продолжает Валерий Иванович. — Через месяц меня исключили из группы подготовки кандидатов. А через два месяца отчислили и из школы сержантов за драки и хулиганское поведение и перевели в миномётную батарею. С точки зрения нагрузки — это самое тяжёлое дело. Один несёт плиту весом 16 кг, второй — ствол, тоже килограммов восемь. Это в дополнение к рюкзаку. Через полтора месяца командир минбатареи пошёл к командиру полка и сказал: “Если вы не заберете этого “противогаза”, он мне разложит всю минбатарею. Он никого не слушает, ничего не боится”. И меня перевели в “штрафную” роту. В ней было девяносто человек — из них два белоруса и один еврей. Остальные чеченцы, грузины, лезгины, азербайджанцы, армяне. Кого там только не было! Вместе со мной за драки сюда попал и Гена Максимов. Он был неоднократным чемпионом Белоруссии по прыжкам с шестом и всё время ходил на стадион тренироваться. Я тоже с ним ходил. Командир роты ничего не мог со мной поделать и решил, что надо со мной дружить. Дело в том, что рота никого не слушалась. Идёшь по плацу расстегнутый или с пилоткой под погоном. Останавливает офицер и спрашивает: “Из какой роты?” — “Из первой”… И шёл мимо, если слышал, что ты из первой роты. Там бесполезно было что-то говорить, потому что в этой роте были упрямцы и наглецы высочайшего класса. Как в субботу увольнение в город, так кто-то обязательно подерётся с патрулем или залетит по пьянке. В общем сплошное хулиганство. И вот командир роты, капитан Кочнев, пригласил меня к себе и говорит: “Братуха, наведи порядок в роте, прошу тебя! Ты пользуешься авторитетом, тебя должны слушать”. Через некоторое время проходит ротное комсомольское собрание. На него приезжает командир дивизии — это вообще явление небывалое. Сидит в президиуме! И когда стали выдвигать кандидатуры в бюро, первым назвали меня. Дело в том, что командир роты сказал ему, что Красновский и Максимов — это единственные люди, которые могут навести порядок. Ну и я месяца через три порядок навёл. Избив при этом примерно полроты. Сначала они хотели сорганизоваться и устроить мне тёмную. Но я сразу без предупреждения нокаутировал двоих, и остальные сразу успокоились. Я командиру роты даже говорил: “Не могу больше, у меня уже кулаки болят!” — “Знаю, брат. Ну еще чуть-чуть!”
Каждую субботу и воскресенье случались драки с патрулём в городе. Обычно дрались на танцплощадке. И многих забирали. Однажды вечером выстраивают всю роту. Я выхожу и говорю: “Ещё раз кто-нибудь попадётся патрулю и сдастся — будет иметь дело со мной”. А со мной дело уже не хотел иметь никто — потому что я одному зуб выбил, другому челюсть, третьему нос сломал. Они конечно пытались отомстить нам с Максимовым. Посовещаются, посовещаются — но сделать ничего не могут. Главным у них был один грузин. Тот однажды позволил себе сказать мне что-то типа: “Да пошёл ты…” — и через несколько секунд уже лежал на полу. А там другого варианта не было. И произошло чудо — рота постепенно стала слушаться.
А всё дело в том, что в этой роте, которую называли «штрафной», испытывали новые парашюты. Причем испытания проводились только этой ротой. И бывали случаи, когда солдаты разбивались. Вслух никто об этом конечно не говорил. Были и такие, которым всё до фонаря. А был, как сейчас помню, один боец, который страшно боялся прыгать. Уже в самолёте он упирался руками в люк, и его невозможно было вытолкнуть. Тогда мы с Максимовым решили так: пугливого ставим между нами. Главное было, когда он подбегал к люку, не дать ему растопырить руки и упереться — тогда уже ничего не сделаешь. Поэтому в этот момент один из нас давал ему со всего размаху пинка — как говорится, со всей пролетарской ненавистью. Причём тот боец сам просил нас об этом: “Ребята, подтолкните меня посильнее”. А мы всегда прыгали первыми, и он с нами. Другие не понимали эту ситуацию и просто посмеивались. Мол, не прыгаешь — ну и не надо. Посмотрим, что с тобой дальше будет.
И некоторые разбивались. Я думаю, за три года, пока мы служили, человек пять разбилось. У меня тоже два раза возникала критическая ситуация с парашютом. Один раз произошёл перехлёст строп. Я стал быстро падать. Но довольно спокойно вынул нож “стропорез”, обрезал часть строп и успешно приземлился. Тут на машине подлетает командир полка — но, узнав меня, только рукой махнул: “Этого противогаза ничего не возьмет!” Сел в машину и уехал. Но когда я говорю, сколько у меня прыжков — никто не верит. А ведь мы иногда прыгали по два раза в день. Между прыжками привозили парашюты, и нужно было их уложить. Парашют укладывают двое, и моим партнёром был мастер спорта по прыжкам с парашютом. Он укладывал так: раз-два и готово. Мол, да ладно, Валера, что ты там возишься. И вот однажды он мне скрутил стропы. Парашют раскрылся, а купол вдвое меньше. Я начинаю растягивать стропы — а время идёт. И практически я успел лишь часть его растянуть только перед самым приземлением. Так что ударился о землю очень жёстко».
Тренером по десятиборью у Валерия Ивановича был заслуженный тренер СССР Евгений Михайлович Шукевич. Это была легендарная личность. Он родился в Минске в 1914 году. В молодости работал помощником машиниста на железной дороге, увлекался баскетболом и боксом. Затем служил в армии, был участником Советско-финской и Великой Отечественной войны, попал в плен под Могилевом, провел в плену два месяца. Затем бежал, добрался до партизан. Больше двух лет воевал в партизанском отряде № 210 имени И.В. Сталина. Был ранен, награждён медалями «За боевые заслуги» и «Партизану Отечественной войны» I степени. В 1946 году Евгений Михайлович окончил Белорусский институт физкультуры, работал тренером-преподавателем различных вузов, возглавлял кафедры лёгкой атлетики, плавания и лыжного спорта. В 1953–1958 годах Шукевич был старшим тренером сборной СССР по метанию молота. Он готовил спортсменов сборной СССР к Олимпийским играм 1956 года в Мельбурне, где его ученик Михаил Кривоносов стал серебряным призером Олимпиады. Среди учеников Шукевича чемпионы Олимпийских игр в Риме 1960 года и Токио 1964 года Василий Руденков и Ромуальд Клим. За свою жизнь Шукевич подготовил больше пятидесяти мастеров спорта в различных видах лёгкой атлетики.
Как считает Валерий Иванович, его спортивной карьере помешала травма — воспаление надкостницы на левой ноге. Боль была страшная. А ведь он уже брал высоту два метра. Шукевич устанавливает планку