обратном. Он тяжело сглатывает.
— Мама скончалась на прошлой неделе.
Комната начинает крениться, и Стелла хватает меня за локоть.
— Я… — прочищаю горло, — мне очень жаль это слышать.
Отступив назад, жестом приглашаю его зайти. Лео следует за мной в гостиную и садится на край стула.
— Не хочешь кофе? — интересуется Стелла. Она побледнела от потрясения, но ее внимание приковано ко мне, оценивая, насколько сокрушила эта ситуация меня.
— Нет, спасибо.
Усевшись на подлокотник дивана, она прижимается ближе и легонько кладет руку мне на затылок. Понятия не имею, для ее это успокоения или моего, но все равно ценю этот жест.
Лео поправляет очки на переносице.
— Мама хорошо о тебе отзывалась. Упоминала, что порой вы вместе ужинали.
— Да. Иногда. — Но этого было мало. Господи, когда я в последний раз разговаривал с Мэдди? Я съеживаюсь. Кажется, вечером, когда бушевала метель. Потом моим вниманием овладела Стелла, и походы в гости к соседке отодвинулись на второй план. Чувство вины оглушает меня. — Твоя мама была особенной.
— Да, так и есть, — натянуто улыбается Лео, ставя шкатулку на кофейный столик и подвигая ее ко мне. — Мама хотела, чтобы она была у тебя.
— Правда хотела?
Смотрю на шкатулку, не решаясь открыть, ведь это будет значить, что ее больше нет.
Лео терпеливо ждет. С дрожью в пальцах поднимаю крышку. Внутри лежат винтажные мужские наручные часы «Rolex» с циферблатом кремового цвета и золотым корпусом. За многие годы черный кожаный ремешок износился по бокам, и я осознал, что они принадлежали мужу Мэдди, отцу Лео. Тяжело вздохнув, возвращаю шкатулку обратно.
— Спасибо, но я не могу их принять. Это слишком… они принадлежат твоей семье.
С непреклонным выражением лица Лео качает головой.
— Если мама хотела, чтобы они оказались у тебя, значит, они принадлежат тебе. — Очевидно, он испытывает к матери нежные чувства. — Ты знал ее. Ей нравилось ваше общение.
Я смеюсь, но выходит как-то слабо, с болью в голосе.
— Порой она вселяла в меня ужас.
Он словно сдувается. В один миг.
— Она могла быть и такой. — Лео выпрямляется. — Прошу, с моего благословения, прими их.
— Откуда ты знаешь, что она хотела оставить их мне? — Сжимаю руки в кулаки. — Она говорила обо мне перед?..
Блядь, я сейчас сорвусь. Мэдди была моим другом. Более того, она поддерживала меня, как никто другой. Я со спокойной душой открывался ей, потому что она не касалась остальных аспектов моей жизни. А теперь ее не стало.
— Нет, — отвечает Лео, — она оставила записку…
— Записку, — резко перебиваю я, дрожь и ужас пронзают мое тело. — Неужели она… скажи, что она не… господи, нет. Не может быть…
Резко вскочив, отхожу от стола.
Озадаченное выражение лица Лео внезапно сменяется пониманием.
— Нет-нет, это был сердечный приступ. Она умерла во сне в загородном доме в Бока.
Я резко останавливаюсь. Душу захлестывает такое облегчение, будто меня окатили холодной водой.
— Ты говорил о записке…
— Прости, я не то имел в виду. — Лео грустно улыбается Стелле, наверное, потому что сейчас я похож на сумасшедшего, и выпрямляется. — Мама была помешана на списках. У нее есть — были — блокноты, заполненные только списками, от домашних счетов до планов на будущее. В прошлом году она перенесла легкий сердечный приступ. После этого стала составлять списки, описывая, кому и что хотела бы оставить.
Порывшись в кармане пиджака, он достает сложенный листок бумаги.
— Я переписал один из них. — Поправив очки, Лео зачитывает: — Джакс получает «Rolex» 69-года. Ему понравится это число, и еще он должен понять, что время — единственное, над чем мы не властны.
Покраснев как помидор, я невольно издаю горький смешок, который болью отдается в груди.
— Черт возьми, я буду по ней скучать.
— Я тоже. — Глаза Лео наполняются слезами. Быстро сморгнув их, он встает. — Мне нужно идти.
Странное чувство паники пробегает по коже, поселяясь внутри. Я хочу, чтобы он ушел. Желаю побыть в одиночестве и в тишине, находясь в своей постели. Уровень боли, которую я испытываю из-за потери друга, меня ошеломляет. И неважно, что мы редко виделись. А если бы на месте Лео оказался Скотти, сообщив мне о смерти Киллиана? Или Стеллы?
Чистый ужас настолько сильно проникает мне в душу, что начинает кружиться голова. Если я не умру раньше, этот день рано или поздно настанет. Я потеряю всех. Мэдди была права: так или иначе, у каждого истечет отведенное ему время. Пот тонкой струйкой стекает по моей спине, дыхание спирает. Я хмурюсь в попытке сосредоточиться. Лео что-то говорит мне, но я едва его слышу из-за шума в ушах.
— Могу я узнать у тебя еще кое-что? Ты знаешь Стеллу, которая живет в этом здании? Мама не знала ни фамилии, ни номера квартиры.
Стелла вскакивает, как будто ее ущипнули.
— Это я.
— О! — Парень по-настоящему краснеет, что никак не вяжется с его таинственным образом. Да и как он может не поддаться чарам Стеллы? Она — яркий свет в самую темную ночь. Лео протягивает ей руку, и они обмениваются рукопожатиями. — Приятно познакомиться. Мама кое-что оставила и тебе тоже.
— Но зачем? — С округлившимися от шока глазами она вцепляется в мою руку. — Мы всего лишь один раз обедали вместе.
— Что ж, — замечает Лео с ноткой иронии, — должно быть, встреча с тобой произвела на нее большое впечатление. Вообще-то, я оставил эту вещь в холле. — Он встает, и мы следуем за ним к двери. Лео возвращается с большой красной сумкой, от которой у Стеллы перехватывает дыхание. — Я подумал, что будет странно, если я позвоню в звонок и буду стоять с женской сумкой в руке, так что…
Он со смешком пожимает плечами и передает сумку Стелле. Та с трепетом берет ее и поглаживает неровную кожаную поверхность.
— Ух ты, это же «Биркин». — Стелла нервно облизывает губы, ее глаза наполняются слезами. — Просто вау.
— В маминой записке говорилось о том, что у каждой женщины должна быть потрясающая сумочка, и что она будет чудесно сочетаться с твоими волосами. — Лео с неким замешательством смотрит на яркие локоны Стеллы. — Не знаю, что она имела в виду.
Кнопка улыбается, ни капли не обидевшись.
— Зато я знаю. И она была права. — Стелла наклоняется и обнимает Лео. После секундного колебания он отвечает на объятия, издав при этом прерывистый вздох, как будто очень в этом нуждался. Взяв себя в руки, он отстраняется.
— Когда похороны? — спрашиваю я. Не хочу на них идти. Не хочу смотреть смерти в лицо и знать, что она ожидает