кладу ладонь на его руку, — малыш, посмотри на меня.
Наконец наши взгляды встречаются. В его глазах океан страданий. Боли и тревоги.
— Сделай глубокий вдох. — Джон таращится на меня, широко раскрыв глаза и тяжело дыша. Глажу его по руке. — Ради меня?
Сделав глубокий вдох, он с облегчением выдыхает и продолжает медленно дышать, пока я держу его за руку.
— Хочешь, чтобы я позвонила кому-нибудь? — спрашиваю, когда на его лицо понемногу возвращается здоровый румянец.
— Нет. — Он сжимает и разжимает кулаки. — Некому звонить.
Боже, его волосы взмокли от пота, а тело сотрясает мелкая дрожь, от которой он еще больше съеживается. Я хватаю с кресла плед и накидываю Джону на плечи. Он не противится, по всей вероятности, просто не замечает, что я делаю.
— Мне это не нравится. — У Джона такой отрешенный голос, будто говорит вовсе не он.
— Что тебе не нравится? — тихо интересуюсь я.
— Это, — отводя взгляд, отвечает он сквозь зубы. — Мне не нравится это… чувствовать.
— Что чувствовать?
— Нет, — качает он головой. — Мне вообще не нравится что-то чувствовать.
— Джон, ты несешь какую-то бессмыслицу. — Глажу его по руке. — Давай я позвоню твоему врачу…
— Не прикасайся ко мне, — рычит он, стряхивая мою руку. Сердце колотится как бешеное, я изумлена до глубины души. Тем временем Джон испепеляет меня взглядом. — Хватит. Меня. Опекать.
— Я не опекаю. — Падаю на задницу, когда он встает и уходит. — Я просто пытаюсь помочь.
— Мне не нужна помощь, — рявкает он, расхаживая по комнате. — Я не какой-то там проект.
Я тоже встаю.
— Я никогда такого не говорила. Но ты явно чем-то обеспокоен, и я хочу…
— Помочь? — прерывает Джон сухим тоном.
Жар переполняет грудь и растекается по щекам.
— И что плохого в желании тебе помочь? Как бы ты поступил, если бы увидел меня, свернувшуюся калачиком на полу? Не придал бы этому значения?
— Этого бы не произошло. — Проведя пальцами по мокрым волосам, он всплескивает в гневе руками. — У тебя бы не случилась паническая атака после приснившегося сна.
— Вполне могла случиться. Смотря какой сон.
Ничего не ответив, Джон замыкается в себе. Он так напряжен, что по телу то и дело пробегает дрожь.
— Ты в последнее время ходил на прием к доктору Аллен?
Он фыркает. В эту секунду я не узнаю Джона: он полон гнева и презрения ко мне.
— Ты чертовски хорошо осведомлена, что нет, — огрызается он. — Я же каждую минуту проводил с тобой.
Я резко выпрямляюсь.
— Даже не смей намекать на то, что я каким-то образом виновна в том, что ты забросил терапию. Я бы никогда не стала этому препятствовать. Ни за что.
Ссутулив плечи, Джон хватает и тянет за концы волос.
— Я знаю. Я не имел в виду… я не ходил, понятно? Забыл. Но не нужно напоминать мне, что я и здесь накосячил.
— Я и не… — делаю вдох. Спокойно. Не давить. — Теперь ты в норме?
Хочется обнять его, но не решаюсь, пока Джон в таком настроении.
— В норме, — отзывается он, пряча глаза.
— Джон…
— Да пошло все в задницу, — кричит он, поворачиваясь ко мне с безумным взглядом. — Я не в норме. Я облажался. И ты ничего не сможешь с этим поделать.
Не знаю, как быть и что сказать. Мне ужасно хочется плакать, но я не стану. Просто не позволит гордость. Только вот парень видит меня насквозь.
Он сжимает челюсть и проводит рукой по лицу.
— Прости. Я не должен был позволить этому случиться.
Джон сверлит взглядом дыру в половицах и пожимает плечами, будто мысленно пытается отделаться от чего-то. У меня возникает предчувствие, что отделаться он хочет именно от меня.
— Случиться чему? — спрашиваю, боясь услышать ответ, но в то же время нуждаясь в нем.
В этот момент Джон поднимает голову.
— Вот этому, — указывает рукой на себя и меня. — Нашей попытке стать чем-то большим.
Как будто наши отношения — это нечто ужасное и неприемлемое. Ощущение такое, словно мне со всей силы вломили битой. В панике резко отступаю, схватившись за живот.
— Джон, не надо…
Однако он меня не слышит.
— Я совершил ошибку. Мне следовало быть умнее.
Комната плывет перед глазами, пытаюсь проморгаться, слушая его слова, в то время как разум отказывается верить в происходящее.
— Ты понимаешь? — прорывается сквозь шум в голове. — С тобой я становлюсь уязвимым. Больше не могу плевать на все. Ведь мне есть, что терять.
— Думаешь, я не понимаю? — хриплю я. — Считаешь, мне было легко открыться тебе? Еще как трудно. До сих пор. Но я только рада, что сделала это.
Джон вздрагивает.
— Я тоже. Но не могу справиться с этой болью, страхом. При мысли о том, что могу потерять тебя, что в мою дверь постучат и сообщат о твоей смерти… нет. — Он шумно выдыхает, проводя рукой по мокрым от пота волосам. — Я только вернулся к нормальной жизни. Было несладко, но я сумел навести порядок в голове.
Зашкаливающий пульс бьется в области шеи, отдаваясь в висках. Дрожащими пальцами касаюсь хаотично отбивающего ритм места. Кажется, заявления Джона кромсают меня на маленькие кусочки, поэтому странно, что мои пальцы не покрываются кровью.
— Не поступай так с нами. Не отталкивай меня.
Задаюсь вопросом, слушает ли он вообще. Джон продолжает обеспокоенно расхаживать туда-сюда. Знаю, он сейчас не в себе, но этот факт не облегчает мою боль. Поскольку независимо от того, что чувствует, его первый порыв — сбежать от меня.
— Я не стану гоняться за тобой, — произношу я безжизненным тоном. Боже, как же больно. И обидно. — Я всю жизнь гонялась за теми, кто должен был любить меня. Больше я так не поступлю. — Комок эмоций размером с кулак застревает где-то в груди, отчего я с трудом сглатываю. — И не должна была.
С застывшим и отстраненным выражением лица Джон останавливается и смотрит как будто сквозь меня.
— Именно это я и имел в виду. Тебе не стоит мириться со всем этим, включая меня.
— Я не знаю, как объяснить, насколько ты ошибаешься, — шепчу я.
— Потому что я не ошибаюсь. — Он прижимает кончики пальцев к векам и делает глубокий вдох, от которого вздымается грудь. Я лишь наблюдаю, как его одолевает и всеми силами удерживает собственное убеждение. Когда Джон снова смотрит на меня, все черты мужчины, который признался мне в любви, исчезают в мгновение. — Так будет лучше. Ты заслуживаешь того, кто станет заботиться о тебе, а мой удел — одиночество.
Одиночество. Похоже, мы оба на него обречены.
— И для собственного блага ты решил порвать