тем более заманчивое, что семье Фройхена разрешалось отправиться с ним всюду, кроме Сибири: Сибирь, с её трудовыми лагерями, строго охранялась от иностранцев. Для Фройхена делалось исключение, потому что Москва рассчитывала, что он положительно отзовётся о стране в своих записках. Разумеется, к Фройхену будет приставлен наблюдатель, а путешествовать он будет по строго отведённому маршруту. Предложение было с двойным дном, но Фройхен всё же принял его не задумываясь. Книгу по мотивам поездки он легко напечатает – и в итоге действительно напечатал «Сибирские приключения» (
Sibiriske Eventyr), – к тому же ему любопытно было посмотреть, как изменился СССР с его последней поездки в 1928 году. Что за новшества принесла с собой сталинская первая пятилетка?
Второй помехой карьере директора кинотеатра была небольшая работа в США. Оказалось, что американцы взахлёб читают его англоязычные мемуары «Арктическое приключение». «Петер Фройхен – полярный исследователь, на фоне которого разрекламированные любимцы наших издательств – сущие бой-скауты», – твердил восхищённый критик в нью-йоркской Daily News. Пользуясь восхищением прессы, американский агент Фройхена устроил ему тур лекций на целую осень 1936 года. Лекции не только дадут Фройхену хорошие деньги, но и позволят отправиться в США Магдалене: супруги смогут поправить отношения в стране, которая им обоим нравится. Фройхен снова злился на Магдалене: она, к его недовольству, совсем не интересовалась его книгами, зачастую даже не читала их. Трудно сказать, с чего взял Фройхен, что их отношения поправятся, если Магдалене отправится с ним на лекции, превозносящие те самые книги. Отношения их подчинялись загадочным правилам.
Не успел начаться тур, как на горизонте появилась фигура из давнего прошлого – и на Фройхена подали в суд за клевету. Истцом оказался доктор Фредерик Кук: он заявлял, что мемуары Фройхена, где тот описывал свою роль в разоблачении полярной мистификации 1909 года, наносят вред исследовательской репутации Кука. Несмотря на то что всерьёз Кука не принимал уже никто, кроме горстки сомневающихся, американец требовал компенсации в 150 000 долларов. Скорее всего, Кука гнала не забота о собственной репутации, а отчаянная нужда в деньгах. После полярной полемики все отвернулись от него, и Кук покатился по наклонной плоскости. Он оступался снова и снова, пока в 1923 году не угодил за решётку почти на 15 лет (после срок снизили до семи) за участие в мошеннической рекламной кампании в нефтяной сфере. Когда «Арктическое приключение» начало улетать с полок, Кук, вероятно, увидел в этом шанс поправить своё положение. Фройхен ответил, что с радостью увидит Кука в суде только из искушения узнать, как это Кук намеревается вытрясти из него столь крупную сумму денег. Расходы на Энехойе никуда не делись, и денег у Фройхена было немного.
Стоило Фройхену дать отпор, как Кук тут же пошёл на попятную. Через три года, получив от президента Франклина Рузвельта помилование за свои нефтяные махинации, Фредерик Кук умер от кровоизлияния в мозг. Его печальная судьба служила уроком всем путешественникам: тех, кто поступает нечестно, в исследовательском сообществе ждёт позор и бесславие.
Избавившись от судебного преследования, Фройхен заключил контракт на новые мемуары, которые назывались «Сплошное приключение»: сколько же книг может написать один человек, в заглавии которых будет содержаться слово «приключение»! Начать работу над мемуарами Фройхен собирался ещё в Штатах, в тиши и покое сельского Коннектикута, устроившись в любимой «Коббовой мельнице», – но этой осенью у него совсем не хватало времени. А уже пора было возвращаться в Европу – готовиться к поездке в Советский Союз.
Как только Фройхен прибыл в СССР, ему предложили новое приключение. Не хочет ли он присоединиться к Сигизмунду Леваневскому, пионеру дальних рейсов, в перелёте из Москвы на Аляску? Разумеется, Фройхен хотел! Маршрут Леваневского проходил над Северным полюсом, и Фройхен наконец увидел бы эту заветную географическую точку в Северном Ледовитом океане, которая манила многие поколения исследователей. К тому же Фройхен не отказался бы приобщиться к большому достижению в области гражданского авиасообщения: Леваневский тестировал маршрут, по которому в дальнейшем, быть может, смогут перевозить почту, грузы, пассажиров.
Увы, предложение скоро отозвали, потому что Леваневский забеспокоился о лишнем грузе на борту самолёта. Было время, когда полярный опыт Фройхена ценили очень высоко, – а теперь он оказался «лишним грузом».
Однако Фройхену повезло, что его не взяли в полёт. 13 августа 1937 года в Москве получили от Леваневского сигнал SOS, а потом, когда самолёт уже миновал Северный полюс, связь с ним прервалась. Пока шла поездка, Фройхен пристально следил за поисками лётчика, беспокоясь за его судьбу, которую чуть не разделил с ним.
Фройхен с радостью узнал, что поисками руководит его друг сэр Хьюберт Уилкинс: кто, если не он, сумеет отыскать Леваневского! В те годы Уилкинс уже слыл одним из самых выдающихся пилотов в мире: потому правительство СССР и отправило ему телеграмму в Нью-Йорк с просьбой о помощи. С первой их встречи на банкете Фройхен и Уилкинс встречались и переписывались. Во время путешествия Фройхена по Южной Америке друзья провели вместе некоторое время, наткнувшись друг на друга в приморской Антофагасте в Чили. Уилкинс как раз недавно вернулся из воздушной картографической экспедиции в Антарктику.
В следующие семь месяцев – с сентября 1937 года по март 1938 года – Уилкинс совершил один из самых выдающихся подвигов в истории полярной авиации. Он хоть и не нашёл Леваневского, но покрыл более 64 000 километров неисследованного Ледовитого океана. Часто он летал в полной темноте, по одним приборам, и только иногда ориентиром ему служил слабый серебристый отблеск луны на морском льду. Бесчисленное множество раз Уилкинс с экипажем едва не погибли и на аэродром возвращались с почти пустым баком[30].
Однако самым удивительным в спасательной экспедиции Уилкинса был даже не его потрясающий пилотаж. Самым удивительным были эксперименты, которыми он занимался в свободное время. Эксперименты эти, хоть и формально научные, от науки всё же отклонялись далеко – и служили отличным примером, какими родственными душами были Уилкинс и Фройхен. Их обоих интересовали вещи, которые считались несостоятельными – или, во всяком случае, слишком эксцентричными. Оба обладали широким взглядом и исследовали подобные вещи, несмотря на спорные общественные устои, запреты и предубеждения. Можно сказать, что оба исследователя руководствовались одним и тем же девизом: почему бы нет!
Фройхена эта порывистость приводила к разным приключениям, в том числе к сексуальным эскападам, которые не раз вызывали общественное осуждение. Уилкинса же захватила тема экстрасенсорного восприятия – так называемого шестого чувства, ЭСВ, подразумевающего телепатию, телекинез и другие парапсихические способности. Именно с ними он экспериментировал, пока