общежития добегал до Главпочтамта и делал вид, что проверяю наличие писем. А сам в это время оттаивал. Потом точно так же добегал до здания КГБ. Оперативная обстановка в Сыктывкаре была очень напряжённая. Из окрестных лагерей периодически бежали заключённые. Нередко бывало так, что ночью раздаётся звонок: “Валерий Иванович, поднимайтесь, машина сейчас придёт!” Приходит машина, едем искать бандитов. А у водителя на ногах пимы или унты, ватные брюки, телогрейка, шапка и меховые рукавицы. На сиденье подстелена цигейка. Когда я первый раз к нему сел, он мне говорит: “Сынок, ты же себе всё отморозишь!” Приходилось время от времени останавливаться, закутывать лицо шарфом, так что оставались одни глаза, и бежать впереди машины по морозу до тех пор, пока не пойдёт пар.
Председателем КГБ при СМ Коми АССР был Вениамин Георгиевич Балуев, в то время полковник. Он родился в 1927 году в районе Котласа. 4 августа 1980 года генерал-майор Балуев был назначен Председателем КГБ Белорусской ССР, где в то время служил и я. Уже в звании генерал-лейтенанта он оставался на этом посту до 24 ноября 1990 года.
В Сыктывкаре по субботам мы работали до 14 часов. Однажды заместитель председателя по кадрам и секретарь парторганизации комитета решили посмотреть, как я живу, и часа в три приходят ко мне в общежитие. А эта общага была настоящим бандитским притоном. Там драки никогда не прекращались. Почти каждый день кого-то били. Дрались обычно примерно десять на десять. И вот они поднимаются по лестнице и попадают в самую середину этого побоища. Одному сразу засветили под глаз, второму тоже досталось. На следующий день они докладывают председателю, что меня нужно срочно оттуда выводить и давать квартиру, иначе меня там просто убьют. Они, правда, не знали, что я со всеми этими бандитами уже был в хороших отношениях. И когда по утрам я спускался в столовую, все расступались и пропускали меня без очереди. Я пытался возразить: “Да нет, парни, я подожду”. Но они пропускали. Отношение к КГБ у них было особое — причём я даже не знаю, откуда произошла эта утечка.
Розыском там занимались все: и милиция, и КГБ, и прокуратура. На Севере не было особого разделения, кто кого ловит. Когда поступал сигнал, поднимали всех. И, надо сказать, что преступников мы задерживали, и не раз. Лишь однажды я расслабился при задержании одного рецидивиста, и он успел огреть меня какой-то завернутой в простыню дубиной, так что я вылетел из дверей на крыльцо дома. Падая, я едва не потерял сознание. Однако успел выхватить пистолет и выстрелить. Но не в него, а поверх головы и сбоку от него. После этого он сразу бросил оружие и поднял руки.
Примерно через год, учитывая, что в Белоруссии у меня оставались жена с дочерью, меня направили в Минск для дальнейшего прохождения службы, о чём я к тому времени сказочно мечтал, насмотревшись на страну Лимонию.
В общей сложности я прослужил в органах госбезопасности 35 лет. Дослужился до звания генерал-майора, начальника Управления ФСБ России. Но у меня есть один серьёзный недостаток. Очень серьёзный. И я его знаю. Дело в том, что я всегда говорю правду в глаза. А ведь никто никому ничего не прощает. И вся эта правда нередко выходит боком. Генерал-полковник Гений Евгеньевич Агеев, первый заместитель Председателя КГБ СССР, всегда говорил мне: “Валера, прикуси свой язык!” Вопрос стоял так: либо тебя съели, перекрутили и ты стал удобоваримым, либо ты вылетаешь. Я вот оказался ни там, ни там. Хотя я достаточно быстро двигался по карьерной лестнице».
После своего возвращения в Минск Красновский был назначен в отделение, которое занималось розыском государственных преступников. Вместе с ним в нём было десять человек. Государственными преступниками были в основном предатели, полицаи и коллаборационисты.
Проблема состояла в том, что помимо различных коллаборационистских формирований и частей вспомогательной полиции, за годы оккупации на территории Белоруссии немцами было подготовлено и заслано в партизанские отряды около 21 тыс. шпионов и провокаторов. Из этого числа за все военные и послевоенные годы было разоблачено 18,3 тыс. человек. А где ещё три тысячи пособников нацистов? Вот эта страшная ситуация просто неизвестна большинству. Деталей этого по существу не знает никто.
«В розыскном отделении я отработал два года, — вспоминает Валерий Иванович. — Я лично выявил двух предателей, одного в Днепропетровске и одного — в Запорожье. На основе архивных документов, допросов подозреваемых, опросов свидетелей и других источников составлялись розыскные книги, которые вели своё начало ещё со времён “Смерш”. Работа эта очень непростая и требует наблюдательности и усидчивости. Возьмём фамилию, например, Корнеев. Берём тетрадь и начинаем выписывать в неё все возможные производные этой фамилии: Киреев, Корнилов, Корнейчук и т. д. Иначе говоря, все возможные варианты изменения фамилии. Это очень кропотливая работа. Потом на основании этой информации делается запрос в архив. Я настолько увлёкся этим делом, что буквально замучил 10‑й отдел, который выполнял проверку. А меня разбирает азарт, мне хочется найти. Я чувствую, что что-то есть. Остаюсь вечером и всё ищу, ищу, ищу…
И нашел одного в Запорожье. Потом другого. Оказалось, что он работал мастером на заводе, был прекрасным семьянином, имел двух детей. Формально придраться не к чему. Я поехал туда, и его арестовали. Я получил ордер на обыск в квартире. Обыск делали в присутствии его сына. А сын учился в военно-техническом училище. Я посадил его напротив за стол и говорю: “Отец твой зарубил твою карьеру. В училище ты уже не будешь учиться. Но ты не обижайся — так положено. Я хочу, чтобы у тебя сохранились добрые отношения к людям, которые занимаются розыском и выявляют преступников. Мы никого напрасно не преследуем, и мы никого просто так не наказываем”. Он сидит весь бледный, обливается потом: “Ну как же так, ведь это мой отец”. — “Твой отец вёл двойную жизнь. Во время войны он был на стороне немцев. Потом он изменил свою фамилию и стал примерным гражданином, начальником цеха”. Я вынужден был ему всё это сказать, потому что он был курсантом, будущим офицером. И его карьера заканчивалась. Ситуация заключалась в том, что ему надо было отказываться от отца. Тогда, возможно, какие-то теоретические шансы сохранялись. Ну и можешь себе представить, какую психологическую нагрузку испытывает следователь, сталкиваясь с подобными драмами.
Вообще в розыске работали очень уважаемые люди, настоящие зубры. Все они прошли “боёвки”. Так назывались группы боевиков, которые жили в лесах, строили там всевозможные подземные ходы на случай окружения в