Я только чувствую, что он на кого-то вышел, взял след. Теперь у него всё горит, стол в идеальном рабочем состоянии, на нём разложены все его записи. Если ему нужно выйти, то он поглядывает на меня: спрятать бумаги или нет? Я говорю: “Да ладно, Алексей Иванович. Я не буду смотреть”. Он пальцем мне погрозит — мол, не лезь в мои бумаги, не смотри туда. И только потом выходит.
Это была такая своеобразная элита, которая, как хищный зверь, живёт только тогда, когда чувствует добычу, охотничий азарт, идёт по следу. Однажды я что-то забыл в сейфе и прихожу в одиннадцать вечера в кабинет — а он сидит. При этом мне ничего не говорит. Я его спрашиваю: “Алексей Иванович, а Вы что, домой не собираетесь?” — “Валерий, иди домой. Не мешай мне работать”. А сам сидит и ничего не делает. “Не мешай мне работать. Я получил такой сигнал, который обрадует всё руководство. Но спрашивать меня не вздумай”. И вот так мы сидим напротив друг друга. Пьём кофе, пьём чай, иногда и что покрепче. Но никогда ни слова. Он просто не может. Вот это была старая школа НКВД. Ведь они досконально знали психологию и уловки противника. Они постоянно прокручивали в голове варианты. Один из них просидел в “боёвке” 60 дней — два месяца в норе. Он мне сказал: “Ты просто не представляешь, что это такое. Ну хорошо, если в карты играем. Потом подерёмся. Хорошо, если какую-нибудь кашу сварим. А то бывает обложат, огонь разжигать нельзя, пожрать не приготовить, одежда отсыреет, кожа гниёт, запах хоть святых выноси”. И вот он мне все эти ужасы рассказывает. Два месяца в этом аду — всё равно, что на Луну слетать».
В память сотен белорусских деревень, уничтоженных нацистами в годы Великой Отечественной войны, в январе 1966 года было принято решение о создании мемориального комплекса «Хатынь». Один из организаторов партизанского движения в Белоруссии, Герой Советского Союза Пётр Миронович Машеров, незадолго до этого ставший первым секретарём ЦК Компартии Белоруссии, приложил для реализации этого проекта огромные усилия и добился своего, несмотря на то что Суслов и Подгорный были против. Но денег было выделено очень мало. По мнению Валерия Ивановича, это сделали специально, чтобы сорвать строительство мемориала. А причина всё та же: белорусы выглядели намного интереснее, чем украинцы. Первые всем миром поднялись на борьбу с нацистами, а вторые активно пособничали оккупантам: «Поскольку я занимался розыском нацистских преступников, то был в курсе этой ситуации. Когда на партсобрании, на котором обсуждались методы работы, я выступил и заявил о том, что Хатынь сожгли украинские националисты и что надо открыть глаза и посмотреть, кто наши друзья, а кто — враги, у меня были большие неприятности. В зале была мёртвая тишина. Потом меня вызвал секретарь парторганизации и сказал: “Забудь об этом”. Я ему говорю, что все эти факты нашёл в архивных документах. На 95 % это были украинцы, и остальные деревни тоже они сожгли. Но он всё равно возразил: “Стой, стой! Другие не трогай”. Большинство этих материалов были закрыты даже для сотрудников КГБ, где-то на уровне ЦК. Потом у меня был разговор с председателем, который мне сказал: “Валерий, я понимаю, что ты хочешь добиться правды. Но учти, что правда иногда хуже, чем ложь. Поэтому будь внимателен и не допускай таких вещей, какие ты допустил на партсобрании”.
Пётр Миронович Машеров привозил в Хатынь всех, кто приезжал из Москвы. И я тоже привозил туда всех чекистов, которые приезжали из Москвы и других городов. От Минска это 60 км, трасса прекрасная, 40 минут езды. И у всех оставалось потрясающее впечатление. Я не видел ни одного человека, которые остался бы к этому равнодушным.
Когда 5 июля 1969 года проходило открытие мемориального комплекса, я отвечал за безопасность этого мероприятия. Стояла 30‑градусная жара. Первым выступал Пётр Миронович. После него выступил Иосиф Каминский — тот самый единственный выживший взрослый житель села, теперь уже глубокий старик, запечатлённый в скульптуре “Непокорённый человек” с мёртвым сыном Адамом на руках.
Каминский выходит к микрофону. Стоит минуту. Стоит две минуты — мёртвая тишина. А жара тридцать градусов, всё буквально плавится. Народу было тысяч десять, приехали представители всех областей Белоруссии, секретари райкомов, участники войны, бывшие партизаны, ветераны труда. И вдруг он начинает рыдать. Хотя речь ему подготовили и дали бумагу. Но он о ней даже не вспомнил и обратился ко всем со словами: “Люди!” — А сам рыдает. — “Люди! Прошу вас, сделайте так, чтоб больше не было войны”. И на этом его речь закончилась. Но он сказал это с такой эмоциональностью, с такой проникновенностью, что многие буквально падали в обморок.
Потом начали обходить Хатынь. Дошли до “Кладбища деревень”. И тут некоторые секретари райкомов заявили, что их деревень здесь не хватает. Чуть не возник скандал. Машерову пришлось лично вмешаться и сказать, что извините, мол, никакого умысла кого-то обойти здесь не было, мы разберемся и добавим. И действительно, потом добавили ещё около двух десятков деревень. На сегодняшний день вместе с Хатынью это 186 сожжённых и не возрожденных деревень и 433 сожжённые также вместе с жителями, но потом восстановленные. Таким образом, всего 619 сожжённых белорусских деревень.
Иосиф Иосифович Каминский ушел из жизни в 1973 году. Я всех приезжавших из Москвы возил к нему, и он рассказывал, как это было. Он жил там рядом в другой деревне. И воплотить в памятнике эту ситуацию, когда он держит на руках собственного сына, было колоссальным замыслом.
18 августа 1966 года было решено утвердить предложение Минского обкома партии о сооружении монументальной скульптурной композиции в Минском районе. Соответствующее постановление Бюро ЦК Компартии Белоруссии подписал Пётр Миронович Машеров. Ему же принадлежит и сам архитектурный эскиз Кургана Славы, который был возведен в 21 км от Минска в том месте, где в июле 1944 года в ходе наступательной операции “Багратион” в окружение попала 150‑тысячная группировка немецких войск группы армий “Центр”. Разгром этой группировки завершился 11 июля при участии партизан.
Сооружение Кургана Славы высотой 70,6 м, увенчанного скульптурой из четырёх штыков высотой 35,6 метра каждый, началось в ноябре 1967 года буквально на равном месте и стало всенародным делом. Тысячи людей приезжали и вёдрами носили землю. В 1969 году Курган Славы был торжественно открыт.
Когда сюда приезжал Фидель Кастро, я тоже обеспечивал безопасность. От подножия кургана, опоясывая его, к вершине ведут две бетонные лестницы, каждая из которых имеет 241 ступень.