя. Через год, в 1896 году, Альфред Нобель скончался.
Получалась вдохновляющая история о гениальном одиночке, история о раскаянии и искуплении. Многие труды Нобеля нанесли человечеству вред – но, поняв, как ошибался, Нобель усердно трудился, чтобы исправить это. Скептики заявляли, что он просто хочет отмыться от грязного наследия, и опровергнуть это трудно – но разве знали эти скептики, что творилось у Нобеля в душе? Если раскаяние его искреннее, разве не правильно простить его? Как бы то ни было, как раз такие сложные вопросы делали жизнь Нобеля отличным сюжетом для фильма. История его внушала надежду, что агрессор может свернуть с пути убийств и жестокости и выбрать себе лучшую судьбу. Об этом всегда было важно говорить, но более всего – в 1939 году.
Закончив исследования, Фройхен вернулся на Энехойе и засел за сценарий. Этого от него не требовалось, но Фройхен всё равно хотел написать сценарий сам. Правда, приходилось отбиваться от других сценаристов, которые подбирались к проекту. Фройхен подавал Марксу идеи одну за другой, но тот никак не мог решить, какой хочет видеть эту историю. Стоит ли изображать Нобеля великим филантропом – или, может, сделать фильм патриотической драмой на случай, если США вступят в войну? Фройхен говорил, что может написать любую точку зрения, но Маркс ни на одной не мог остановиться. Фройхена эти колебания раздражали. Если уж его наймут писать сценарий, он рассчитывает заниматься этим в Голливуде, где и он, и его родные будут в относительной безопасности. Без сомнений, Фройхен боялся за своих детей-инуитов, которым несдобровать в Европе, захваченной Гитлером. В конце концов фильм о Нобеле вылетел в ту же трубу, что и фильм о Гудзоновом заливе. Columbia так ничего и не утвердила, а Маркс и вовсе вернулся в MGM. Там он мог бы продолжить работу над проектом – но не сделал этого. В следующие несколько лет Маркс выпустит оглушительные хиты «Лесси возвращается домой» и «Сын Лесси»: эти фильмы рассказывали о мужестве умилительной колли, а вовсе не о человеке, который внезапно изменил ход мировой истории. Фройхену тем временем приходилось искать другой способ держать на плаву свой остров и приют для беженцев.
Летом 1939 года Фройхен ждал урожая картофеля, надеясь, что доход с него поправит его финансы. В сентябре ему предложили хорошую таксу – угроза войны всегда поднимает цены, – но тут его постигла досадная неудача: покупатель скрылся, забрав урожай и не заплатив за него. Подавать в суд было бесполезно: 1 сентября Германия вторглась в Польшу, и вся Европа не могла думать ни о чём, кроме войны. Из-за этого вторжения начались перебои с продовольствием, люди кинулись запасаться едой, и почта пришла в хаос: а ведь именно на почту Фройхен полагался, когда речь шла о выплатах по роялти.
Несмотря на то что Дания подписала с Германией пакт о ненападении, надеясь сохранить нейтралитет, страну всё равно лихорадило: пример Польши говорил, что Гитлер не держит своих обещаний. К зиме Фройхен уже выл от стресса: бесконечные расходы, война, беженцы… Магдалене тоже была в расстроенных чувствах, так что сняла квартиру в Копенгагене, чтобы быть ближе к докторам: ещё одна статья расходов.
Наконец пришла пора Фройхену принять одно из сложнейших решений в жизни. Он всегда думал, что проведёт на Энехойе остаток жизни, но остров становился неподъёмным. Да и Магдалене терпеть не могла жить на ферме, а Пипалук и вовсе заявила, что уединённый остров – не место для молодой женщины в расцвете лет. Выбор был очевиден: придётся продать любимый остров. Это не только отнимало у Фройхена его собственные мечты, но и ударяло по беженцам, которые рассчитывали найти на Энехойе временный кров.
Купил остров Сёрен Мадсен, владелец фабрики по производству проводов для ламп. Ферма его не интересовала, но сам тихий остров представлялся ему хорошим местом, куда можно отправлять рабочих в летний отпуск. Они с Фройхеном торговались не одну неделю, и наконец Фройхену удалось выбить цену на 50 % выше, чем он сам заплатил когда-то, – но победителем он себя не чувствовал. Напротив, он чувствовал себя духовно обокраденным. «Энехойе был частью меня, – вспоминал он позже. – Это было единственное место, где я пустил корни. Гренландия и Энехойе – вот где был мой настоящий дом. Остаток жизни я проведу в странствиях».
8 апреля 1940 года Фройхен в последний раз отправился на прогулку по острову. Взобравшись на низкие песчаные дюны и взглянув на неспокойное море, он увидел в холодном проливе немецкие военные суда. Нацисты входили в Данию. От реальности бежать больше было нельзя. «Я знал, что буду сражаться с немцами, как только смогу, – вспоминал он. – На одной ноге меня в армию не приняли бы, но врага можно бить и другим способом».
45. «Я не привык держать язык за зубами»
Немецкая оккупация Дании явилась позором для страны и правительства. Датчане, успокоенные пактом о ненападении, не строили на границе никаких укреплений, не перекрыли дороги. Немцы пришли так быстро, что крохотная датская армия – всего 14 000 солдат – не успела мобилизоваться. Нацисты попросту явились в Данию как к себе домой, даже не запыхавшись, и к обеду всё было кончено. Понимая, что сопротивляться бесполезно, король Кристиан X выступил по радио, попросил народ сохранять спокойствие и по мере возможностей продолжить обычную жизнь. Это был не худший ответный ход, если учесть, какая сила противостояла королю, – и всё же это было унизительно.
Трудно сказать, что стало после вторжения с теми беженцами, что оставались на Энехойе. Можно надеяться, что они сумели добраться до других безопасных мест. Пока развёртывалась немецкая оккупация, Фройхены (Петер, Магдалене